***
Вану было одиннадцать. Несмотря на наказ отца, он тихо вошел в кабинет и первое время не мог привыкнуть к темноте. Единственным источником света была настольная лампа, рядом с которой, сильно сгорбившись, сидел Джон Ямано. — Что ты делаешь, пап? — спросил Ван, подойдя ближе. На столе лежали какие-то детали, инструменты, чертеж. — Да так, ерунда, — Джон с улыбкой махнул рукой, Ван видел свое удивленное лицо в стеклах его очков. — Это тебе подарок. Его будут звать Ахиллес. — Кто такой Ахиллес? — Это великий воин прошлого. Мать сделала его неуязвимым, но было у него одно слабое место. Вот здесь, — отец указал себе на пятку, подняв ногу. — Туда его поразила стрела. Ван тут же перевел взгляд обратно на чертеж. Он еще ничего не понимал, но ему уже хотелось увидеть этого Ахиллеса.***
Ван поставил робота на стол и, сам не понимая этого, улыбнулся. Раз уж даже у такого великого воина было слабое место, оно есть и у системы Кайдо.***
Домой Ван возвращался почти в ночь. Улицы Токио горели, все сверкало и сияло: вывески магазинов, фары мчащихся автомобилей, реклама, окна домов. Ямано жил в квартире на самом последнем этаже, которую купил сам после смерти матери. В старом доме все напоминало о ней, и ему казалось, что она сейчас вернется, а порой вечерами распространялся запах карри или жареной рыбы. Невозможно. Жить было невозможно. Ван сменил обстановку на тесную квартирку с новой мебелью. Раздумывая о своëм новом жилище, Ямано не заметил, проходя мимо тëмного переулка, хрупкую женскую фигуру. Однако незнакомка прервала поток его мыслей самым наглым образом, точнее схватила за рукав и резко потянула на себя. — Ван Ямано? — спросила она хрипло, будто после долгого бега ещё не смогла до конца совладать со своим голосом. Ван не успел ответить, как женщина продолжила, скорее всего, даже не нуждалась в подтверждении своей догадки, но не знала как иначе начать разговор. — Слушай меня внимательно. Возможно, ты плохо меня помнишь, мой дорогой, но я Рина Ричардсон, секретарь твоего отца, — она ошибалась. Ван хорошо помнил тогда ещё совсем молодую Рину, еë добрую улыбку, ласковый голос, произносивший вечно в их разговорах «мой дорогой». Сквозь тьму переулка Ямано не мог хорошо разглядеть женщину, но где-то в глубине души уже понимал, что это она. Те же очки, те же тëплые нотки в голосе. — Мисс Ричардсон… Но… Вы же… А ещё Ван помнил, что она разбилась в той же авиакатастрофе, что и отец. Они летели вместе. Однако воспоминания уже настойчиво твердили: «Это Рина, это точно она», — а здравый смысл молчал, на то он и здравый. — Твой отец любил капучино из «Старбакса», мечтал о старом «Форде» и подарил тебе Ахиллеса, — ответила Рина, ни разу не поколебавшись. Это была абсолютная правда, неизвестная отчасти даже его жене. — В той, скажем так, катастрофе мы с мистером Ямано выжили. Не буду вдаваться в подробности, у меня мало времени, но я попрошу тебя об одной услуге. Рина вынула из кармана что-то маленькое и вложила в ладонь Вана. — Здесь гибель всего человечества и маленький секрет Кайдо. Распорядись этим грамотно. Где-то вдали, сквозь шум машин и гомон людской толпы, послышалась полицейская сирена. Рина напряглась. — Я думала, у нас будет ещё время. Жаль, что ты переехал, мой дорогой, я слишком много времени потратила, чтобы разыскать тебя. Этого разговора не было. Рина убежала дальше по переулку, а Ван засунул нечто, что она окрестила гибелью человечества, в карман джинс и отправился домой. Голова шла кругом. Ямано чувствовал, что у него выбили землю из-под ног. Он был уверен в том, что отец и Рина погибли больше, чем в том что два плюс два равно четыре. Хотя, если подумать об авиакатастрофе, которая произошла десять лет