Потерянное облако

      Скалл чувствует, что его мир трескается. Он знает (всегда знал), что Арии суждено дожить максимум до тридцати лет (её пламя оказывается слабее, чем у матери), но он отказывается в это верить. Потому что это же Ария, крошка Ария, ласковое Небо, которое так любит всех Аркобалено, почему умереть должна именно она?       На самом деле в его жизни не меняется ничего. Бессмысленный цикл его не совсем обычной рутины остаётся непоколебимым, хотя беременность Арии означает начало конца. Скалл оставляет Каркасса и Джиглио Неро, после чего исчезает со всех радаров на полгода, судорожно пытаясь найти всю возможную информацию о проклятии Аркобалено, лелея пустую надежду на то, что хотя бы малышка Юни (Небо смеётся, говоря, что её дочка родится в июле, а в её глазах сияют искры пламени, говоря, что она заглядывает в будущее) сможет наслаждаться любовью матери хотя бы до принятия семейного дара. Каскадёр хватается за любые ниточки, пытается сплести только ему понятное кружево, почти безвылазно сидит в библиотеках разных стран. Всё доходит до того, что из библиотеки конгресса, куда его заносит в последний раз, его за шкирку вытаскивает Кавахира. Шаман, матерящийся, словно старый злой сапожник, тащит его в убежище, а на непонимающий взгляд Облака говорит, что его очень долго и упорно упрашивала поговорить с ним Ария, а обаянию этой женщины не может сопротивляться даже такая древняя сущность, как Шахматоголовый.       Кавахира не даёт ответов на его вопросы, но подтверждает догадки, а это уже немало. Скалл с честной совестью выпроваживает шамана из убежища, при этом думая, что он, судя по всему, нужен системе Три-ни-Сетте, потому что иначе то, почему самый древний Туман прощает ему такое наглое поведение, объяснить у него попросту не получится.       Каскадёр сидит напротив доски, где соединены ниточками улики. Вокруг него куча книг по самым разным наукам (Скалл читает их и думает, каким бесполезным делом он занимается, потому что проклятие Аркобалено на то и проклятие, что не подчиняется никаким законам вселенной), разные бумажки, графики, таблицы. До Облака внезапно доходит абсолютно простая вещь, очевидная настолько, что будет понятна даже абсолютно безмозглому существу - системе Три-ни-Сетте нужно пламя! Она питается им, держится за его счёт! Скалл чувствует себя идиотом, самым тупым человеком на свете, потому что он, чёрт возьми, Облако. Он может увеличивать. Он должен увеличивать. И раз это его предназначение, раз это поможет поддержать жизнь его семье, он сделает всё, что может.       Следующий месяц Скалл занимается тем, что провоцирует на драки самых невнимательных мафиози. Он выматывает несчастных настолько, что от их пламени остаётся крошечный огонёк, после чего с помощью своей воли раздувает чужой огонь, заставляя его наполнять чужой резерв. Естественно, в самом начале у него ничего не получается. Мафиози сгорают в собственном пламени, срывая голос в агонии, а разбушевавшийся огонь уменьшить обратно не получается, вне зависимости от того, сколько Облако прикладывает усилий и собственной воли. У каскадёра появляется новый виток кошмаров. Но со временем у него получается. Он учится понимать чужие резервы, тщательно контролировать то, сколько своего облачного пламени вливает в чужое.       Он возвращается в особняк Джиглио Неро за месяц до рождения Юни. С горящими глазами рассказывает Арии о том, что, кажется, нашёл способ продлить её жизнь, о том, что у неё появится шанс увидеть, как её дочка взрослеет. И Небо плачет, прижимая к себе Облако, которое всю её жизнь старается защищать от любых невзгод и даже сейчас даёт надежду. Внезапно появившийся рядом Кавахира против действий каскадёра не противится, лишь говорит, чтобы он не смел воздействовать на нынешнего босса Джиглио Неро, пока она беременна.       