– Заперлась сестра в каменных стенах.
Спит уже давно младший брат на дне.
Старший гордый брат пляшет на огнях.
А тебе лежать во сырой земле.
Море тумана разлилось вокруг дома, скрывая собой траву, забор, часть мушмулы. Лишь между гостьей и колдуном оставалось пустое пространство. Яростно разметались её седые локоны. Затрепетали полы платья.– Не сбежать уже. Не соврать судьбе.
Пей, не пей – одно, зелья не спасут.
Ни какой другой сильной волошбе
Уберечь нельзя, ведь тебя там ждут.
Левая ладонь опустилась на плечо Эзгиля, и Агате показалось, что хрупкая рука незнакомки была сравнима по тяжести с чугуном. Сердце ведьмы забилось быстрее.– На рассвете сам убедишься ты,
Что пришла пора и слова не ложь.
Горька весть моя, всё внутри болит.
На рассвете ты, Эзгильван, умрёшь.
Туман поглотил фигуры. Агата вскочила. Она начала продвигаться в их сторону, но шаги её были неуверенными. Кровь зашумела в висках. По коже побежали мурашки. Этот короткий путь отчего-то занял больше времени, чем должен. Когда Агата наконец добралась, картина начала проясняться. Туман в спешке начал уползать, словно пытался нагнать скрывшуюся незнакомку. Колдун стоял, преклонив одно колено и тяжело опёршись на трость. Голова его была опущена. Когда он поднял подбородок, глаза его высматривали ещё что-то вдали. Невероятная тоска скопилась внутри него, выбив воздух. Он шумно вздохнул. – Дядя Эзгиль, – несмело позвала Агата. Старик обернулся. Девушка подала ему руку, чтобы он смог встать. Ноги мало слушались его. – Помоги мне добраться до моего кабинета, – попросил Эзгильван, и голос его надтреснул. Стоило им войти в дом, как Агата заметила столпившихся призраков. Четыре фигуры молча проводили их взглядом. Четыре фигуры переглядывались, понимая, что грядёт. Колдун поблагодарил Агату. На секунду впав в оцепенение, он содрогнулся. Крепко обнял ведьму, не в силах совладать с нахлынувшим страхом. Но и сама девушка, проникшись чем-то пугающим, ощутила острое желание спрятаться от мира в объятьях родного человека. Эзгиль с трудом разжал руки, отступая назад. – Агата, я солгу, если не скажу, что было время, когда я ждал этого дня. Но с твоим появлением всё изменилось. Я не боюсь… не боюсь за себя. Я лишь жалею, что не смог дать всего то, чем владею сам, – с горечью произнёс старый колдун. Девушка почувствовала, как подступившие слёзы рвутся наружу. Эзгиль покачал головой и стёр часть из них, что всё-таки стекли по щекам. – Вещи ломаются. Горы выветриваются. Что говорить уж о людях? – он грустно улыбнулся и бросил взгляд в сторону окна. – У нас есть ещё несколько часов. Нужно провести их с пользой. Ну же, Воронёнок, соберись. Ведьма отвернулась и закусила губу, пытаясь унять внутреннюю дрожь. Металлический вкус, появившийся вдруг, несколько отрезвил. – Что… Что ты собираешься делать? – спросила она. – У тебя есть какая-нибудь просьба? – Да. Сейчас я бы не отказался от чашки хорошего чая. Завари его. А я должен закончить свою главу в гримуаре. – Да, хорошо, – тихо ответила Агата, покидая кабинет. В её душе всё рвалось на части. Призраки проследовали за ней в кухню, неустанно наблюдая за каждым её движением. Словно стервятники. – Что вам надо? – зло прошипела девушка. – Пойдите прочь. – Старик совсем скоро… – Прочь! – рявкнула Агата, хватая со стены веточку полыни и, растерев в пыль, дунула в их сторону. Фигуры отшатнулись, болезненно морщась. И всё-таки удалились, тихо переговариваясь. Вернувшись в кабинет, девушка обнаружила Эзгиля за его письменным столом, что-то сосредоточено записывающего. Вокруг него были разложены бумаги, письма. Часть была запечатана. Колдун торопливо заполнял страницы гримуара. Он поднял голову и, мягко улыбнувшись, поблагодарил за чай. Больше не было страха в глазах. – Я… – взгляд Агаты беспорядочно забродил по комнате. – Надеюсь, ты не будешь в обиде на меня, если я попрошу тебя ненадолго меня оставить одного. Мне нужно собраться с мыслями, – попросил старик, продолжая записывать