Повелитель кошмаров

Амели толкнула Коринфианина на постель и забралась сверху. Приглушенный свет множил тени и добавлял просторному номеру-люкс интимной атмосферы. Из окон открывался вид на взрывающийся огнями мегаполис, но прекрасные пейзажи волновали Амели в последнюю очередь. Она безмолвно взывала к Морфею, чтобы сукин сын поторопился, пока ей не пришлось расправляться с другим сукиным сыном в одиночку. Сон не внимал ей. "Наверное, слишком занят женой", — мысль отдавала кислятиной. — "Разве за те полчаса, что мы проторчали в пробках, нельзя было решить проблемы? У него же все просто: пришел, напугал, уничтожил". — Ты еще со мной? — Коринфианин притянул ее за шею. Его рот был словно пенопласт, как и сам кошмар – ни вкуса, ни запаха, только тепло. Амели казалось, что она целует силиконового робота с подогревом. В отличие от нее, "робот" не терял времени. Прежде, чем его проворные пальцы забрались выше границы чулок, Амели заставила его поднять над головой руки. — Не спеши, сладкий, иначе, в чем интерес? Скользнув вверх по обнаженным предплечьям, она защелкнула протянувшиеся от спинки кровати наручники. Коринфианин изумленно дернулся, а Амели уже более уверенно выпрямилась, уперев руки в его голый торс. — Сладкий? Она подняла голову и через зеркало напротив встретилась взглядом с Морфеем. Лицо Коринфианина исказила гримаса страха, но интереса кошмар не растерял. Даже напротив, отчего Амели снова уставилась на него и неопределенно хмыкнула: — Кажется, планы по захвату мира придется отложить. Она сняла с него очки и едва подавила вскрик, обнаружив на месте глаз два приоткрытых зубастых рта. — Может, уже слезешь с него? Амели вновь посмотрела на Повелителя Снов. Зеркало едва не трещало от напряжения. На грани слышимости появился звон, будто некто водит пальцем по мокрому хрустальному бокалу. Амели перекинула ногу через бедра кошмара, сверкнув кружевной подвязкой, и встала с кровати, оказавшись к Морфею почти вплотную. Черные круглые очки в ее руках закачались на тонкой дужке, затем осыпались на ковер стеклянной пылью. В это время Морфей пристально изучал ее покрытую отметинами шею. Амели демонстративно потерла подушечки пальцев. — Ты так выразительно молчишь, что мне просто необходимо выпить, — она откинула за спину волосы, мазнув кончиками по его пальто, и удалилась к столику, где ее дожидалось вино. На противоположной стене висело еще одно зеркало – видно, для совсем отъявленных ценителей, к которым без зазрения совести относил себя Скотт. Порой, картинка, и правда, заводила, но сейчас сквозь зеркальный коридор за Амели следил разъяренный бог. Коринфианин зашевелился. — Ты обманула меня! Никто из смертных прежде не решался на это. О, Амели, это было чудесно! А наручники, — он на пробу дернул руками, — из Первичной материи? Я чувствую ее пульсацию… — Помолчи, — отрезал Морфей. Кошмар вытянулся струной на постели. — Повелитель! Если пожелаете развоплотить меня, пусть это сделает она. Перекатывая в бокале красное полусухое, Амели в отражении следила за тем, как Морфей склоняется над ним и цедит: — Ты не достоин даже касаться ее, не то, что стать частью стекла. За свои преступления ты понесешь наказание от моей руки. — Что ты с ним сделаешь? — спросила Амели. Вместо ответа Морфей взмахом руки перенес их в комнату из зеркальных стен. По дрожанию воздуха и необычной легкости Амели догадалась, что они вернулись в Царство снов. В такие моменты она всегда переживала около-вне-телесный опыт. — Что это? — она поежилась, и сотни ее отражений сделали тоже самое. — Тюрьма снов, — произнес Морфей. Обнаженный Коринфианин у его ног расправил плечи и вздернул подбородок. Амели подошла ближе, стуча каблуками по стеклянному полу. Она не питала иллюзий о том, что некая