Скалл в кои-то веки почти счастлив. Он звонит в Каркасса, спрашивает, как идут дела, говорит, что скоро приедет. Он с чистой совестью занимает себе самую большую каюту и впервые нарушает законы физики, расширяя пространство внутри корабля, при этом не меняя его размеры внешне. Уже подросшие в его глазах мафиози, кажется, начинают восхищаться им ещё сильнее. А ещё Скалл впервые знакомится с Бермудой как-тебя-там-штайн, долго ругается с ним на немецком (начальник Вердикаре оказывается родом из Австрии), после чего они едва не разрушают верхний этаж тюрьмы, а контракты Каркасса с Вендиче становятся более крепкими, чем раньше, с единственной сноской, в которой тюремщики просят (просят!), чтобы "Скалл де Морт появлялся на территории Вендикаре как можно реже желательно никогда". Каскадёр комментировать эту сноску отказывается даже под страхом быть накормленным такояки.        За несколько дней до родов вновь появляется Кавахира. Шаман смотрит на каскадёра понимающим взглядом, после чего протягивает Аркобалено восемь накопителей пламени и вновь исчезает в туманной глади. Скалл не спит несколько дней, тщательно пропитывая крошечные шарики пламенем, после чего делает с ними аккуратные подвески. Если всё будет так, как он запланировал, то он сможет воздействовать на пламя других Аркобалено, если те просто поконтактируют с накопителями достаточно большое количество времени. Он сможет увеличивать чужое пламя, даже будучи на другом конце света, достаточно только дать своему огню понять, какая у него цель, потому что, как объяснил Кавахира, пустышки изначально немного смешали их пламя, пользуясь связями, которые они успели создать. И ему даже не надо будет контролировать своё пламя! Мадонна, кажется, слышит его молитвы, потому что если всё пойдёт так, как распланировал Скалл, то Аркобалено смогут прожить намного дольше предписанного им срока, а ещё хотя бы частично избавятся от проблем с контролем, которые, к сожалению, неизбежны для проклятых малышей.       Скалл находится в особняке, когда на свет рождается малышка Юни. Его пускают к Арии сразу же, как женщина немного приходит в себя, каскадёр оказывается у её постели почти мгновенно, осторожно надевая незамысловатый браслет на изящное женское запястье. Чуть позже такой же, но более маленького размера Скалл надевает на ручку Юни, чтобы её пламя сразу привыкло к его и в будущем не возникли бы проблемы. Собственное пламя тут же начинает расширять чужое небо, напитывая пустышку, а Ария облегчённо выдыхает, её лицо приобретает немного более живой цвет. Каскадёр чувствует, что его резерв пламени немного опустошился, но эта слабость была настолько незначительной, что он просто её проигнорировал, касаясь руки своей крёстной дочери, успокаивающе проводя по костяшкам. Всё налаживается. Всё наладится.       Крёстным Юни Джиглио Неро становится Гамма.       Каскадёр переносит часть вещей из убежища на базу Каркасса. Там нет чего-то значимого, но всякие мелочи, важные облаку, теперь расставлены в хаотичном порядке на разных полочках. Иногда Аркобалено чувствует себя так, словно он птица, вьющая гнездо, но его каюта определённо становится более уютной, поэтому даже это сравнение ощущается комфортным. А несколько подушек разного цвета радуги, скинутые в кучку рядом со стеной, укрытые двумя пёстрыми пледами, только усугубляли это ощущение. Члены Каркасса, что когда-либо были в комнате Скалла, говорили, что она словно пропитана чем-то... отстранённым. Одиноким, опустошённым, возможно мрачным. Яркие пёстрые постеры с байками слишком сильно выделялись на чёрных стенах; отсутствие каких-либо фотографий на полках, вечный сумрак из-за закрытых чёрных занавесок, огромная аптечка на полке, окровавленные бинты, небрежно запихнутые ногой под шкаф: всё это создавало атмосферу странной безысходности.       