строчка за строчкой. – Да, конечно. На цыпочках девушка выскользнула в коридор, прикрывая за собой дверь. На нетвёрдых ногах она добралась до кухни и после долго сидела, глядя в пустоту и обнимая ладонями чашку с остывающим чаем. Агата вздрогнула, когда услышала знакомые шаги. Эзгиль показался в проёме двери. – Дядя, пожалуйста, объясни мне, – в её голосе звучала растерянность, граничащая со слезами. – Объясни мне, кто эта женщина и почему она предсказала тебе гибель? – Это банши, покровительница рода Браунов. Издавна этот дух является всем членам семьи, перед смертью. Её слова нельзя поставить под сомненья: коль она явилась, то непременно случится то, что она изрекла. Мужчина сел за стол, ставя опустевшую чашку. – Скажи, ты видела её или слышала лишь голос? – поинтересовался он, стараясь несколько отвести мысли от размышлений о грядущем. – Видела и слышала. Не только сегодня, но и за несколько дней до этого. Эзгиль удивлённо приподнял брови. – Интересно, очень интересно. Видимо, осколок души, отданный на откуп смерти, оказал такое влияние. Они замолчали. Оба думали об одном. Оба не желали озвучивать свои чувства. – Агата, пока ещё есть время, я бы хотел обсудить с тобой твоё прошлое и будущее. Я должен показать тебе несколько документов, что я приготовил. Ведьма проследовала за ним в его кабинет, где на столе было разложено в несколько конвертов. – Это письмо для банка. Я оставил небольшой вклад, который ты сможешь получить при предъявлении этого письма, – Эзгиль указал на то, что лежало с краю. – Письмо для Коллегии чародеев, колдунов, ведьм и ведуний. Кто знает, быть может, когда-нибудь ты захочешь обратиться к ним. С моими рекомендациями у тебя есть шанс заполучить их внимание, – старик постучал пальцем по голубому конверту, запечатанному сургучной печатью. – Письмо для Талии. Будь осторожна с ним. Если тебе случится быть в ущелье Моррайк, я бы хотел, чтобы она получила от меня эту весточку напоследок, – колдун поднял письмо, показывая, что оно объёмно и скрывает в себе какой-то предмет, смутно угадывающийся на просвет свечи, стоящей на столе. – Твоё письмо, Агата. Не открывай его до тех пор, пока не возникнет крайняя нужда в моём совете в тяжёлые времена. Девушка задержала взгляд на последнем конверте. Ей показалось, что стоит прочесть это послание прямо сейчас, ибо сердце её разбивалось на мелкие куски, а разум не был готов поверить во всё происходящие до конца. Девушка почувствовала, что Эзгиль взял её руку в свои, слегка сжимая. – Агата, все эти годы я пытался решить одну загадку, но, увы, след её оборвался много лет назад, – начал колдун. – Я пытался узнать, что стало с семейством Болман. Много лет назад я ездил в соседние города, расспрашивал. И если отбросить все явные выдумки, всё сложилось крайне печально. Девушка буквально обратилась в слух, стремясь запомнить всё, что прозвучит сейчас. — Присядь, разговор хоть и будет недолгим, но тяжёлым. Мне хотелось рассказать тебе, когда я смогу узнать больше, но, похоже, я сделал всё, что в моих силах. Агата опустилась в кресло, а Эзгиль открыл ящик стола и достал несколько листов. Он бегло просмотрел их, кивнул и протянул ей. — Я записал наиболее важные моменты... Во-первых, я хочу сказать, что не знал твоей матери и не имею права говорить, действительно ли она совершила те преступления, в которых её обвинили. Ей приписывают угрозы в адрес семьи одного графа, после чего его дочь тяжело заболела и скончалась. В её смерти обвинили твою мать. Странным стало то, что ей не предоставили защиты и сразу заключили под стражу. Во-вторых, ваш дом... Как говорят, ваш дом был сожжён дотла. Я бы сказал, что здесь могла быть замешана кровная вражда или месть роду. Но, увы, род Болман не отличился ничем, что стоило бы таких мер. Я нашёл его упоминание, занявшее лишь пару строк в гримуаре. Девушка почувствовала, как всё внутри сжалось. Она напряжённо вздохнула, не в силах произнести ни слова. — Вас с матерью