По разным углам ринга

Он всегда был рядом. В печали и в радости, в скучных буднях и в веселых праздниках. Стоило только позвать, даже не позвать, бросить один лишь взгляд, поднять бровь — и Озан был тут как тут, готовый на все ради нее. А она? Мелиса не могла смотреть на Озана, как на достойного ее. К тому же, когда есть Канат, разве ей нужен кто-то другой? Нет, с Канатом никто не мог сравниться. Не то что сравниться, даже встать рядом. Он один такой — ее любовь, ее боль, ее одержимость до конца дней… Озан… Он был забавный. Забавный тем, что не терял надежды. Смешил ее, когда она грустила, поддерживал, когда унывала, радовался, когда она хотела разделить с кем-то радость. Идеальный друг. Но вот взгляды, которые он бросал на нее, отнюдь не были дружескими. Озан смотрел страстно, раздевающе. Иногда Мелисе это льстило, иногда раздражало до дрожи. Он должен был находиться рядом, в готовности выполнять любую ее прихоть, но сам он… сам он не должен был иметь никаких желаний. Заметив перемену в ее настроении, Озан прятал свой похотливый взгляд, но лишь до поры до времени. Когда считал, что она не смотрит, то снова позволял себе думать, что между ними когда-нибудь может что-то быть. Ну разве не глупость? Мелиса любила только Каната, только его одного! Но ей нравилось причинять боль Озану. Нравилось это ощущение всесилия, когда знаешь, что можешь управлять чувствами другого человека. Если ласково улыбнешься, то осчастливишь его, а если напомнишь о приемных родителях — разозлишь, расковыряешь старые раны, заставишь вновь вернуться в детство, где он был нежеланным и нелюбимым ребенком. Жестоко упражняясь подобным образом, Мелиса решала и свои психологические проблемы. Не только ее одну бросили в детстве. Она не единственная, от кого смогли отказаться. От Озана тоже. Тоже! Да, пусть у Каната с виду была нормальная семья, любящие мать и отец, но у Озана-то нет! Иногда ей казалось, что это объединяет их, что с Озаном она могла бы найти общий язык на этой почве. Если бы не прокручивала рукоятку ножа каждый раз в его спине. Если бы стала хоть чуточку добрее. Но она не собиралась этого делать. С какой стати? Озан — ее добровольный раб, немой исполнитель любых желаний, и если относиться к нему по-человечески, то он решит, что Мелиса дала ему «зеленый свет». Время от времени демоны в голове подталкивали ее к этому. Она задавалась вопросом: а что будет, если?.. Что будет, если она даст ему шанс? Какие у них будут отношения? Каков он, вообще, Озан-возлюбленный? Ей делалось смешно от этих мыслей. А еще стыдливо, будто она думала о чем-то неподобающем. Будто Озан не человек и с ним невозможно гулять, взявшись за руки, ходить в кино, целоваться… Мелиса неоднократно разбивала ему сердце: своими словами, поступками, жестами. Говорила, что он ей никто, прогоняла, указывая на дверь, смеялась в лицо. А он ответил лишь однажды, но так, что она пошатнулась от удара. Озан завел интрижку с Наз. Эта тупая девка так обрадовалась, наверное, что хоть кто-то обратил на нее внимание. Ходила, гордо задрав нос, несколько дней. Уродина не понимала, что одно только слово Мелисы, и Озан выкинет ее за шкирку из своей жизни, на прощание ославив так, что она глаза не сможет поднять от стыда и уже никогда не вернется в школу. Но Озан… Как он мог? Мелиса видела в этом акт неповиновения. Он захотел скинуть с себя ее влияние, захотел освободиться из-под гнета своих чувств к Мелисе Герчек. Ей вспомнилось, как однажды она застала его упражняющимся на боксерском ринге. Полчаса избиения груши не причинили ему столько травм, сколько ее слова о его семье. Тогда он едва не плакал, а сейчас, видно, забыл, кем