Неизбежность.

      Хёнджин не объявлялся больше недели, да и Нандо, вернувшись домой, мне не звонил. Я осталась в полном одиночестве в огромных апартаментах в Нью-Йорке, неприятно противоречащих моим вкусам. Я скучала по дому. Я скучала по своей спокойной жизни в особняке среди молчаливых старинных благородных предметов, среди полумрака, создаваемого тяжёлыми портьерами. Я даже скучала по вечному ворчанию Сильвии. Зато сейчас, когда нутро разрывалось от чувств и мыслей, мне подарили, скорее правда навязали время подумать. Именно этим я и занималась всё свободное время, коего у меня было предостаточно, учитывая отсутствие необходимости функциональных потребностей в виде сна и еды. Умение анабиоза мне бы пригодилось, как и злощастный выключатель человечности. Возможно, если я буду физически дальше от Хёнджина, то мне будет проще перестать чувствовать?!       Получив излишества в одиночестве, я узнавала город ближе, часто прогуливаясь по улицам мегаполиса, переполненным вечно спешащими людьми. Ох, если бы они могли взглянуть со стороны на свои проблемы и оценить их соотношение с отведенным им временем, уверена, что они бы притормозили хоть ненадолго, наслаждаясь тем, что имеют. Конечно, мне проще судить. Иногда я буквально кожей ощущаю время, то тянущееся, словно густой сироп, то исчезающее, как дымка утреннего тумана. И даже порой меня наполняет уверенность, что я могу менять течение и скорость времени. Но боюсь, что это лишь побочные эффекты моего бессмертия.       Мне откровенно не нравилось ощущение вновь пробудившейся влюблённости. И тем более совершенно не нравилось это чувство потому, что оно означало приближающуюся боль от неизбежного финала. А финал - это всегда печально, особенно в счастливых историях.       Порой я себя ловила на мысли: может хорошо, что Хёнджин всё-таки исчез с радаров?! Возможно судьба даёт мне шанс сделать правильный выбор на этот раз и вернуться к размеренной спокойной жизни?! Каждый век к определённому моменту я будто оказывалась на развилке в центре очень широкой реки. Первый приток плавно спокойным, дарящим лишь прохладу и умиротворение течением уходил за горизонт. Второй же - бурный, насыщенный черными, опасно поблескивающими остриями камней, быстрым, бурлящим потоком нёс к погибели. Я не знаю почему, но за прошедшие четыре с лишним тысячи лет я так и не выбрала первый вариант. И сейчас, раздумывая над прошлым, я не могла найти причины. Кроме, как вечного желания бороться с судьбой, вместо того, чтобы понять ее и принять уготованное.              Однако и на этот раз выбора меня лишили. Хёнджин проявился спустя три недели, в момент, когда я уже не искала встречи и готова была вернуться домой, как мне казалось.       Собираясь на прогулку по уже весеннему Нью-Йорку, я выскочила из парадной в лёгком бежевом платье, черном жакете мужского кроя и в замшевых лодочках сочного ягодного цвета. Едва успев сделать шаг на тротуар, я заскочила обратно под козырек. Зонт! Капризы весны никто не отменял. Да и честно говоря, с этим временем года у меня никогда не складывались отношения. Дожди будто намеренно подкарауливали меня в самые неподходящие моменты. Иногда даже казалось, что природа весной пытается от меня избавиться, где бы я не находилась. Вот сейчас же, буквально минуту назад, ярко светило солнце, поэтому серебряные капли, обильно падающие на тротуар, игриво отскакивающие в разные стороны, казались совершенно неуместными.       Внезапно надо мной вырос купол черного зонта.       - Правда удачная встреча? Дождь, а я проходил мимо с зонтом, - обернувшись я столкнулась взглядом с довольным Хёнджином, в его карих глазах задорно скакали солнечные блики, - ладно, признаюсь, я тебя ждал.       - И как давно ты тут стоишь? - вскинув левую бровь, поинтересовалась я.       - Около часа, - хмыкнул он, будто произнёс неловкую шутку.       - А про маленькие волшебные коробочки ты не слышал? Вроде телефон называются, - удерживая строгий тон, съязвила я, а парень лишь больше развеселился.       Юный художник практически вырвал меня из плана - бежать домой.       - У меня два билета на марафон фильмов с Одри Хепберн в роскошном старинном особняке. Интерьеры сохранились первоначальными, их можно вместо кино рассматривать по несколько часов. Заманчиво же звучит?       - Ты не появлялся более чем полмесяца и теперь просто зовёшь меня в кино? - я пыталась изо всех сил сохранить суровый вид, но предложение действительно звучало заманчиво. Как и сам парень, стоящий напротив. Волосы, аккуратно забранные назад, помимо одного непослушного локона; черные джинсы, белая майка и черная кожаная косуха. Он будто и сам явился прямиком из прошлого.       - Виноват. Я был в своей студии. Мне трудно объяснить, но когда я погружаюсь в работу, она меня поглощает целиком. Поглощает всего, без остатка. Это скорее похоже на плен, чем на вдохновение: без сна, без еды. Только я и мои картины. Однажды я даже попал в больницу с истощением, пока работал над одним полотном, - печально усмехнулся парень, протянув мне руку, - наверное, стоило тебя предупредить о моей странной особенности. Но, тем не менее, если мы продолжим беседу, стоя на одном месте, то опоздаем в кино. Идём?       - Идём, - сдержанно ответила я и взяла его под руку, прижавшись, чтобы оба мы добрались до кинотеатра сухими, - но при одном условии: ты покажешь мне свою мастерскую.       - По рукам, - улыбнулся Хёнджин, уверенно шагнув на тротуар, покрывшийся пузырящимися лужами.