везли с севера, из городка, который в то время носил имя Норни. И насколько я смог узнать в Борлонде, планировали перевезти через горы, куда-то в сторону Трефйорса. Агата кивнула. — Да, — сдавленно произнесла она. — Я была в Борлонде полгода назад. Ведьма в клетке — это событие для мелкого городка, которое любят пересказывать и добавлять бреда в историю. Даже спустя столько лет. — Не надо, Агата. Злых и извращённых языков много. Злясь на всех, потеряешься в своей злости. Колдун перевернул несколько листов, отложил первый на стол и продолжил. — О судьбе твоего отца известно также мало. Кем он был, ты помнишь? Агата нахмурилась, пытаясь заставить память показать давно минувшее. Лишь размытые образы встали перед глазами. — У него была мастерская рядом с домом. Много шкур... кожи. Он вечно что-то шил... и ездил продавать. — Да, вероятно, он был кожевенником. К несчастью, в тот день твой отец был в отъезде, на ярмарке или базаре в другом городе. Как рассказывала какая-то женщина, вернувшись домой, он был в ярости. Схватил топор, пошёл разбираться к судье. Естественно, его осудили, отправили куда-то отбывать наказание. В город он не вернулся. И вероятно либо был казнён, либо умер в рудниках. Туда часто отправляли преступников. В комнате воцарилась тишина, нарушаемая тиканьем часов. — Я сожалею, что не смог узнать большего. Карты и прочие средства прорицания не дали точных результатов. Лишь эти крупицы… — И эти крупицы сведений бесценны, — прошептала ведьма. – О Корнелии… О Корнелии тебе удалось что-то узнать? Эзгиль покачал головой. – Снять птичье обличье мог только знающий, как это сделать. Когда я встречал на своём пути знакомого с магией, я спрашивал, не находил ли кто-то обращённого в птицу человека или хотя бы странно ведущего себя ворона. Но никто не смог мне помочь… Тебе продолжат сниться кошмары? Агата кивнула. Всё внутри дрожало. Слишком много событий и важных слов за один вечер. В голове никак не получалось успокоить мельтешащие мысли. – Каждый месяц. Иногда чаще, – ответила девушка. – У меня никак не получается расспросить её. Почему она не оставит меня в покое? – Возможно, она тоже ищет тебя. Или же просит помощи. Это ты сможешь узнать, только найдя её. Ведьма обхватила себя руками, понимая, что слёзы просятся наружу. В горле перехватило дыхание. Она вскочила и, подойдя к окну, распахнула створку. Ворвавшийся прохладный воздух обжёг. Агата больше не сдерживалась. Девушка судорожно всхлипнула и приняла попытки смахнуть слёзы, но те застилали глаза. Она почувствовала, что колдун обнял её за плечи одной рукой, прижал к себе, а другой аккуратно погладил по волосам. Как в детстве, когда она обжигалась при варке зелий или ей снова снился кошмар. Когда всё было просто. Когда в любой момент, она могла с кем-то поделиться и услышать совет и слова поддержки. – Дядюшка Эзгиль, не уходи. У меня никого, кроме тебя не осталось, – сквозь слёзы прошептала она. – Как я без тебя буду? – У всего есть свой срок. Все мы когда-то уходим. – Я тебя никому не отдам. Я научусь, отгоню банши и заставлю её поверить, что она ошиблась. Он горько рассмеялся. И когда она подняла голову, то увидела, как слёзы бегут по его щекам. – Оставайся такой же решительной и упорной, Воронёнок. Обещаешь? – Обещаю. Ещё никогда ночь не проходила так быстро. Едва уняв слёзы, Агата постаралась запомнить все наставления колдуна. А он пытался, в свою очередь, успеть рассказать все секреты магических ритуалов. Они много говорили о разном: Эзгиль вспоминал рекомендации собственного отца, честно высказывал своё мнение о талантах Агаты и много, много другого. Склонившись над картой, старик указывал, где искать горных ведьм, где оставлен особняк Браунов, где собиралась Коллегия. Девушка же поделилась своими страхами, на что колдун заверил, что она способна с ними справиться. А после в лаборатории – варили зелья вместе в последний раз. Когда ночное небо начало сереть, Эзгель устало опустился в кресло