Пасынки Илуватара

Дверь парадного была раскрыта нараспашку, перекошена и висела на одной петле. Поднявшись по узкой грязной лестнице мимо покореженных почтовых ящиков и едва не споткнувшись о пакеты с мусором (лампочка в подъезде была то ли разбита, то ли вывернута), Мышка толкнула дверь нужной квартиры. Тусклый свет в прихожей. На полу — слой липкой грязи, обои висят клочьями, а уж запах! Скисшего белья, вареной капусты, застарелой пыли, кошачьей мочи, подгоревшего масла, вонючего дыма и еще чего-то, не менее противного. В глубине квартиры кто-то капризно орал, то ли кошка, то ли младенец. «Это сон... Сон... Я обязательно проснусь... — твердил себе полуобморочный Ломион. — Такого не может быть... Так просто нельзя жить!» Их встретил веселый гул полупьяных голосов. — О, новенькие пришли, новенькие! — Дивненькие, сладенькие, аппетитненькие! — Деньги есть? — Е-ееесть... — пролепетала Мышка, вжимаясь в стенку. Такой бомжатник она увидеть не ожидала. — Да не боись, грабить не будем. Сколько можешь дать? — Рублей триста... — Ооооо! Супер! Слышь, за пивом сгоняешь? Пока бегаешь — хавчик поспеет. — Мне не продадут, мне еще восемнадцати нет! — Тьфу, черт! Илонку, что ли, послать? Эй, Илонка-брокилонка, за пивом сгоняешь? — Не пойдууу! — откуда-то из-за угла высунулась мокрая голова в темных кудряшках и тут же спряталась обратно. — Я волосы только что вымыла! — Опять облом. Ладно, разберемся. Эй, пипл, кто пойдет за еще? Мани-мани пришли! Да вы, дивнючие, чо стоите, как неродные? Топайте в комнату. Похаваем, потрындим. Вон Белка уже супчик несет. Мышка сняла кроссовки вместе с белыми носочками и, вздрагивая от отвращения, мелкими шажками посеменила в комнату. Наступила на что-то склизкое, пискнула, отфутболила в сторону кусок полусгнившей вареной картофелины, валявшейся в липкой полувысохшей луже разлитого кофе, и, осторожно переставляя ноги, двинулась дальше. — П-понимаешь, кроссовки новые, жалко, — объясняла она Ломиону. — И носочки тоже жалко, потом ведь не отстираешь. А ноги свои, не казенные, их и тут помыть можно. Ой, ты на меня внимания не обращай, когда мне страшно, я всегда болтать начинаю... Фонтан эмоций. Страх. Беспомощность. Брезгливость. Отчаяние. Жалость к себе, к нему, Ломиону, капелька злости на себя и стыда за свою беспомощность. Ребенок продолжал орать. Два небритых парня, развалясь на пенках с сигаретами в зубах, лениво перебрасывались словами: — А вот ты мне скажи, у эльфиек большие сиськи? — Маленькие! — А с чего ты взял? — Ну, они же равны мужикам, верно? А попробуй-ка с четвертым размером сисек на коне скакать да из лука стрелять. Дети у них редко рождаются, значит, большое вымя им ни к чему. — Так чего, выходит, плоские? — Как стиральные доски! — И в штанах ходят? — Да как наши девки — в джинсах! А теперь ты мне скажи — у них прокладки есть? — А на хрена им? — У них течки, что ль, не бывает? — У них небось вековые, гыыыы. Как у динозавров. Знаешь анекдот? Динозавр подкатывается к динозаврихе: «Давай сексом займемся!» А она ему: «Не могу, у меня вековые!» Он ей: «Дура, вымрем же!» — И чо? — И вымерли, гыгыгыгыгы. — А как эльфы гадят, знаешь? Как мы? — А ты чо думал? Розами, что ль? Дерьмом, конечно. — Один чувак мне гнал, что они типа ваще не гадят. — Это как? И куда ж у них все девается? — Рассасывается типа. Они же как бы бессмертные. — Да ни хрена они не бессмертные! Просто живут долго. У одного ихнего короля — не помню, как его там, он еще типа в рай уплыл потом — даже борода была. — Стоп, раз у ихних баб вековые, так, может, эльфы и гадят раз в две недели? — Как удавы, что ль? Гыгыгыгыгы... — Ужас какой... — прошептала Мышка. Она выскочила за