Битва славы / Glory's Fray

Он осознаёт, что не мог там оставаться.       Что-то происходит, он уверен. И это приводит его в ужас.       Пока Сайленсер скачет галопом по долине, мысли Кайло уносятся прочь. Гнев, который он хранил годами, поднимается в нём, вспенивается и бурлит, пока мысли перемешиваются, рассыпаются и обретают новые формы, подобные её.       Вздохнув, он качает головой, взмахивая поводьями и заставляя Сайленсера взять крен. Воздух заставляет глаза слезиться, но он не осмеливается закрыть их, сосредотачиваясь на том, как они жалят его, на боли между ног от жёсткой и энергичной езды. Так он наказывает себя, убегает и отвлекается от боли.       Под влиянием гнева он корит себя за блуждающие мысли и затянувшиеся взгляды. Изящный изгиб шеи, мягкую округлость щёк, кипящее удивление в глазах.       Он немедленно отгоняет эти образы, пытаясь вместо этого сосредоточиться на стуке копыт Сайленсера, вторящими стуку его сердца. Кайло наблюдает за зеленью и жёлтыми отблесками проносящихся мимо ферм, ощущает свежий летний воздух и распахивает рот, чтобы вдохнуть, даже когда кислород проникает в самые далёкие глубины его лёгких.       Он должен помнить, ради чего всё это. И сейчас, пока у него есть свобода, он должен забыть о той, что ждёт его в этом холодном, пустом доме.

***

Рей подкидывает мешочек на ладони, чувствуя, как монеты перекатываются под тканью и щекочут ей пальцы. Войти в комнату нового хозяина легче, когда его там нет. Хотя это возвращает её к воспоминаниям, к которым она бы предпочла не возвращаться.       Она быстро направляется к комоду, пройдя мимо большой кровати, и меняет монеты на пустую миску. Рей рассуждает, что это, должно быть, его кошелёк, и возможно, там, куда он направился, нет ничего, что можно было бы купить, кроме нескольких минут на свежем воздухе.       Воздух и правда потрясающий, освежающий как внутри виллы, так и снаружи её стен. Её нос буквально ощущает что-то свежее и тёплое, пропитанное жизнью, и Рей чувствует, как её кровь бурлит от удовольствия при мыслях об этом. За все свои дни рабства в Египте она не осознавала, что может так сильно наслаждаться солнечным светом. Мрачная мысль — думать, что быть рабом под римским солнцем предпочтительнее.       Взяв ведро с кухни, Рей наполняет его водой из колодца во дворе. В отличие от колодцев на её родине, этот высокий, выложенный из камня. Во рту внезапно пересыхает, и она делает большие глотки, задыхаясь от прохлады и свежести напитка, льющегося по горлу.       После того, как она опустошает половину ведра, девушка моет миску и возвращает её на место и возвращается в конюшню, покачивая ведром с водой.       Поставив его на стол, Рей хлопает в ладоши, потирая их друг об друга. Её охватывает странное чувство нетерпения. Её мышцы жаждут активности, руки хотят делать то, что она умеет. Она смотрит на инструменты с блеском в глазах, для удобства отыскав кисть.       Хоть вилла и не относится к сельскохозяйственным угодьям, Рей есть на чём сконцентрироваться. Рабыня собирает старое оборудование в охапку и выносит на траву, затем приносит туда же ведро, и, наконец, конопляное полотно, лежащее меж стеллажей. Она расстилает его на траве и садится, наслаждаясь теплом солнечного света и тем, как трава покалывает её обнажённые ноги.       Она не торопится, любуясь инструментами. Большинство инструментов её старого хозяина, Ункара Платта, нужны были чтобы управлять его подданными, или, скорее, теми, кого он захватил во время их рабства по контракту. Те инструменты были уродливы по сравнению с нынешними, с их более плавными формами, предназначенными для ремонта, выращивания и ухода за животными.       Сделав примерно половину Рей вздыхает, глядя на умиротворяющие виды холмов. Лёгкая улыбка появляется на губах у девушки, сжатая пружина внутри неё начинает понемногу расслабляться. В одиночестве дышать становится легче…       Пока позади неё не раздаётся шорох.       Реакция следует мгновенно.       Схватив отполированный крюк с его места на ткани, Рей вскакивает на ноги и поворачивается на звук, размахивая острым лезвием.       Низкорослый мужчина с чертами лица, как у мальчишки, сглатывает, когда она приставляет лезвие к его горлу. Тёмные глаза становятся круглыми от страха.       