Морте

      Так началась новая жизнь ферелденских Стражей — жизнь в стане врага. Враг ничего не подозревал, и это упрощало задачу: видя, что Маркусу и Лектре доверяет сама Кальперния, остальные венатори спокойно делились с ними сведениями. Постепенно вырисовывалась картина прекрасного будущего — по крайней мере, прекрасного на взгляд сектантов.       Старший планировал не только восстановить Империю в прежних границах, но и стать богом. Точнее, он себя им уже провозгласил: оставалось только сделать что-нибудь этакое и явить себя миру во всем блеске. Это планировалось сделать «достаточно скоро»; когда и как именно — никто не знал. Но Старший не собирался действовать один. После того, как он сотворит что-нибудь этакое, его последователи должны развернуть стремительную атаку на юг. Именно для этого венатори путешествовали по бывшим частям Империи, собирали сведения и подыскивали могущественных союзников — и все это втайне, чтобы южане не были готовы к нападению. Кроме того, венатори тщательно исследовали места со слабой Завесой и отмечали их, чтобы в нужный момент провести там кровавый ритуал и расшатать ее окончательно. Якобы создания Тени тоже должны были помочь завоеванию прежних территорий Тевинтера. Насколько эта идея имела смысл, никто не знал — или просто не говорил.       Конечно, провернуть все это в одиночку было невозможно. На стороне Старшего оказались несколько магистров, недовольных изоляционистской политикой архонта Радониса. Они сначала выделили кое-какие свои запасы людей и денег, а потом нашли способы привлечь еще и еще. Постепенно в распоряжении венатори оказалось немало оружия, и сформировался целый корпус гладиаторов — бывших бойцов с Арены Испытаний в Минратосе, бывших солдат, а также рабов. Правда, последних принято было освобождать: Кальперния сама выкупала их и давала свободу, а уже потом принимала в ряды венатори. Она почти всю свою жизнь была рабыней одного магистра, и рабство для нее было неприемлемо.       Общаясь с ней, Маркус невольно проникался к Кальпернии все большей симпатией. Бывшая рабыня сама обучалась магии, пока ее хозяин не догадался помочь и дать хотя бы пару уроков. Также Кальперния сама выучилась читать и, отдыхая от рабского труда, углублялась в древние трактаты. Она поняла, что по сравнению с тогдашними временами (где-то за пару веков до входа в Золотой Город) нынешний Тевинтер пал ниже некуда. Рабы и сопорати — простые люди без магического дара — трудятся на благо Империи, бойцы не жалеют жизни в сражениях с кунари — а магистры в это время только враждуют друг с другом в Магистерии. У них нет цели, нет желания сделать Империю лучше. Хозяин Кальпернии хотя и особенно ни с кем не враждовал, тоже не стремился к переменам. В итоге однажды ночью к нему в дом пришел сам Старший. Он искал реликвии Древних богов, но нашел «нечто большее» — саму Кальпернию и ее невероятный потенциал. Кальперния рассказывала об этом с гордостью: она была рада, что Старший, ее «учитель», нашел применение ее способностям. Бывшая рабыня проявила невиданный организаторский талант: задала многие правила в ордене венатори, разработала его устав и лично общалась со многими кандидатами на вступление. По рассказам остальных было понятно, что никто не делает для венатори больше, чем Кальперния. Да и как человек она была весьма приятной. Пусть и суровая на вид, любящая командовать даже в постели, Кальперния никогда не переходила границ, никого не унижала — и в конечном итоге всегда думала о людях: довольны ли они, сыты, здоровы. Пусть это все было нужно для возрождения Империи, но для тех же гладиаторов это было фактически спасением от голодной смерти или очередной перепродажи на рынке рабов. Да и многие сопорати и лаэтаны находили тут кров, поддержку и достойную цель. С высокородными альтус Кальперния предпочитала не иметь дела: они часто смотрели на нее свысока и видели в ней только бывшую рабыню. На взгляд Маркуса, совершенно несправедливо.       Ему вообще нравилась эта женщина. Необычная внешне, яростная внутри — но при этом как-то удивительно балансирующая на грани. Кальперния верила Старшему и его сказкам о величии Тевинтера, но при этом здраво относилась ко всему происходящему вокруг. Держалась с людьми строго, но все же заботливо. С Маркусом она поначалу тоже пыталась держаться строго, но надолго ее не хватило. Он умел расположить женщину к себе. Было невероятно видеть, как суровая повелительница венатори мягко улыбается, как смеется, показывая очаровательную щербинку между передними зубами, как сосредоточенно потягивает мятный чай после бурных ласк. Что-то в ней в эти моменты появлялось родное и близкое — и, наверное, она тоже это чувствовала.       — Удивительное дело, — как-то сказала ему Кальперния за чашкой чая. — У меня был всего один мужчина, с которым я чувствовала себя свободной. Которому могла довериться. — Она отвела глаза. — Его звали Марий. Говорят, он мертв.       