в своём кабинете. Облокотившись на подлокотник, он накрыл лицо ладонью. Старик шумно вздохнул. Грудь его тяжело вздымалась. Напряжение проявилась на его лице. – Дядя, что с тобой? – голос Агаты звучал испуганно и тихо. Отдав ладонь от лица, он вымученно улыбнулся. – Переутомился... Сердце как-то некстати расшалилось... Ты бы не могла принести… на нижней полке… – Да, сейчас. Зелье от сердечных болей. Девушка знала, что Эзгиль всё чаще прибегает к нему. Она торопливо схватила кружку, развела зелье водой, размешала. Игнорируя столпившихся призраков, Агата влетела в кабинет. Колдун сделал несколько глотков, но по тому, как рука его сжала ткань рубашки в области сердца, ведьма поняла – не действует. «Пей, не пей – одно, зелья не спасут», – строчка сама собой всплыла в памяти. Она подошла и взяла его за руку, слегка поглаживая кисть, как он порой делал, чтобы её успокоить. – Спасибо… что ты со мной… – фраза прозвучала сдавленно, с трудом. –Воронёнок. Эзгиль смотрел в глаза Агаты, пока его собственные не подёрнулись пеленой слёз. А затем перевёл взгляд куда-то позади неё. Ведьма обернулась. В кабинет проникли призраки. Они не злорадствовали, как ожидала Агата. Четыре фигуры остановились, ожидая. – Я вижу… теперь… я вижу… – раздался голос Эзгиля. И прозвучал последний вздох. Агата замерла, боясь повернуться. Рука ослабела в её ладонях, а призраки начали таять. Их очертания медленно пропадали в рассветных лучах. Невероятно сильное чувство страха и одиночества накрыло девушку и заставило оцепенеть. Сколько прошло времени, Агата едва ли осознавала. Опустошённая, она покинула кабинет. Опираясь на стены, прошла вдоль коридора. Толкнула входную дверь, вырываясь на улицу в попытке развеять необъяснимое состояние вместе с ветром. И нашла в себе силы только зацепиться за крыльцо, чтобы не упасть из-за ослабевших ног. Привычный окрик ворона с утра заставил её вздрогнуть. Двэйн подлетел ближе, схватил за подол платья, привлекая внимания, но ведьма только отмахнулась. «Смотри. Нашёл. Блестит». Ворон прыгал по траве где-то сбоку, но из-за слёз мир размылся и Агата, словно слепая, на ощупь опустилась на крыльцо. Девушка разрыдалась. Двэйн каркал что-то своё, не понимая, как реагировать на её поведение. «Смотри. Блестит. Маленькое. Тебе. Подарок». – Оставь меня, – приказала ведьма. «Блестит. Нравится. Спрячу». Захлопали крылья. Через мгновение когти заскользили по черепице. Ворон завозился на крыше. Агате было не до этого. И после, несколько недель спустя, её всё ещё не оставляло это чувство, возникшее на рассвете в тот день. В полусне она занималась всеми делами. Кто-то из горожан, помня о доброте старого колдуна, помогал ей с ними. Всё же люди, порой, помнят и добро не хуже зла. Но похоронили его не на кладбище. Последний приют Эзгильван фон Браун нашёл неподалёку от него, на небольшом ровном участке земли, окружённым молодыми осинками. Деревца хорошо закрывали могилу колдуна, из-за чего только тот, кто знал о её существовании, мог обратить на неё внимание. На небольшой каменной плите по просьбе самого Эзгиля были высечены слова: Из ничего ничто не происходит. Ничто не уходит без следа.***
Прошло больше недели, но девушка так и не нашла в себе силы войти в кабинет дядюшки. В очередной раз она приблизилась к двери, кладя на неё ладонь, но не смея толкнуть. Это место прочно ассоциировалось теперь с его смертью. Агата сжала ладонь, отступая на шаг. Страшно. Страшно даже взглянуть. Лишь бы не пробудить воспоминания той злополучной ночи.***