Взгляд Рей становится жёстче при виде его чистого, чопорного наряда.       Ещё один римлянин? Её больше никуда не повезут.       Ей есть что сказать по этому поводу, но она не произносит ни слова.       Кожаная туника мужчины колышется, когда он поднимает руки. Его пальцы дрожат, пока он не прячет их.       — Ego nuntium pertinent Dominus Ren, — заикается он.       Рей чуть опускает крюк.       Ни одно из слов не звучит знакомо, кроме одного.       — Рен? — вторит она.       Мужчина кивает, и тянет руку к тунике. Девушка вновь поднимает крюк, но расслабляется, когда он вытаскивает свиток пергамента. Римлянин продолжает говорить, но Рей не понимает, и с терпеливым вздохом стучит себя по уху, качая головой.       — Я не понимаю, — бормочет она по-гречески.       — Ах, — мужчина вздрагивает, облизнув губы. Он указывает на неё свитком.       — Я… Мой греческий не так уж хорош.       Он показывает рукой на себя.       — Я — посыльный. Митака.       При этих словах рука Рей безвольно падает.       — Ты — раб?       Он бросает на неё странный, почти укоризненный взгляд.       — Нет. Я — слуга Рима и господина Рена.       Его взгляд скользит в сторону дома.       — Где?       — Катается, — отвечает девушка. Когда Митака, кажется, не понимает её, она указывает на конюшню и пустые стойла.       Его хмурый взгляд становится глубже из-за беспокойства и озабоченности, прежде чем он поворачивается обратно к Рей, обводя взглядом её лицо. Мужчина открывает рот, чтобы сказать что-то, но затем закрывает его, и быстро убегает в дом с розовым румянцем на шее.       Рей провожает его взглядом, гадая, что же за свиток это мог быть.       Этот мужчина сказал, что он слуга Рима. Мог ли он работать на императора? Какие дела могли быть у Рена с римским слугой, если он жил за городом? Он упоминал, что сам император «подарил» её господину. Может, Рен — его родственник? А может, сенатор в отставке?       Что ж, каким бы ни было это дело, она знает, что оно хорошо оплачивается, учитывая монеты, которые Рен оставляет брошенными. В конце концов она узнает.       Эта мысль всё ещё занимает Рей, когда она заканчивает работать. Солнце опустилось низко, окрасив небо в мириады оттенков охры и золота. К этому времени девушка успела заняться уборкой конюшни. Ей не терпится увидеть, как обрадуется Сайленсер при виде сена, которое она замела в его стойло.       Равномерный стук копыт приближается, и Рей появляется в дверях как раз вовремя, чтобы увидеть, как Асока с Люкс входят внутрь.       — С возвращением, — приветствует женщину Рей, улыбаясь и жаждая похвалу.       Асока спешивается, через её грудь перекинута сумка. Она кивает.       — Спасибо.       Её взгляд падает на ноги Рей в их ужасном состоянии, и она морщится.       — Вымой ноги и встретимся в покоях. У меня есть вещей, которые, как мне кажется, тебе понравятся.       После того, как Асока выходит, рабыня откладывает метлу и хватает ведро. Ей так не терпится, что она отмывает ноги голыми руками, прежде чем поспешить за женщиной.       Когда она входит, служанка раскладывает на кровати множество вещей.       — Это должно подойти. Мы одного роста.       Рей подходит, разглядывая одежду, освещённую розовым светом из окна. Её пальцы тянутся к бежевой ткани, чтобы погладить её, и поражается мягкости.       — Так красиво.       Брови Асоки разглаживаются, и она расплывается в улыбке.       — Примерь вот это.       Она помогает Рей избавиться от тоги. Шёлк соскальзывает с фигуры девушки на пол. Рей дрожит, обнажённая, прежде чем Асока протягивает ей два куска ткани. Рабыня натягивает одну между ног, а другую обвязывает вокруг груди, прежде чем скользнуть в мягкую ткань своих новых одеяний.       Глаза женщины оценивающе осматривают Рей.       — Подожди здесь, — командует она.       Девушка кивает и замирает, снова и снова проводя руками по юбке, пока Асока не возвращается с маленьким зеркальцем.       — Смотри.       О, и Рей смотрит. Смотрит на грязь на своей щеке, на беспорядок причёски, но также отмечает и небольшой вырез платья, то, как оно облегает её талию, как оставляет открытыми руки и плечи. Смотрит и не может не восхититься своим внезапным превращением в римлянку.       — Я попыталась угадать размер твоих ног, — продолжает Асока, протягивая руку с парой мягких кожаных сандалий.       — Надеюсь, это поможет сохранить тебе ноги в чистоте.       Рей улыбается, глаза щиплет, пока он сжимает обувь в руке. По крайней мере, в этом чужом месте две вещи — произносимые на коптском слова и сандалии — знакомы.       — Благодарю, Асока.       — Не нужно меня благодарить.       Протянув руку, чтобы взять выбившуюся из-за уха прядь, она задумчиво изучает её.       — Хм-м. Повернись. Хочу попробовать кое-что.       Рей без вопросов повинуется, поворачиваясь на каблуках и вздрагивает ощущения пальцев Асоки, распутывающих её волосы. Иногда она дёргает их слишком грубо для чувствительной кожи головы девушки, но в конце концов отпускает их, и они падают, рассыпаясь по плечам рабыни.       — У тебя густые волосы, — хвалит её женщина, нежно расчёсывая пальцами оставшиеся колтуны.       Рей вздыхает, потерявшись в ощущениях. Никто никогда раньше не делал для неё ничего подобного, да и не говорил тоже. По крайней мере, она такого не помнит. Странное ощущение комфорта и интимности момента согревают её до кончиков пальцев.       — Спасибо. Я думаю, твои волосы тоже очень красивые.       — Сама отращивала, — шутит Асока, беря одну из резинок и стягивая верхнюю часть волос Рей. Она завязывает их в хвост, чтобы пряди не лезли в глаза. Тем не менее оставшиеся волосы красиво обрамляют лицо.       — Вот так.       Она разворачивает Рей и облизывает большой палец, чтобы стереть грязь с щеки рабыни. Глаза девушки смотрят на неё снизу-вверх, и на мгновение Асока чувствует, как в груди разливается острая тоска. Она заставляет себя тепло улыбнуться.       — Идеально.       Внезапная волна благодарности захлёстывает Рей, и она обнимает женщину за талию, заключая ту в крепкие объятия.       Асока хихикает, похлопывая рабыню по плечу, и отстраняется. Рей, в равной степени смущённая и стремящаяся двигаться дальше, надевает обувь. Они идеально подходят, и женщины направляются в атриум.       Оказавшись в зале, они слышат низкие голоса, эхом отражающиеся от стен. Асока выпрямляется.       — Ох. Я и не слышала, как он вернулся.       Рей выглядывает из-за плеча служанки и видит Рена, отчитывающего Митаку. Его римский быстр и благозвучен, и отдаётся в ушах Рей таинственным эхом. Он, кажется, чем-то рассержен, и резко жестикулирует, пока Асока не откашливается.       Кайло прерывает свою тираду и видит в дверях свою главную слугу, уже готов потребовать, чтобы она ушла, пока не видит Рей.       Она выходит и встаёт рядом с Асокой. Её волосы распущены, а тело скрыто простой столой. Юбка ниспадает до голеней, а маленькие ножки Рей обтянуты сандалиями с ремешками.       Девушка настороженно наблюдает за ним, чувствуя, как пристальный взгляд мужчины скользит по её новому наряду, и странное тепло зарождается у неё в животе. Кайло моргает, будто ошеломлённый, и спроваживает Митаку взмахом руки. Он не утруждает себя тем, чтобы проводить мужчину, и приближается к женщинам. Его глаза прикованы к Рей.       Тень мужчины накрывает Рей, пока он изучает её черты. Затем Рен приоткрывает губы, и снова сжимает их.       — Хорошая работа, Асока.       — Молодой господин, — произносит она, склонив голову.       Кайло смотрит на неё, протягивая свиток.       — Отнеси это в мои покои.       Когда женщина повинуется, Рей замечает, что печать сломана, а папирус слегка помят. А потом они остаются одни в тусклом свете атриума.       Его взор падает на неё.       — Ты убрала конюшни.       Он заметил.       — Да, господин Рен.       — Хм-м.       Он кивает, по-видимому, довольный. Медленно, он протягивает руку, чтобы оттянуть свободную ткань на бедре девушки, пропуская юбку между пальцами, и внимательно смотря на то место, где ткань соприкасается с рукой.       — Да… Так намного лучше, — тихий глубокий шёпот, достигает ушей Рей.       Сердце начинает бешено колотиться. Жар, исходящий от его тела, как второе солнце. Пьянящий аромат природы и чего-то ещё обволакивает её, превращая реальность в лихорадочную дрожь.       Рен быстро разжимает хватку и делает шаг назад.       — Принеси тогу в мои покои после ужина. Я распоряжусь, чтобы от неё избавились.       С этими словами он разворачивается и сильным взмахом руки отодвигает занавеску, ведущую в красную комнату, и исчезает в глубине дома. А Рей остаётся стоять в тишине, одиночестве, и с лёгким головокружением.