Маркус сочувственно погладил ее ладонь. Их кожа была почти одинаково бледной; разве что у него сильнее загорели кисти рук.       — Жалко. Наверное, хороший мужик был.       Кальперния грустно улыбнулась.       — Да, очень. Мы с ним прикрывали друг друга, когда возникали проблемы, находили какие-то невероятные способы уединиться — например, однажды заперлись в холодильном шкафу для продуктов. Замерзли до синевы, но ни разу об этом не пожалели. — Ее улыбка пропала. — Однажды нас поймали, когда мы просто целовались в библиотеке. Марий сказал охране, что сам меня отвлек от работы и притащил сюда. Ему всыпали плетей, а меня только отчитали. — Она вздохнула. — Раны долго заживали: я целый месяц обрабатывала их мазями, которые таскала из кладовой. Говорила ему, что зря он так подставился. Но он только улыбался и говорил, что «ради нас — это никогда не зря».       Маркус понимающе вздохнул: ему это было знакомо. Однажды, когда он провинился перед бывшим Командором, за него заступилась соратница по ордену, обаятельная гномка Сигрун. Командор ударил ее по лицу, наорал и унизил при всех. Сигрун потом не выдержала и покончила с собой, когда вместе с другими Стражами была в экспедиции на Глубинных тропах. А Маркус пережил все это, долго нес с собой вину… он и теперь порой вспоминал гномку с кучей татуировок на лице. Всегда вспоминал с грустью — то светлой, то нет.       Он приобнял Кальпернию и шепнул:       — Знаешь, тут он прав. Ради того, кто тебе действительно важен, можно и не такое сделать. Я это на своей шкуре понял.       — И ради того, что действительно важно. — Она не удержалась и снова заговорила об ордене; такое случалось часто. — Каждый венатори должен быть готов на жертвы ради общего дела.       — Ну вот, вся романтика коту под хвост.       Кальперния мелодично рассмеялась.       — Извини уж. Нам надолго расслабляться нельзя.       С ней было хорошо. Кальперния, видимо, долго не знала подобающей мужской ласки, и энергии у нее было хоть отбавляй. Маркус с лихвой наверстал все те полтора года, когда ограничивал себя в браке. Но ему хотелось еще. Он стыдился сам себя, понимал, что некрасиво поступает по отношению к Лектре — и утешался только тем, что делает все это ради изобличения Старшего. Хотя, честно говоря, этим пока и не пахло.       Кальперния хоть и доверяла Маркусу многие откровенные вещи, о своем учителе говорила очень мало. Она только рассказала, как он освободил ее от прежнего хозяина и как теперь дает ей разные наставления. Как Старший выглядит, как его зовут и что он вообще такое, Кальперния не говорила. То ли она подозревала, что Маркус может быть шпионом, и очень хорошо отыгрывала откровенность, то ли Старший под страхом смерти запретил ей что-то про него рассказывать, то ли это было для нее священной тайной — неизвестно. Но и остальные про Старшего знали совсем мало. Его видели далеко не все, а те, кто видел, описывали очень уклончиво. По всему получалось, что Старший очень высок — даже выше, чем великаны-кунари, похож на демона, гремит цепями, когда движется, и говорит очень старомодными фразами. Кто он — человек, демон, одержимый или кто-то еще — венатори сказать затруднялись. Маркус и Лектра слушали эти описания, задавали уточняющие вопросы и сошлись на том, что почти наверняка Старший — это Корифей, он же Проводник Хора Тишины, он же Сетий Амладарис. Но со всей точностью сказать было нельзя.       Такой же тайной был смысл интереса венатори к Серым Стражам. Как оказалось, некоторые тевинтерские Стражи сами переметнулись к венатори. Другие заходили время от времени и продавали информацию о своем ордене. Именно продавали: Маркус сам видел, как венатори платят Стражам после разговора. Тавиан это тоже заметил — и, конечно, был не в восторге. Еще меньше ему понравилось то, что среди подкупленных Стражей он узнал пару коллег из своей же крепости. У Тавиана были строгие принципы: он доложил о предателях Командору. У Командора тоже были строгие принципы: она выгнала их, сказав, что в родную крепость они могут не возвращаться, раз Старший им дороже. Пришлось им оставаться в рядах венатори уже постоянно. Сам Тавиан для сектантов был очень подозрительной фигурой, но его все равно не гнали. Старшему зачем-то нужно было как можно больше Стражей — и именно в штабе венатори. Зачем — неизвестно. Оставалось продолжать искать сведения и втираться в доверие к сектантам.       