Агата открыла глаза и прислушалась. Её окружала темнота. Свет луны, осторожно заглянувшей в окно, валялся нечётким ковром на полу. Поднявшийся ветер, прогуливался по крыше. Дом на холме еле слышно скрипел при очередном порыве. В какой-то момент ведьма поймала себя на мысли, что может разобрать тиканье часов из кабинета Эзгиля. Было тихо. Так тихо, как не было никогда. Отчего сердце невольно заходилось в необъяснимой тревоге. Девушка поднялась с кровати, и её скрип показался Агате неожиданно громким. Она замерла от осознания, что она сейчас совершенно одна, а между ней и ближайшим человеком лежит ещё поле и лес. Страх запустил свои тонкие щупальца под кожу, сдавливая грудь и заставляя дыхание участиться. Каждый вздох давался с трудом. Непрошеные слёзы застлали глаза, а в горле затаился крик отчаянья. Отчаянья, обиды, злости, растерянности, страха и мольбы. Это вынужденное одиночество заставляло её сердце испуганно сжиматься, а память восстанавливать неприятные воспоминания. В детстве, таком далёком, что казалось другой жизнью, рядом с ней были отец и мать, была сестра. Прежний дом, чьи очертания, увы, уже стёрлись, ассоциировался с безопасностью, с уютными вечерами и мягкими объятьями мамы. Кто-то забрал это, обрекая их на разлуку и скитания. Но всё же Судьба распорядилась мудро. Девчушку приютил и воспитал Эзгиль. Это было время, наполненное чудесами. Это была словно новая жизнь. Лишь страшный период меж этих двух жизней, когда она, проклятая на обличье птицы, скакала по дороге, мечась от страха то туда, то сюда, нечётким горьким осадком опустился на дно её памяти, не желая быть увиденным вновь. И всё же прошлое всколыхнула эта напряжённая тишина. Находиться в комнате было невыносимо. По привычке, на цыпочках, Агата выскользнула на лестницу, ещё не понимая, что прежняя осторожность не имеет более смысла. Ступени скрипели под её весом. Их нестройные голоса несколько успокаивали. Как бы говоря, многое изменилось, но что-то осталось прежним. Тёмный коридор, не удостоенный вниманием лунного света, пробуждал в глубине души детский страх. Агата сжала перила, оставаясь на лестнице. Не было призраков. Не было звука шагов в лаборатории. Лишь равнодушное тиканье часов и стук сердца. Ведьма слегка пошатнулась, обнаружив, что сдавливающее чувство в груди усилилось. Повинуясь желанию найти что-то, что могло бы унять её тревогу, девушка направилась в лабораторию. Процесс приготовления зелий всегда успокаивал. В какой-то момент Агата испуганно вскрикнула. Но это лишь было её собственное отражение в зеркале. Понимая, что так оставлять нельзя, ведьма накрыла его. Она зажгла свечи, и волна тёплого света заполнила коридор. От этого стало немного спокойней. В лаборатории царила чистота. Все инструменты были на своём месте, разложены по частоте использования. Недавно высушенные травы уложены на поднос, приготовленные к растиранию на порошки. Котёл был пуст, нависая на своих четырёх ножках, над очагом. Блестели свободные пузырьки. Готовые зелья расставлены вдоль стены. Книга рецептов занимала своё почётное место на подставке, будучи закрытой и ощетинившись многочисленными закладками. Агата в растерянности застыла у входа, словно в первый раз вошла в эту комнату. Что ей делать? Что ей делать теперь? В некотором оцепенении она обвела взглядом лабораторию. Медленно подошла и принялась разводить огонь в очаге. Вымыла руки. Надела фартук и начала разбирать сушёные травы. И хоть руки её были заняты, мысли метались, сталкивались и приводили её размышления совершенно не к тем вещам, о которых девушке хотелось бы думать в эту страшную ветреную ночь. Что ей делать? Остаться здесь, продолжить дело Эзгиля? Отправиться на поиск сестры, информации о маме? Сможет ли она хоть что-то отыскать, спустя столько лет? Кто поддержит её? Или ей придётся в одиночку пройти этот путь? Агата опустила руки, опираясь на стол и вглядываясь через окошко в ночь. Дерево мушмулы нещадно трепал ветер. Сухие ветки сталкивались, скрипя, шепча, жалуясь. Где-то вдалеке чернел хвойный лес. Девушка отвернулась, и взгляд её упал на готовые зелья. – Они будут ждать свои заказы, – отстранённо прозвучал её голос. – Какая разница, кем они приготовлены.***