дверь и что-то взволнованно защебетала. Фонтан эмоций. Требует у кого-то утешения. Надеется. Радуется. Немного с привкусом опаски. Опасается наказания за шалость? И почему человеческий детеныш, которого не видно, а только слышно, продолжает вопить? Где его мамаша, и почему она его не уймет? А Мышка звонила Дафне. — Ой, Дафна, тут такой ужас, такой ужас... Я боюсь, я тут не хочу! И его бросить не могу! Мне его жааалко! — Так. Говори толком. Где ты, с кем ты? — Я... В такой квартире... если из парка по проспекту, а потом в арку и мимо помойки, там пятиэтажка будет... Ой, тут такой ужас, такой ужас... — Какой парк? — Октябрьский, где кафе-стекляшка... — О-оп-паньки! Что ты в Брокилоне забыла, душа моя? Ладно, потом... С кем ты? — Не знааааю... Нууууу... Иностранец, похоже. Финн. Или прибалт. Или вообще швед. Хаер светлый. По-русски не говорит, по-английски не понимает, а немецкого я и сама не знаю. Чудной. В прикиде по улицам рассекает, лук за спиной носит, от троллейбусов шарахается. Может, чокнутый? — Милосердная Тьма... Вот не было печали. Кой леший тебя на нехорошую квартиру в Какашкиных двориках понес, а?! Погоди, не отключайся. Я с Пашкой переговорю. Паааш... Ага. Угу. Осознала. Правда?! Пашенька, я тебя обожаю! Чмоки-чмоки. Так. Алё, Мышастик, ты меня слышишь? Ну вот что, красавица. Не вздумай по улицам шляться — там райончик тот еще. Сидите оба тихо, никуда не уходите. Пашка Одину звонит. И откуда ты вообще про эту квартирку узнала?! — Мне Браэн адрес дала... Она мне сказала, что можно этого чудика сюда привезти... Откуда ж я знала, что тут натуральный бомжатник... — Опять Браэн, значит... Ладно, мы эту сову еще разъясним. Уймись, не верещи. Сидите в уголочке смирно, особо не отсвечивайте. Один уже выехал, он вас заберет и доставит в «Бригантину». Там разберемся. Мышка вернулась к Ломиону. Тот забился в угол, его трясло от омерзения. По сравнению с тем, что творилось в этом месте, снаружи было даже неплохо. А сейчас даже переход в Чертоги ожидания казался Ломину желанным избавлением. Ни одной доброй мысли, ни единой чистой эмоции. Мелкая злобность. Мелкий страх, кто-то кому-то хочет отомстить, кто-то кого-то опасается, еще что-то, непонятное, но гадостное на редкость... В этом месте нет доверия. Запах, воспринимаемый уже не как запах, а как удар чем-то тяжелым в лицо. Ломиона давно бы уже вырвало, не будь он голоден со вчерашнего вечера. Ничем, кроме логова Тьмы, это место быть никак не могло. Поздно теперь сожалеть о том, что не пошел к Видящим сразу, когда появились странные сны... «Мандос, забери меня отсюда...» — Ломион прикрыл глаза, стараясь ничего не видеть, но от смрада, а также словесного и мысленного галдежа спастись было некуда. Мышка потрясла его за плечо. — Эй, ты не умирай, слышишь? Нас обязательно спасут! По правде сказать, Мышке было отчаянно страшно. А время словно остановилось. «Что с нами будет, что с нами будет, — с ужасом думала она. — А вдруг Один не успеет? А вдруг этот чудик умрет прямо тут от омерзения? И что я делать буду? Оооодииин! Ну скорее, пожааалуйста!!!» Дверь распахнулась от мощного пинка ногой и с треском впечаталась в косяк. В коридоре кто-то придушенно взвизгнул, и тут же наступила тишина. Только детеныш продолжал орать, как ни в чем не бывало. Ребенок квэнди, почуяв опасность, замер бы и затаился. Все местные обитатели живо испарились. В комнате остались только девочка и Ломион. А на пороге появился... некто. От него исходила явная, неприкрытая волна жути, угрозы, готовности убивать. Мутно-зеленая одежда, серо-черные космы до плеч, закрывающие пол-лица. Орк?!! Странно, но человеческая девочка пришельцу обрадовалась, бросилась