Лектра не имела такого же высокого положения любовника Кальпернии, как ее муж, но ее в ордене быстро зауважали. Серьезная уроженка Старкхевена быстро привела в порядок лазарет венатори, обустроила его как следует и ввела смены. Работавшим в лазарете магам это пришлось по нраву, гладиаторам тоже; Кальперния одобрила инициативу и позволила Лектре заняться еще и библиотекой. Как оказалось, венатори собирали древние эльфийские тексты — тоже по приказу Старшего и тоже неизвестно зачем. Лектра не могла их прочесть, но переведенные куски ее встревожили. Венатори искали пути входа в Тень, желательно во плоти. Видимо, это и планировал сделать Старший; если это был Корифей, то наверняка он хотел повторить свой опыт с Золотым Городом. Лектра в очередной раз усомнилась в его здравомыслии. Но, с другой стороны, Старший (пусть и в основном чужими руками) последовательно выстраивал свой план захвата юга и самой Империи. Такой план сложно было назвать поверхностным бредом. Правда, Кальперния говорила, что венатори станут жрецами нового бога, и это было уже смешно — но пока самопровозглашенный бог вел себя осмотрительно и не делал очевидных глупостей. Ну, кроме связи с Имшэлем.       Дух выбора не обитал среди венатори постоянно: он то и дело куда-то исчезал и появлялся внезапно, доводя некоторых новичков до сердечного приступа. Он не навязывал Маркусу и Лектре новых сделок, но порой встречался с ними и отпускал разные намеки. И все трое прекрасно знали, что эти намеки попадают в цель.       Маркусу было стыдно, что он так увлекся Кальпернией, но он ничего не мог с собой поделать — и не мог разрушить легенду. Лектра делала вид, что ее все устраивает, выслушивала новую информацию от мужа — и все-таки украдкой вздыхала и жалела себя. Они не жили вместе с венатори, а снимали комнатку в «Брюхе дракона»: там можно было хотя бы не делать вид, что они просто друзья. И все-таки им стало труднее разговаривать друг с другом, труднее держать друг друга за руки: теперь в этом чувствовалась какая-то фальшь, неискренность — как будто тоже игра.       Спустя полторы недели они спали порознь.       Спустя две — ели в полном молчании.       Спустя три не выдержали.       — Можешь не прикидываться, Марк, — заявила Лектра после очередных заверений мужа в том, что Кальперния ему ни капельки не нравится. — Я вижу, какой ты довольный после общения с ней. И после секса.       — Леки, я притворяюсь!       — Нет, ты не притворяешься! — Она хлопнула ладонью по низкому столику. — Ты притворяешься, что тебе все это не нравится — но я тебя не первый день знаю.       — Правда? — нахмурился Маркус. — Может, мне перестать? Может, мне после всех этих откровенных разговоров ее бросить? Венатори нас на части порвут!       — Я не об этом! Я прошу перестать врать мне!       — Да разве ж… — Поняв, что тактика не работает, он решил зайти с другой стороны. — Ты же понимаешь, что это Имшэль внушает нам все это? Чтобы я стыдился того, что сплю с Кальпернией, а ты ревновала?       — Правда? — Лектра надтреснуто усмехнулась. — Что-то я его здесь не вижу. Что-то не похоже, что он говорит нашими устами.       — Не передергивай!       — Я говорю правду, в отличие от тебя!       — Ну конечно, я, по-твоему, лгун!       — Последний месяц так уж точно!       — Мы приехали сюда, чтобы врать!       — Ты опять уводишь все в другую сторону! Я говорю о нас с тобой, а ты переводишь все на венатори! — Лектра отвернулась, закусив губу; глаза неприятно защипало. — Как твоя драгоценная Кальперния.       — Да что ты, в самом деле! Еще скажи, что я в нее влюбился!       Лектра резко обернулась к нему:       — А ты влюбился?       Маркус застыл в ужасе. Конечно, он не мог влюбиться в Кальпернию. Она руководила венатори, которые подчинялись жуткому и опасному существу. Она хотела завоевать весь юг, в том числе Ферелден. Она…       Она была похожа на Лектру. Такая же строгая, уверенная и непокорная. Такая же искушенная в магии. Такая же почитательница тевинтерских традиций. Такая же милая и приятная в быту.       Только, в отличие от Лектры, она еще и трахалась восхитительно.       Маркус сглотнул. Пауза затягивалась.       — Я… сам не знаю, Леки, — пробормотал он. — Я, может быть, правда немного увлекся. Но я тебя по-прежнему люблю, и никогда не переставал любить. — Он порывисто схватил ее за руку. — И я не уйду от тебя к другой женщине…       — Потому что мы сочетались законным браком, который еще надо расторгнуть, — обреченно вздохнула Лектра и выдернула ладонь из его пальцев.       — Нет! Что ты! Неужели ты думаешь, что я тебя разлюбил?       Она отвернулась. Сдерживать слезы было все труднее.       — Я как-то забыла о том, что тебе всегда было нужно много женщин. Ну или хотя бы одна, с которой не требуется расходовать весь свой магический запас.       — Леки…       — Не надо, — Лектра отстранила его руку. — Давай… потом поговорим.       Но они так и не поговорили. Обоим словно сжимало горло клещами, и нужных слов оттуда было уже не вытащить. Оба понимали, что все уже зашло слишком далеко — и даже Имшэля в этом обвинить не получится. Они согласились на все сами.       Оставалось надеяться, что эти страдания хоть к чему-то приведут.