Город плыл где-то на периферии зрения. Агата машинально кивала знакомым лицам, но сама словно пребывала в полусне. До неё не сразу дошло, что мужчина, притаившийся на земле в тени крыльца, обращается к ней. В обросшем морщинами лицеи ветхом тряпье ведьма узнала Эдгара Коуэлла. – Что, подох твой колдун-то? – ехидно поинтересовался он. Агата крепко стиснула зубы, чтобы не поддаться на провокацию. Не сбавляя шага, продолжила идти. – И поделом. Пусть гниёт, погань… Мужчина не унимался. Он поднялся с земли, продолжая бормотать что-то всё громче. Агате казалось, что ноги сами собой замедляются. Ей стало противно находиться на улице. Люди невольно оборачивались на её, хотя на самом деле, их взгляды были устремлены к разгневанному оборванцу. «Замолчи, замолчи! Как ты смеешь так говорить?!» – яростно метались мысли. Девушка заметила нескольких воронов, следивших за рынком и надеявшихся урвать что-то съестное. Всё произошло само собой. Она лишь пожелала, чтобы вся грязь, что звучала в речах мужчины, обратилась на него. И стая взлетела. – Чёртовы птицы! – раздались крики позади. Птицы каркали, по-вороньи смеясь. Смеялись люди: кто-то исподтишка, кто-то в открытую. И этот смех отчего, слившись в один большой шум, испугал Агату. Лишь дойдя до угла одного из зданий, она украдкой обернулась, чтобы увидеть, как мужчина, сбитый с ног, пытается подняться и стереть грязь с лица и одежды.***
Шумел базарный день. Сновали горожане, увлечённые покупками. Зазывали торговцы. – Дядюшка, смотри! – восторженно воскликнула Агата, указывая в сторону самой большой тыквы. – Вот это да! Просто чудо! Колдун удивлённо вскинул брови, соглашаясь с ней. Девочка подошла ближе к прилавку, оказываясь рядом с осенними овощами. Она обернулась, чтобы сказать что-то ещё, но позади неё уже никого не было. Ведьмочка рассеяно заморгала глазами и быстро огляделась. Дядя Эзгиль исчез, а вслед за ним пропали и другие люди. Агата развернулась к прилавку с тыквами, но тот тоже растаял без следа. И тогда Агата, настоящая Агата, почувствовала, как теплый сон, навеянный детским воспоминанием, сменяется на уже знакомый кошмар. Она снова стала взрослой. Она знает, что сейчас произойдёт – стоит ещё раз обернуться и город исчезнет, поглощённый чернотой, сквозь которую доносятся вороньи крики. Девушка жмурится, отчаянно надеясь, что сейчас она ошиблась. И оборачивается. Крики воронов на разный лад раздаются со всех сторон, оглушая. Тьма настигает мгновенно, слепит, вводит в непостижимый ужас, внушает безысходность и шепчет что-то, на что отзывается часть ведьминой души. Сколько это длится? Мгновение, минуту, часы? Мрак опадает хлопьями на землю подобно ноябрьскому снегу. Перед Агатой снова поле. Поле уже пусто, одиноко. Люди получили с него то, что хотели, и теперь оставили до той поры, пока оно снова им не понадобится. Зная, что будет дальше, ведьма бежит вперёд. Быть может, в этот раз всё получится? Она срывается на бег, когда на краю поля видит знакомый силуэт. Быстрее. Быстрее, ещё немного. Вот она уже может различить черты лица. Белые кудри собраны под платок цвета вишни. Губы алеют, изогнувшись в печальной улыбке. Плачут глаза. Чёрное платье, расшито узором, блестит позолотой. Руки сестры уже тянутся к узлу платка, и Агата понимает – не успеет. – Милая моя, как мне тебя не хватает, – шепчут губы сестры, но ведьма слышит каждое слово так, словно она рядом. – Вот бы найти тебя. Без тебя мне так одиноко. Нет уж сил мне нести это бремя. Девушка понимает, что поле не кончается. Ноги сами собой утопают в грязи. Каждый шаг всё труднее. По обеим сторонам появляются вороны. Их крылья задевают ведьму до тех пор, пока она, наконец, не падает на землю. – Где ты? – Агата срывается на крик. – Корнелия, где? Сестра развязывает платок, медленно спуская его, и словно лишь теперь замечая Агату. – Люди разнесут вести обо мне… – раздаётся мелодичный голос. – Люди не знают, где ты. Скажи место! Где ты! – ведьма делает ещё рывок, выбираясь из возникшей ямы. – Не сказать самой, на губах печать. – Просто опиши место, Корнелия! – Агата бросается вперёд, чтобы ещё сильнее провалиться в грязь. – Утоплю печаль я в большой воде. Чары