Фениксы бывают разные

Предупреждать Аргела Тала о ещё одном аспекте слияния пламени Сиода не стал. У того и так своей головной боли хватает, а перед Ксафеном потом можно извиниться самому. Объединяя дар, Пирриды раскрывали друг другу мысли, чувства, память. И сейчас псайкер-феникс словно рухнул в чужие жизни. В полной мере осознать воспоминания Ингари он не мог. Хранительница даже не пыталась закрываться, наоборот, она щедро делилась тем, что ей казалось важным, но это было похоже на яркие иллюстрации к неизвестному фантастическому роману. Безмерно красивые и еле понятные. Цельность и связность они начали обретать только тогда, когда огненная дева стала спутницей астартес. Зато память Ксафена затягивала, заставляла проживать не своё. Сиода закусил губу, чтобы не дёрнуться, не начать отплёвываться, когда астартес на затерянном в варпе корабле ели мёртвого товарища. Он видел и чувствовал тоску и отчаяние Ксафена, и то, как капеллан всё равно подбадривал братьев, клялся, что они справятся и вернутся домой. Потом Гал Ворбак кто в шутку, а кто и всерьёз звали его провидцем, мол, ты-то всегда знал, как оно будет, и Ксафен улыбался в ответ. Как бы сказали Железные Воины, этот парень достоин нести факел, не зря его Хранительницей стала дух пламени. Железные Воины мелькнули каким-то диссонансом, вклейкой из другой книги. Ксафен не слишком-то общался с кем-то из них, чтобы знать такие тонкости старой олимпийской культуры. Тут же царапающее ощущение сгладилось, и Сиода снова всматривался, вчитывался, вживался в чужое прошлое. Видел, как астартес и демонесса пытались понять друг друга. Чуть не заорал, переживая мутацию – не жуткое перерождение плоти, убивающее тело и разум, нечто намного более щадящее и давно ожидаемое, но всё равно пугающее. А потом, едва придя в себя, капеллан поспешил к братьям – утешать, успокаивать, кого-то держать, пока не прекратятся судороги. Молиться и шутить вперемешку, лишь бы им стало легче. Варп, этот парень начинал ему нравиться. Ксафен пошевельнулся, и Сиода замер, прикидывая, не придётся ли удерживать согреваемого. Но нет, тот сам крепче прижался к источнику тепла, обнял, ероша перья. Феникс не знал, кто из них двоих сейчас контролирует тело, Ксафен или Ингари, но хотя бы кому-то одному происходящее явно нравилось. А потом он снова соскользнул в чужую память. В сражения, поиски истины, победы и потери, тянувшие за собой совсем другие места и воспоминания, совсем другую жизнь. За ритуалистикой вставали Исчисления. Вместо колхидских пейзажей он видел пирамиды Тизки и бескрайнюю пустыню вокруг неё. Он возвращался к себе. К лицам друзей, к своим триумфам, к стажировке на флагмане Четвёртого, к интригам и исследованиям Песеджета. И к тому, как всё это обратилось в прах. К падающему Канис Вертекс. «Ты не справился. Ты не смог их спасти». Калофису понадобилось всё самообладание, чтобы целительное пламя не стало удушающим. Ненависть требовала действовать. Уничтожить врагов. Раствориться в огне, чтобы не думать, не помнить, что твой бой уже проигран и осыпался пеплом. Ненависть, пылающая ненависть к примарху Руссу… и к отцу, предавшему Легион и родной мир. - Мы его убьём? – промурлыкала Ингари, не уточняя, кого именно из примархов она имеет в виду. Вопрос заставил его опомниться. Ощутить, как Ксафен гладит его по лицу, стирая с перьев слёзы, понять, что слова Хранительницы тоже были своеобразным сочувствием. - Всё хорошо, - выдохнул он, - Я вспомнил, но это ничего. Лежим, вам ещё нужно набираться сил. Разумеется, Ксафен ни секунды не поверил во «всё хорошо», сейчас, когда их разумы были связаны, они прекрасно чувствовали эмоции друг друга. Но спорить не стал, и хвала Изиде. Прежде чем капеллан убрал руку, Калофис легонько поцеловал его в середину ладони. В ответ ему пригладили встопорщившиеся перья. А потом они снова замерли, обнимая друг друга и деля на двоих весёлую неловкость. Уже не прошлое, а настоящее. Погрузиться заново в транс, вглядываясь в чужую память, не получилось. Может, Ксафен и не был в полном смысле псайкером, но психическая защита у него была не хуже, чем у Атенейца. Стоило ему очнуться, и его воспоминания точно отгородились хрустальной стеной. Отчасти Калофис об этом жалел – думать о своей жизни ему сейчас не хотелось абсолютно, а в знаниях Несущего Слово могло найтись кое-что полезное. - Ты можешь спросить о том, что тебе интересно, - мягко произнёс Ксафен, - Ты спас мне жизнь, и я в долгу перед тобой. Не так много того, что я не расскажу по твоей просьбе. - Как проводят ритуал воскрешения с фениксом? – судя по тому, что Калофис успел увидеть в памяти капеллана, Семнадцатый Легион не просто не чурался жертвоприношений, а всячески совершенствовал это своеобразное искусство. И слова Аргела Тала «я надеялся, что легендарная птица мне поможет» звучали не то очень наивно, не то очень обтекаемо. - Ну, сам я никогда этого не проверял, но если верить книгам, нужно поймать феникса и принести его в жертву, в идеале рядом с трупом или на месте гибели воскрешаемого, но Лакшмиани пишет, что это относится к ловле феникса – они нередко прилетают на погребальные костры, а если птица у вас уже есть, то проводить ритуал можно где уго... Стой, но ты же не в этом смысле феникс! Аргел не может… - Твой Аргел действовал наугад, меняя планы на ходу, - лениво откликнулся Калофис, - Ты же видел, он поделился со мной водой, как только понял, что я разумный. Мне просто было интересно, что он собирался делать, окажись я именно птицей. Да, извини за статуэтки. Мне было скучно, а книги были на колхидском, да и я бы не рискнул их трогать. В памяти живо всплыли полгода после пробуждения дара, когда он почти не мог взять в руки что-то бумажное. Для мальчишки это время стало серьёзным испытанием. - Ты извиняешься за прекрасную мистерию? В этих статуэтках нет ничего священного, это просто моя коллекция, и я рад, что она помогла тебе развеять скуку. Надеюсь ещё как-нибудь увидеть, как ты заставлял читательницу ходить. - С удовольствием покажу – в обмен на ещё один вопрос, - этот шутливый разговор грел душу. Особенно тем, как легко собеседник подхватил твой тон, мол, за такое зрелище не жалко и четырёх вопросов. - С меня и одного хватит. Я так и не понял, почему ты не появлялся без шлема после того, как… изменился. Никто бы не назвал тебя мутантом. - Мне бы пришлось объяснять, почему у меня совсем другие черты лица, - медленно начал Ксафен, - На корабле всё ещё были кустодии, так что это было просто опасно. А к тому же… огненная копна волос и пламя изо рта, когда я говорю, вызвали бы некоторые вопросы даже у наших. Это больше иллюзия, чем настоящий огонь, но выглядит довольно жутко. Калофис прищурился, разглядывая лицо собеседника в отблесках собственного пламени. Сбегающие на плечи огненные кудри действительно смотрелись. - Твои братья ничего не понимают в красоте, - вздохнул он.