стыдливая магия заблюрит ее нижнее белье, а потому, остановившись подле Морфея, скрестила ноги и пригладила помятую юбку. — Скажи, в реальности мое тело мирно отдыхает на ковре? Сон проигнорировал вопрос, обращая все внимание на Коринфианина, в свою очередь пожиравшего глазами-ртами Амели. Она отпила немного вина. — Я знаю, что ты сделал и к кому примкнул, — негромко произнес Бесконечный, его голос тысячекратно отразился от стен. В одной из глазниц Коринфианина мелькнул розовый язык. — Я еще не успел примкнуть к самому главному. Морфей схватил его за волосы и жестко оттянул назад. — Ты сговорился с Люцифером и Страстью, чтобы свергнуть меня, не так ли? Тот продолжал улыбаться. Вены синими канатами вздулись на его шее, а острый кадык вот-вот грозился прорвать кожу. — Ты убил Вихрь? — спросила Амели, хмурясь. Ей претило такого рода насилие, если оно происходило не на экране. — Я видела в твоем воспоминании. — Она была не Вихрем, а ее прародителем, — прохрипел Коринфианин, маленькие рты голодно облизывались. — Настоящая девчонка уже во власти Люцифера. Морфей отшвырнул его от себя, и кошмар распластался на полу. — Величайшее заблуждение – полагать, что мои вероятные слабости помогут адским псам выиграть эту войну. — У моего Создателя никогда не было слабостей, — Коринфианин вновь принял коленопреклоненную позу и всем телом обратился к отступившей на шаг Амели. — Прежде. — Что за чушь! — выпалила она. — Я последняя, до кого Морфею есть дело, что, между прочем, взаимно. Все, чего я хочу – расстаться с этой недомагией и зажить спокойной человеческой жизнью. — Вот как? — осведомился Сон, склоняя на бок голову. Зеркальная клетка отразила сотни Повелителей Снов, окружающих Амели со всех сторон. — Сейчас я услышу твое коронное "ничего не значит"? — Разве я давала повод? — фальшиво фыркнула она, глядя куда угодно, только не на него. Но Он был повсюду. По вину в ее бокале пошла рябь. — По-моему, с самого начала это было просто глупой ошибкой, которую пора оставить в прошлом. Тем более, ты женат, — голос подвел ее: фраза прозвучала громче и тоньше необходимого. — Кстати, как она? Надеюсь, ничего серь… Морфей выхватил у нее бокал и швырнул на пол, разбив в дребезги. Вино рассыпалось по полу крупным алым жемчугом, а множимые отражениями мелкие осколки хрусталя, наоборот, растеклись ртутными каплями. — Амели Эддерли, — никогда еще ее имя не звучало так, словно им собирались плавить металл, — веришь ли ты в каких-нибудь богов? Она отступила и обожглась о ледяную поверхность зеркала. — Верю, — вместе с дыханием из ее рта вырвалось облачко пара. — Только мой бог не верит в меня. — С чего ты взяла? Морфей стоял слишком близко, не давая возможности отодвинуться. И от него веяло жаром, как в ее сне на космической станции. Воспоминание распарывало грубые швы на сердце Амели, которые после расставания со Скоттом она наложила сама, прокладывая строчку тупым шилом и запивая боль дешевым виски с колой и приторной самбукой. Она впивалась пальцами в зеркало и мечтала провалиться в другой мир, где никогда бы не знала Морфея, или в мир, где он не был бы женат на очевидно прекрасной и мудрой бессмертной. — Потому что я недостойна его веры. Ткань ее платья подернулась инеем. Его глаза не выражали ничего – два прозрачных осколка неба, за которыми скрывалась неизведанная Вселенная. Молчание затягивалось, и прежде, чем она сморозила очередную ересь, Морфей безжалостно произнес: — Ты придумала себе дьявола, возвела для него алтарь и теперь боишься, что он засмеет тебя, стоит ослабить броню. Правда в том, что дьявол – это ты сама. Холод иглами пробирался ей под кожу. Амели с трудом контролировала лицо, хотя горло сдавило тисками. — Не я превращаю эту комнату в глыбу льда, — продолжал