на себе мне самой не снять. И как только девушка добирается до края поля, земля под ногами начинает трескаться. Расщелина лишь дальше отодвигает их с сестрой друг от друга. Корнелия закрывает глаза, и её голос звучит уже тише. – Вверилась словам я, и вот итог. Без него и шагу мне не шагнуть. – Нет, стой! Бордовый платок, подхваченный ветром, кружит и медленно спускается в пропасть, махнув напоследок уголком, прежде чем раствориться в темноте. – Подхвати мой плач, ветер-ветерок. Унеси, куда мне не заглянуть. Взмывшая стая воронов, яростно крича, вьётся вокруг Корнелии. Агата видит, тянет руки, но сестра исчезает вслед за платком на дне расщелины. Как прежде тьма, так и сейчас чёрные перья застилают взор. Уже проснувшись, Агата лежит на кровати, крепко зажмурившись и охватив руками одеяло, словно обнимая сестру, ускользнувшую в очередной раз и оставившую сердце болезненно ныть.***
– Настой лучше применять после еды. Он немного горчит, – бормочет ведьма, отдавая пузырёк маме с ребёнком, пока та бесконечно шепчет благодарности. Когда дверь дома закрывается, Агата уходит. Плечи её опускаются сами собой то ли от усталости из-за большого числа домов, что ей пришлось сегодня обойти, то ли от обязанности притворяться, что у неё ещё есть силы это делать. Проходя по центральным улицам, она с удивлением обнаруживает, что два соседних дома разбирают. Толпящиеся вокруг люди тоже удивлены. Лавируя между ними, Агата слышит лишь обрывки фраз. Из рассказов окружающих ей становится смутно понятно, что какой-то богач выкупил оба дома и решил перестроить их под себя. Девушка бредёт дальше, за пределы города, когда откуда-то с вершины леса к ней срывается знакомый силуэт. Двэйн танцует перед ней, прыгая по дороге, пытаясь развеселить. Он что-то рассказывает ей, но ведьма упускает смысл птичьей речи, фокусируясь на мозолях на ногах. Поднимаясь в дом на холме, она неожиданно для себя понимает, что не хочет быть там. Пустой дом, где её больше никто не ждёт. Пустой дом, где она вынуждена занимать свои мысли, чтобы не начать плакать. Где ей тяжело находиться, словно кто-то запирает её в наказание. Где ей приходится учиться жить одной. Агата опускается на землю холма, обнимает ноги не в силах больше идти. Ворон каркает, хватает за манжет и за юбку платья, но девушка не реагирует до тех пор, пока птица не взлетает на плечо и не тянет за прядь волос. Двэйн обижен. Двэйн не понимает, почему его подруга так себя ведёт. Птицы не имеют никакого представления о том, что есть душевная боль. Они живут настоящим, а Агата застряла в прошлом.***
Она снова замерла у двери, не решаясь. Хоть прошло уже несколько недель, Агата до сих пор не взяла те конверты с рабочего стола Эзгеля. Девушка сжала ручку. В глубине души всё ещё теплилась несбыточная мечта, что стоит ей войти в кабинет, а там всё по-прежнему, Эзгиль жив и нет причин для слёз. Когда совсем близко раздался крик ворона, ведьма вздрогнула и выпустила ручку. Двэйн пробрался через открытую входную дверь и важно разгуливал по коридору. Дверь в кабинет едва скрипнула, приоткрываясь. Ворон каркнул ещё раз и, обладая врождённым любопытством, подскочил ближе, заглядывая в образовавшуюся щель. – Кыш! Что я говорила? Нельзя залетать в дом без спроса, – пожурила Агата, на что Двэйн лишь издал какие-то неразборчивые бурчащие звуки. Однако волею случая, теперь она должна зайти и попытаться заглушить внутренний страх. Хватит отступать по привычке. И всё же слёзы навернулись на глаза, стоило только ей увидеть комнату. Заметный слой пыли покрывал всё вокруг. Ведьма прошла быстрым шагом к рабочему столу. Она собрала конверты и прижала к груди, стараясь унять ноющую боль. Тяжёлое чувство тоски накрыло её, заставляя, остановится и упасть в рой самый разных мыслей о том, что было и могло быть иначе. Агата окинула стол взглядом, отмечая абсолютный порядок, что так любил Эзгиль. Серебряная чернильница в форме октагона была наполовину пуста. Латунный