На один из его дней рождения (как они только узнали...) подчинённые дарят Скаллу выловленного на какой-то миссии крошечного осьминога странного желтоватого цвета. Каскадёр растерянно смотрит на несчастного зверя, думая, как того вообще умудрились выловить, после чего суёт руку в аквариум. Осьминог, на удивление, не пугается, протягивает щупальце к чужому пальцу, обхватывая его и прилипая. Скалл тихо смеётся, улыбаясь, после чего чувствует, что из него начинает потихоньку утекать пламя. Каскадёр бы и не заметил этого - из-за постоянного расширения пламени Арии его резерв никогда не заполнялся до конца, однако осьминог засветился фиолетовым цветом и стал... красным? Облако удивлённо наклонил голову набок, не понимая, как получился именно этот цвет вместо неприятного коричневого, но.. почему бы и нет? Надо же, его осьминог окрасился в цвет пламени урагана. Фонг бы посмеялся.       - Я назову тебя Оодако, хорошо? Маленький кусочек облачка. - На губах каскадёра появляется ласковая улыбка, когда он достаёт осьминога из аквариума. Маленькое красное живое существо издаёт странный, но явно довольный звук, после чего новоиспечённый Оодако пытается заползти на чужое плечо, чему Скалл не сопротивляется.       Как потом оказалось, осьминог может воспринимать облачное пламя Скалла. Понятно это стало после того, как Аркобалено спросонья случайно пропустил через выползшего из аквариума и залезшего к нему на лицо Оодако свой огонь, восприняв его как угрозу, а тот, вместо того, чтобы сгореть в мучениях, расширился в размерах настолько, что чуть не перевесил корабль. А ещё он чуть случайно не раздавил самого каскадёра, но эту часть истории Облако предпочитает умалчивать.       С тех пор у противников Каркасса, рассекающих водные просторы, появился новый страх в лице огромного красного кракена, а у Скалла - новое развлечение.       А ещё каскадёр не забывает изредка появляться в особняке Джиглио Неро, чтобы принести Арии каких-нибудь новых безделушек, разных сладостей Юни, а ещё с чистой совестью пнуть Гамму, чтобы тот, наконец, научился воспитывать нормально детей, а на фразу о том, что "не тебе, идиоту с пламенем вместо мозгов, судить, как правильно общаться с детьми", отвечал насмешками и словно случайно подожжёными краями одежды. Хранитель Джиглио Неро на это показушно хмурился, но не злился, что немного успокаивало сгорающего в собственном пламени где-то в глубине души Скалла. Каскадёра в особняке любили, пускай и хотели, чтобы тот приезжал как можно реже, потому что шкодливое Облако приносило с собой какую-то невероятную суету, быстро утомляющую жителей дома.

Юни смеётся, ей вторит Ария. Небеса смеются, заплетая в причудливый венок веточки дуба, увешанные жёлудями, четырёхлистный клевер, одуванчики и цветки шафрана. Травы щекочат лицо, солнце озаряет жёлтые цветы на чужой голове и кажется, что волосы Облака светятся. Скалл тихо фыркает, отчего венок становится более взъерошенным и Небеса вновь смеются.

      Скалл чувствует, что пустота внутри забивается каждодневной суетой. Но вместе с ней растёт тоска - территориальное Облако не может спокойно переносить отсутствие остальных атрибутов. Первые десять лет это чувство забивали встречи с Небом и путешествия, но потом давящее чувство одиночества стало захватывать его изнутри, а сейчас - двадцать пять лет спустя, оно разрослось внутри настолько, что его щупальца оплетали шею и горло изнутри, сдавливали дыхательные пути, не давая дышать, а собственное пламя буянило. Скаллу было бы больно, но мерзкое ощущение потерянности пересиливает остальные чувства. Пламя злится, пламя хочет присвоить остальных Аркобалено, но... Кто сказал, что остальные Аркобалено хотят быть его? Скалл никогда не станет использовать своё пламя против семпаев, а насильная привязка (а в случае с ним о другой и речи не идёт) - и есть вред. Он и без того накосячил настолько, что не сможет исправить свои ошибки до конца жизни, но то, что хочет сделать его пламя, пересиливает всё, что когда-либо делал каскадёр. Скалл ненавидит обманываться - он боится. Боится того, что в глазах его семпаев вместо брезгливости появится жгучая ненависть. А может и того хуже - безразличие. Скалл давно понял, что в этом мире нет ничего хуже безразличия. Цирк зажигает огни. До маленького ребёнка на канате никому нет дела. Публике весело, люди требуют хлеба и зрелищ.       