навстречу, что-то весело зачирикала, затанцевала, запрыгала вокруг, преданно заглядывая ему в лицо. На миг Ломиону почудилось, что около новоприбывшего скачет не человеческий детеныш, а маленький щенок, увидевший хозяина. Только что хвостом от радости не виляет. На вид — орк орком. Разве что орочьей раскраски нет. Мысли закрыты. В эмоциях — ничего, кроме ненависти. А пахнет — человеком. Давно живет с людьми? И девочка воспринимает его скорее как старшего родича, чем как врага... Странно. Может быть, он похитил ее во младенчестве? Но тогда она должна была вырасти порождением Тьмы, а она — человек. Самый обычный человеческий детеныш. — Почему босиком? — Кроссовки жалко, носочки жалко, а ноги я сейчас помою... Ноги можно и в этой ванной помыть. А на пол я больше наступать не буду. — Этот с тобой? — Со мной... Ломиона бесцеремонно встряхнули за шиворот. — Эй ты. Встал. Пошел. Быстро. Мышка забежала в ванную с кроссовками в руке. — Ой, и как тут... Тут переключателя нет. Тряпочка какая-то... — Дерни за веревочку — дверь и откроется, — раздался голос кого-то из местных обитателей. Обладатель голоса не показывался. Мышка потянула за тряпочку и с перепуганным визгом вылетела из ванной, стряхивая что-то с волос. — Там... Там... На меня упало... И поползло... Прямо по мне... Аааааааааа!!! Ужас, ужас, ужас! Один, забери меня отсюда! Утешать Мышку Один не стал. Некогда. Нехорошая квартира — враждебная территория. Отсюда следовало уносить ноги, да поживее, пока обитатели не очухались. Поймав Мышку за ремень и ухватив за шиворот ее сомнительного хайрастого спутника, он бегом погнал их вниз по лестнице. Снова очутившись под открытым небом, Ломион пытался продышаться после смрада, царившего в доме. Мышка во дворе прыгала на одной ножке, натягивая кроссовки. Орк сплюнул. — Ч-черт знает что. Ш-шакалы. — Я не виновата, я не могла его одного оставить, мне на брокилонской тусовке адрес дали... — Пашке объяснять будешь. Пошли. — Ой, Один, ты так быстро идешь, я не успеваю, и голова у меня кружится! Орк молча подхватил одной рукой Мышку, второй — Ломиона, и так же молча зашвырнул обоих в подошедший троллейбус. — Вперед. «Я — пленник? Когда же кончится этот ужасный сон?!» То, что Ломион принимал за жуткую тварь и на что местные люди не обращали никакого внимания, оказалось не только не тварью, но и вообще не живым существом. Просто крытая повозка, движимая непонятной силой, в которой уже ехали люди. Только люди, усталые, некоторые безразличные, некоторые злящиеся на то, что повозка едет медленно, на тесноту и тряску... Впрочем, Ломиону было уже почти все равно. Мандос, где ты? Или теперь и Мандос не сможет найти его в этом нескончаемом чудовищном сне мира людей... Нужно было сразу идти к Видящим... Впрочем, поездка в самоходной повозке оказалась только началом. После долгой тряски орк выволок их наружу и они все вместе начали спускаться куда-то в подземелье, где царила такая духота, что Ломион едва не потерял сознание. А когда из темной дыры, сверкая огненными глазами, с оглушительным грохотом выползла огромная змея, ему стало окончательно нехорошо. «Змеи с огненными глазами... Железные птицы... Все это мир людей... Свои не найдут меня здесь...» — бились обрывки мыслей. Более-менее пришел в себя он уже на поверхности, и опять его куда-то повели. — Хорошо, что обе станции мелкие, без эскалаторов, — Мышка продолжала болтать как заводная. — А дежурная на турникетах какая вредная попалась, мол, пьяного да обкуренного не пущу, и точка, такси берите. Один, как у тебя получается так, что все эти вредные тетки сразу жухнут? Один не отвечал. До «Бригантины» оставалось еще полтора квартала.