подсвечник с догоревшими свечами, блестел в лучах света. Сургучная печать покоилась, скрытая в шкатулке. Потухший кристалл концентрации, оставленный стоять на круглой деревянной дощечке. Девушка несмело прошла к креслу и уселась за стол. Теперь она могла взглянуть на кабинет целиком. Солнечный свет наполнял комнату, прогоняя мрак из неё и мыслей. Множество книг на книжных полках, среди которых приютился гобелен с изображением божества ветра, крадущего звёзды. Ведьма поднялась с места и приблизилась к гобелену. Она осторожно потянула в сторону, чтобы взглянуть на портрет семьи Браун. Юный Эзгиль увлечённо разглядывал зелье или вино в бокале отца, а Агата пыталась увидеть в его лице знакомые черты старого учителя. Задрожали слёзы на ресницах. В горле замер ком. Девушка быстро смахнула их. Обернулась. Прошла к окну и распахнула его. Свежий воздух ворвался в комнату. Ведьма глубоко вздохнула и остановилась, глядя на лес. Внутреннее беспокойство постепенно улеглось. Двэйн заскакал по полу и взлетел на подоконник, устраиваясь рядом. Агата вернулась к рабочему столу Эзгиля. Она села в кресло, продолжая испытывать какую-то неловкость, словно делает что-то без спроса. Сложила конверты стопкой перед собой, перед этим смахнув слой пыли с поверхности стола. Пыль. Она захватила всё вокруг, придавая комнате заброшенный вид. Впрочем, так оно и было. Чувствуя стыд, Агата решила навести в кабинете порядок. Её рука потянулась к кристаллу на подставке, но стоило пальцам коснуться его, как зазвучал обрывок мысли. От неожиданности девушка вскрикнула. Ворон тут же обернулся, интересуясь, где опасность. Ведьма отрицательно покачала головой, давая понять, что опасности нет. И всё же Двэйн перелетел на стол, желая убедиться. Агата не обратила внимание на мельтешащую птицу, отмахнувшись. Двэйн издал клокочущие звуки и, обиженно каркнув, вылетел в окно. А ведьма аккуратно взяла подставку в руки и робко прикоснулась к прохладной грани кристалла. Девушка закрыла глаза. Раздался тихий женский голос, записанный на кристалл концентрацией мысли. «…чиство в горах не так тяжело, как среди людей…» Агата сосредоточилась. Пред её воображением возник клубок серебристой нити. Она осторожно взяла её и начала продвигаться к началу. « Знаешь, Эзгиль, твоё последнее письмо несказанно обрадовало моё сердце. В своих медитациях я достигла той ступени, когда спокойствие, наполнившее мою душу, роднит меня с хладным камнем. Горные ведьмы называли меня Дочь горы. Но стоило мне получить твоё письмо, как внутри меня вновь загорелся огонь…» Нить истончилась. И ведьма, боясь, что она порвётся, перескочила несколько слов. «…ма мне чаще. Ты рассказал мне о девочке, что приютил. Это хорошо. Я много думала, прежде чем послать тебе ответ. За все года, проведённые здесь, я поняла одну истину: одиночество в горах не так тяжело, как среди людей. Я рада, что судьба подстроила вашу встречу. Видимо, так и должно быть. Я знаю тебя, ты хороший учитель да и человек не такой плохой, каким себя считаешь...» Агата стёрла выступившие слёзы и закусила губу. Голос женщины стал мягче. «…В моей памяти бережно хранятся воспоминания нашего детства. Эзгиль, я тоже скучаю по тем временам. Я тоже. Что ж, не стану превращать это послание в тоску по ушедшему. Скажу одно: его не вернуть.» Показался конец нити. «Обговаривая наши будущие разговоры, прошу тебя, если хочешь поделиться чем-то личным, приложи к письму кристалл. Мои глаза уже не те, что прежде. Они не способны больше выдержать чтение. Я прошу младших ведьм озвучивать строчки. Кристалл же позволит мне узнать всё без их помощи... И, кроме того, мне приятно будет услышать твой голос.» Голос умолк. Агата перевела взгляд на семейный портрет Браунов. Да, сомнений не было. Это Талия, сестра Эзгиля. Её голос, записанный магией, остался навеки в этом кристалле. Волна грусти захлестнула ведьму. «Одиночество в горах не так тяжело, как среди людей.» Слова врезались в память, причинив боль.