А малышке Юни исполняется десять лет. Скалл приезжает через неделю после её дня рождения, привозя с собой кучу кучу сладостей из США, уже на пороге натыкаясь на Арию. А после растерянно замирает, потому что Небо падает перед ним на колени, со слезами на глазах прижимая к себе маленькое тельце, шепчет тихо благодарные слова. Каскадёр едва находит в себе силы мягко провести ладошкой по чужой дрожащей спине, чем, впрочем, вызывает новую волну чужой истерики и теряется окончательно. - Ну же, малышка Ария, успокойся, всё хорошо. - Учитывая писклявый голос детской формы, выглядят они откровенно странно, отчего Скалл смущается сильнее, а после до него доходит, что же пошло не так - Луче умерла ещё до того, как её дочь обрела свой дар провидицы и разбираться с вариациями будущего Арии пришлось самостоятельно, мучаясь от мигреней и кошмаров. Небо благодарит его за несколько дополнительных лет жизни и каскадёр с трудом сглатывает комок слёз, потому что всё должно было быть не так. Не так, чёрт возьми!       А ещё через год Ария умирает. Она хотела прогуляться, купить себе свежих фруктов. И умерла. Вот так просто, от шальной пули с подавителями пламени, формула которых умудрилась блокировать даже столь сильное пламя, как пламя Аркобалено, умерла, не успев даже попрощаться со своей дочерью. Даже не от проклятия. Просто из-за неудачи. Из-за нелепого стечения обстоятельств.       И Скалл впервые срывается. Разгневанное облако выжигает всё: убийцу, семью, его нанявшую - ей оказалась небольшая группировка подающих надежду учёных, очень умных, на самом деле (пускай и недостающих до Верде), но алчных. От лабораторий остаётся одно пепелище. Учёных Аркобалено убивает долго, с особой жестокостью - он расширяет их органы настолько, что те лопаются прямо внутри тела, ломал кости и увеличивает их так, что осколки прорывают плоть. Облако впадает в безумие. В ту ночь небо вокруг дома смертников, заказавших Арию, светилось ярким фиолетовым светом. А потом Скалл, севший на землю рядом с местом, где когда-то стояло здание, открыто разрыдался. Громко, сжимая в руках мотоциклетный костюм, трясясь всем телом и не контролируя огонь, беспорядочными вспышками загорающийся рядом. Потому что у его облака больше не было якорей, облаку не было за что уцепиться и облако скорбело по последней потерянной ниточке, по последнему остающемуся рядом дорогому человеку. Потому что его облако рассеивалось.       Юни принимает пустышку в тот же день. Рядом с ней находятся другие Аркобалено - все, кроме Скалла, и именно в этот момент молодое Небо решает передать им сделанные когда-то её матерью вместе с Облаком амулеты.       Этот день становится решающим.       Потому что пламя Скалла, на которое разом наваливаются все пустышки, больше не справляется. Оно буянит, распирает, пытается сопротивляться воле хозяина, бунтует, разливаясь обжигающей разрушающей материей по внутренностям, заставляя кровь накапливаться во рту. Кашель с кровью - плохая примета. Ты там это, будь аккуратнее, ничтожество.       Каскадёр начинает ощущать постоянную слабость, остатки пламени уходят на увеличение собственного резерва. Пустота накидывается с новой силой, как и одиночество. А ещё пламя надо постоянно контролировать - оно то и дело стремится свернуться внутри комком, оставляя чужие пустышки, чего позволить было нельзя - всё было бы зря. Поэтому Скалл постоянно управляет своим пламенем - разделяет на части и отправляет в чужие пустышки, молча радуясь, что их объединяет проклятие, увеличивает остатки, чтобы облако продолжало поддерживать его организм. Без Оодако и оружия он становится беспомощным - атаковать как обычный пламенный каскадёр больше не может. Отдыхать тоже.       Скалл перестаёт спать в день смерти Арии.