Бесконечный. В его растрепанных волосах сверкали снежинки. — Перестань казнить себя и сделай то, чего желаешь. "Я желаю тебя. Тебя, черт возьми!" — она хотела орать ему в лицо, пока не сорвет голос, но только крепче стискивала стучащие зубы. Морфей с сожалением опустил пушистые ресницы, на которых также притаилась парочка хрупких снежинок. Амели залюбовалась ими, как величайшим чудом. "Эти мгновения только мои. Я украла их. Украла у всех миров! Почему мне чудится, что в отражении твоих глаз я что-то значу?" Словно услышав ее, Сон встретился с ней взглядом. "Джоанна, как всегда, оказалась права. Мне не стоило мечтать о тебе. Ты сон. Ты бог. Разве могу я остаться здесь, с тобой?" — Все возможно во сне. Амели вздрогнула, а Морфей не щадил ее: — Даже миры сгорают в небесном пламени. У нее внутри что-то сломалось – с хрустом, с надрывом, так, что не склеить самой Первичной материей. Амели упала бы, не удержи ее Морфей, и она потянулась к нему, как к живому огню посреди ледяной пустыни. — Ты шпионил за моими снами? — Нет, Амели. Я был там. С тобой. Без твоих сомнений и упрямого "ничего не значит". До самой последней секунды. Она помотала головой. — Верни меня домой. Я хочу в реальность! Он отступил. — Если этого ты желаешь. В следующий миг Амели очнулась на кровати в номере отеля. Кто-то укрыл ее одеялом, и вряд ли это сделала горничная. До рассвета оставалось еще далеко, но Амели вовсе не хотелось видеть сны. Думать о Морфее тоже не хотелось, поэтому она на гудящих ногах доплелась до стола, где оставила сумочку, и пересчитала наличные. С лихвой хватало на такси до дома и лапшу быстрого приготовления в круглосуточном магазинчике. От невеселых мыслей ее отвлек требовательный стук в дверь. Амели взглянула на время. Стояла глубокая ночь. Кому она могла понадобиться так поздно? Раньше Скотт заваливался домой пьяный в хлам со своих вечеринок и долго трезвонил в звонок, потому что не мог вытащить ключи из слишком узких джинс. Амели орала на него, он блевал на весь коридор и засыпал там же, а она тащила его на диван и вызывала на утро клининг. Стук повторился. Усилием воли она намечтала себе пистолет со святыми пулями – после ада и контакта с материей это удавалось ей сравнительно легко, – и приоткрыла дверь, за которой увидела раскрытое удостоверение. — Джессабель Эддерли? — Амели. Офицеры переглянулись. — Нас предупреждали. Мисс Эддерли, вы арестованы по обвинению в ограблении Скотта Шантеля.

***

В зеркальной комнате Коринфианин, не отрываясь, смотрел на то, как опадает стеклянная пыль. — Моя королева, — прошептал он одними губами, но в Царстве снов ни единый звук не мог ускользнуть от внимания Морфея. — Общение со смертными пагубно повлияло на твой разум. — Завидую Велиару! — дерзко ухмыльнулся кошмар. — Столько времени, чтобы распроб… — он дернулся от пощечины. Звон в ушах перекрыл гремящий голос Морфея: — Слишком много эмоций и отвратительное отсутствие стыда. Коринфианин скользнул по губам языком. — Я создан по вашему образу и подобию, Повелитель. Нет ничего удивительного, что нас привлекает одна женщина. — Ты смеешь? Коринфианин схватился за лицо. Его глаза, нос и рот наглухо спаялись уродливыми шрамами. Кошмар обрушился на пол, конвульсивно выгибаясь на зеркальном полу. Морфей опустился рядом с ним. Едва ледяная ладонь коснулась лба, тот распластался и замер, боясь пошевелиться. — Твоя память похожа на свалку, — брезгливо процедил Бесконечный, отряхивая руку. Ему понадобилась пара мгновений, чтобы считать всю жизнь беглого кошмара за последнюю сотню лет. — Ты останешься здесь, пока я не дарую тебе милосердную смерть. Когда стих шорох его шагов, Коринфианин оказался один на один с темнотой, где беззвучным вихрем в перемешку с песком вилась стеклянная пыль.