***

      В студию Хёнджин пригласил меня только спустя ещё три недели. Наверное, мастерская являлась его сокровенным местом и билет в нее добыть можно было только одним способом - стать по-настоящему близким к хозяину.       За прошедшие дни сблизиться нам удалось. Ну если это можно было назвать близостью. Хёнджин все ещё оставался для меня закрытой книгой, он готов был часами говорить о многом, будь-то кино, путешествия, еда, архитектура и прочее, но только не о личном... до сегодняшнего четверга.       - Прошу, - Хёнджин деликатно отступил в сторону, приглашая меня войти в мастерскую.       Просторная студия, ныне объятая алыми, тёплыми лучами солнца, прощающегося с очередным днем, располагалась на мансардном этаже одного из особняков в центре города. Высокие потолки, панорамные окна, обилие света и кислорода... а я не могла вздохнуть. Если в галерее я лишь кончиком пальца коснулась эмоций от прожитых столетий, то здесь - в студии Хенджина - неведомая сила грубо окунула меня с головой в прошлое.       Полотна, украшенные пугающими или же наоборот рвущими сердце на части сюжетами, медленно наползали, давили, убивали последние крупицы моей стойкости... Я огляделась в надежде взять себя в руки: стены из красного кирпича, по периметру уставленные законченными, ещё не представленными миру работами и картинами, брошенными автором "на полуслове"; несколько мольбертов, хаотично расположенных в центре зала; добротный массивный стол, сам по себе являющийся предметом искусства, весь покрытый набросками. Я не решалась войти, вглядываясь в детали интерьера, словно пытаясь обнаружить угрозу, скрывающуюся в темных углах мастерской.       - Так и будешь стоять в дверях? - хохотнул за спиной хозяин мастерской, - можем уйти, только скажи.       - Нет, что ты!! - я вздрогнула (его голос вырвал меня из глубокой задумчивости), но тут же, не оборачиваясь, я ласково улыбнулась, предавая голосу уверенность, - я просто под впечатлением, не более. И точно хочу остаться.       - Ты пятый человек, включая меня, кто побывает в моей мастерской. Не сочти меня психом, но я терпеть не могу, когда смотрят на незаконченные работы.       - Понимаю. Написание картины - это довольно интимный процесс, и вряд ли хочется выставлять его на публику, - я не оборачивалась, лишь медленно продвигалась вдоль стен, всей кожей ощущая, как Хёнджин следует за мной словно тень, наблюдая за каждым микроскопическим движением, - если тебе некомфортно...       - Мне слишком с тобой комфортно, - он не дал мне договорить. Сделав небольшой шаг, хозяин мастерской встал рядом, прижавшись ко мне плечом к плечу, подчёркивая свои слова языком тела.       Я чувствовала, что Хёнджину нравятся мои эмоции, порождаемые его творчеством. Тот самый отклик, которого ждёт каждый творец. Это не лишённое вовлечённости, интереса "красиво". Это ценное, живое понимание и восхищение работой, наполненной душой автора.       Конечно он не мог понять истинной причины моего состояния при лицезрении его работ, но он чувствовал нечто неладное, манящее, загадочное. И возможно поэтому привязывался ко мне и привязывал к себе меня. На самом деле наша связь всегда была обоюдной и необъяснимо крепкой. Даже если мы были из разных миров, все равно оставались магнитами друг для друга.       - Расскажи мне о своих работах? - прозвучал самый интересующий меня вопрос, - откуда ты черпаешь идеи?       - Чтобы ответить, не солгав, мне придется поделится очень личными моментами моей жизни...       Произнеся последнее, Хёнджин замолчал. Скорее всего ему тяжело было делиться чем-то сокровенным, и я его понимала. Намного проще запереть под семью замками и дорогие, и болезненные воспоминания, скрывая их даже от самого себя. Нежели регулярно окунаться в омут прошлого снова и снова, пока не свихнешься.       И только я решилась отозвать свой вопрос, как Хёнджин продолжил.       - Ты не против, если я открою вино?       - Только "За"!              Хёнджин опустил голову, пряча одновременно довольную и смущенную улыбку. Поднявшись, он протянул мне руку, приглашая проследовать за ним.