назад, находилось множество несостыковок. В силу возраста и накатившего отчаяния Ван не размышлял об этом. Отца нет — и всë. Но… Но об авиакатастрофе, где погибло столько учëных, довольно быстро забыли. Всего пара выпусков в новостях, странная запись с чëрного ящика, неподробная съëмка с места крушения. Возможно ли, что это всë инсценировка? Несколько журналистов уже выдвигало подобные теории, но впоследствии они отказывались от своих слов, находя новые аргументы против. Полиция официально заявила, что катастрофа была, и неверующие окончательно успокоились или ушли в подполье, потому что слишком уж большим был авторитет главы — Шейна Осгуда. Зайдя в маленькую прихожую, заставленную коробками со всяким хламом, который давно пора выбросить, Ван включил свет. Единственная лампа под потолком часто мигала, но работу свою выполняла хорошо. Ямано вынул непонятную вещь, данную Риной, и долго разглядывал. Это был небольшой пузырëк из толстого стекла с горстью таблеток внутри. Ничего необычного, как казалось на первый взгляд. Убрав «подарок» в карман домашних брюк, в которые успел переодеться, Ван вышел в узкий коридор, а затем на кухню. Если бы только мать, приверженец домашней еды, знала, что в двадцать девять Ван будет питаться чем попало, еë бы хватил удар. Ямано не мог ещё готовить сам, не вспоминая о ней. Да и времени и сил не всегда хватало. Внезапный телефонный звонок отогнал мысли. Взяв телефон одной рукой, мужчина быстро посмотрел на дисплей — начальство. — Да, мистер Аэрон, — ответил Ван. После смерти Шейна Осгуда главой полиции стал Дэвин Аэрон, человек невероятно спокойный и сдержанный, редко бывающий в плохом расположении духа. Он был полной противоположностью экспрессивному Осгуду, но при этом являлся ставленником Кайдо. — Мистер Ямано, Вы наверное уже ушли, — на том конце послышался негромкий, но твëрдый низкий голос. — Хотел сказать, что отчëт по делу об убийстве тех трëх человек на Камадзава Дори я жду послезавтра. — Хорошо. Ван повесил трубку. Отчëт был уже почти готов, так что сокращение сроков на два дня не было препятствием.***
Ночью спать не хотелось. Ван лежал на жëсткой кровати, смотря на то, как на потолке появлялись участки света от фар проезжавших автомобилей. День был настолько странный, что отключить мысли и заснуть казалось невыполнимой миссией. Что делать с капсулой? Что произошло тогда с самолётом, на котором летел отец? Вопросов очень много, а вот ответов нет совсем. Немного погодя Ван резко подорвался с кровати, взял пузырëк и отставил его подальше в шкаф. Раз нет подарка от Рины, то нет и всего остального. Однако не помогло. В стараниях убедить себя, что ничего не было, Ямано провëл много времени, ворочась в кровати. Прошло, казалось, несколько часов, но, взглянув на время, Ван понял, что всего два. Он накрылся подушкой, прижал к себе одеяло и, не выдержав, открыл шкаф. Пузырëк, вопреки ожиданиям, стоял на месте. Чëрт! Ямано занëс руку, чтобы разбить его, но не решился. Сам устрашился своего желания уничтожить то, что доверил ему отец. Как Ван мог вообще отрицать, что он жив? Дурацкая ситуация, вообще ничего не понять! Он почувствовал, как к ушам приливает кровь от злости. Хотелось что-то пнуть, что-то бросить об стену со всей силы. Под руку как раз кстати подвернулся стакан, Ван принëс его в жертву собственной ярости, и это помогло. Звон разбившегося стекла немного отрезвил. Уже светало. Небо стало приобретать желтоватые оттенки, засверкали зеркальные небоскрёбы, отражая первые ещё робкие лучи. Ложиться спать не было смысла, хотя голова кипела, а от раздумий о новом дне руки опускались. Ван чувствовал себя опустошëнным. Он смирился с ситуацией, но это ему не нравилось. Нужно было действовать.