***

Морфей просматривал книги сновидений всех, с кем контактировала Роуз Уокер. Ее образ он прочел в памяти Коринфианина. Кошмар следил за ней уже пятнадцать лет и активно обрабатывал девушку больше полугода – с момента проявления ее сил. Среди череды убийств выделялось одно, произошедшее в крошечной закусочной в американской глубинке. Мертвая мать юной Роуз Уокер в луже собственной крови и зыбкий образ Амели, грубо врезанный в полотно воспоминания. Сон наблюдал, как Коринфианин появляется в жизни Вихря снова и снова под видом дальнего родственника, заботливого дядюшки. Кошмар отлично подготовил почву: под его эгидой девушка училась, настойчиво перекраивала ткань сновидений, крушила и ломала Царство снов под собственные желания. И она знала, что делает, когда разрушала дворец. А началось все с ее младшего брата, которому она дарила чудесные сны. Поначалу ее способности не выделялись среди общего потока бессознательного, только совсем недавно Роуз перестала сдерживаться, создавая для брата целые миры. Книга Джеда обрывалась вскоре после того, как он ослеп с расчетливой подачи Коринфианина, и Морфей подозревал, что здесь замешана Гольт, чей силуэт порой мелькал на переферии кошмара. На подлокотник трона приземлился Мэттью. — Каков наш следующий шаг, господин? Мне следить за мисс Эддерли? — он прервался ненадолго, поправив завернувшееся первышко в крыле. — На самом деле, это весьма увлекательно! Она очень особенная и… — Помолчи. Ворон вытянул шею и заглянул Бесконечному в лицо, наполовину скрытое книгой. — Вы сегодня не в духе. Это из-за происшествия с тем писателем? Но все же разрешилось благополучно, разве нет? Или из-за того, как вы застали Коринфианина и мисс Эддерли в одной кровати? — Довольно! — Морфей согнал обнаглевшую птицу с подлокотника. Мэттью взвился под своды, затем снова приземлился, только по другую сторону. — По Царству ходят слухи, повелитель, — он ненадолго умолк, ища подсказки в напряженной позе Морфея. — Многие наслышаны о силе мисс Эддерли и опасаются второго пришествия Кошмара, — Сон бросил на него косой взгляд, и ворон поспешно добавил: — но они не сомневаются в вашей мудрости! — когда он вернулся к чтению, Мэттью клюнул глянцевую черную жилку, которых на троне появилось бессчетное множество. — В последнее время произошли значительные перемены… — Говори уже. — Многие, в том числе мы с Люсьен, хотя, она в этом не признается, с большим удовольствием поприветствовали бы Повелительницу Кошмаров. Сон захлопнул и отшвырнул книгу, задев стопку других, и те упали у его ног, а часть полетела с платформы вниз. Мэттью испуганно каркнул, но не успел скрыться – иссиня-черная тень схватила и распяла его перед Повелителем Снов. Морфей поднялся, не сводя с ворона потемневших глаз. — В этом зале никогда не появится второй трон. В Час Забвения я запру ее в зеркальной тюрьме, чтобы Люцифер не воспользовался ею, а затем она, раз так желает, может не вспоминать меня до конца своей человеческой жизни и после: пока ее душа не лишится рассудка в истязающем адском пламени. Тьма просачивалась из каждой трещинки, собираясь клубами у подножия лестницы, витражи потухли, стекла в них пришли в движение. Узлы ослабли, и Мэттью, теряя перья, метнулся прочь из зала. Морфей не торопился оборачиваться, оттягивая момент, когда ему придется увидеть то, чем стали витражи. Все три из них составляли части единого полотна: лежащее в руинах Царство снов.