является в иерархии их общества. Нужно было напомнить Озану его место. Нужно было показать, у чьих ног ему положено сидеть. Их загнали всем классом на принудительные работы в бедный район. Мелиса старательно изображала из себя пай-девочку: наравне со всеми выносила мусор, таскала сухие ветки, поливала клумбы. Каната рядом не было. Конечно, на их уроках учитель Селим не слетал с катушек, а вот классу Мелисы доставалось по полной. Зато рядом был Озан. Сначала он с недоверием наблюдал за ней, а потом тоже втянулся в работу. Дурной пример заразителен. А уж по окончании использования рабского труда детей он и вовсе присмирел: все смотрел и смотрел на Мелису, выжидательно, с робкой надеждой. Ну такая зайка! Мелиса устало вздохнула и присела на забор, чтобы отряхнуть ноги от пыли. Поперлась еще сюда в открытых босоножках и капроновых носках. Щепки, камушки, песок — все, что могло, набилось в обувь и мешало ходить. Озан был тут как тут. — Помочь? Мелиса с сомнением покосилась на него, мол, а ты справишься, ущербный? Тот и рад кивать, доказывать: да-да, моя госпожа, справлюсь, конечно. Она усмехнулась, а Озан присел на корточки рядом. Так-то лучше. Вот где тебе полагается быть. Не с Наз в бассейне плескаться и не зажимать по углам Эким — все равно от этого не было никакого толку. Ты, Озан Йылмаз, должен смахивать пыль с обуви Мелисы Герчек. Вот твое истинное призвание. Она протянула ему ступню, затянутую в черный капрон. Он с благоговением обхватил ее теплыми ладонями и принялся усердно водить по ноге, иногда даже выходя за границы носка, доверенного ему для чистки. Мелиса с легкой усмешкой на губах наблюдала за Озаном, но он, не смущаясь, смотрел ей в глаза и продолжал нахально прикасаться к ее ступне, пальцам, выпирающей косточке щиколотки. Это было так интимно и возбуждающе, что Мелиса почувствовала себя странно. Словно вот-вот должна была покраснеть, но все никак не могла. Кровь не приливала к ее щекам, но приливала к другим частям тела. Внизу живота сладко заныло, когда Озан вновь и вновь поглаживал ее кожу, кружил пальцами то по открытым участкам, то по тонкому капрону. Канат никогда не касался ее так. В их отношениях физиология была не на первом месте: они разговаривали, делились сокровенным, шутили, смеялись, вместе что-то обсуждали, много и часто обнимались. Такими и должны быть настоящие отношения, а не вот этот похотливый симбиоз из эротических фантазий и их корявого воплощения. Здесь не было никакой душевности — сплошной зов истосковавшейся плоти. Мелиса представила, как толкает Озана ногой в грудь и усаживается сверху на него, упавшего. Он под ней — распластанный, покорный ее воле, послушный и исполнительный. Он сделает все, что она прикажет. Замечтавшись Мелиса дернула ногой и сразу же почувствовала, как напряглись его руки, словно не хотели впускать пойманную добычу. Она поиграла пальцами, привлекая его внимание. Озан криво усмехнулся. Было видно, как он наслаждается каждой секундой их маленькой, шаловливой игры. Вот бы его губы прикоснулись к нежной коже ее пальцев... Озан поднял на нее горящий взгляд. Бровь Мелисы лукаво дернулась вверх. Неужели отважится? Он исподволь осмотрелся, удостоверяясь, что за ними никто не наблюдает, а затем поднес ее ступню к губам и осторожно поцеловал. Мелиса судорожно вздохнула, стиснув ноги. Кровь наконец ударила ей в голову, с бешеной скоростью понеслась по венам, нервные окончания напряглись и скрутились в один тугой узел. Она почувствовала, как между бедер стремительно намокает ее белье... Мелиса выдернула ногу из рук Озана, подхватила босоножки, и, как была, босиком стремительно зашагала прочь.