Another Day, Another Dream

      Иногда они ссорятся. Иногда целуются. Но иногда они прижимаются друг к другу, глядя на звезды. Когда ее голова лежит на его груди, он чувствует себя... почти умиротворенным. Боль в его сердце ослабевает, и он чувствует легкость, о которой почти забыл. Прижатие ее руки к его руке, теплое дыхание на охлажденной коже и шепот, которым они обмениваются, умиротворяют его и превращают его в нечто удивительно интимное. Она - его тайна и его убежище.       В одну из таких ночей, когда они прижались друг к другу на берегу озера, она прошептала: — Мы могли бы остаться здесь навсегда?       — Хотелось бы, - сейчас он думает о жизни в клетке. Иногда воспоминания о его жизни тускнеют, когда он приходит сюда. Но иногда они яркие и свежие. Сегодняшняя ночь находится где-то между ними, боль уменьшилась, но он знает, что это сон. Глядя на нее, он понимает, что никогда не спрашивал о ней.       — Куда ты ходишь? Когда тебя здесь нет?       Еще до того, как она отвечает, он чувствует, как напрягаются ее мышцы. Он знает ее ответы, легкомысленный смех и озорная улыбка. Она откинет назад волосы и скажет, чтобы он не задавал глупых вопросов. Но вместо этого она хмурит брови и говорит: – Я не уверена. Иногда мне кажется, что я плыву в серебристом облаке. Нет ни времени, ни пространства – я просто существую.       — А в других случаях? - спрашивает он, желая узнать больше.       — В других случаях, я как будто наблюдаю за жизнью через матовое стекло, которое все в трещинах. Все туманно и приглушенно, и все не в порядке. Я едва ли могу видеть достаточно, чтобы разобраться, и я могу слышать голоса, но все еще слабо.       Его брови сгибаются. Возможно ли, что она все-таки настоящая? Может быть, если он когда-нибудь найдет способ освободиться, он сможет найти ее. Глупая мысль, ведь он знает, что никогда не будет свободен, но, возможно...       — Что ты знаешь о той жизни?       — Я... я одинока. Однажды я видела семью, но ее больше нет, - ее пальцы теребят край его рубашки, – думаю, именно поэтому у меня есть шрамы.       Он замирает.       — Какие шрамы? - спрашивает он. Он изучал ее лицо тысячи раз, намечая контуры до тех пор, пока мог нарисовать их в темноте, и он проследил все линии ее тела, пока оно не стало таким же знакомым, как его собственное. Ни разу он не заметил даже намека на шрамы.       Она молчит в ответ, но ее рука проводит по краю лица. Когда он следит за ее пальцами, он как будто сдергивает вуаль с ее лица. Там, словно паутина на верхней части левой щеки и лба, он видит розовые неровные полосы, похожие на молнии.       — Я никогда не замечал их, - говорит он, все еще ошеломленный тем, что такое возможно, что она стала знакомой ему, как его собственное лицо.       — Как?       Он пожимает плечами: — Ты всегда была красивой для меня.       — Наверное, сейчас уже меньше, - ее голос низкий, а глаза опущены. Его ужасает ее стыд за такие маленькие недостатки ее фигуры. Ее шрамы - это знак гордости и признак силы. И никак не позор.       — Ты никогда не будешь не красивой, - говорит он, обхватывая ее лицо, чтобы поднять ее взгляд к себе. Ее глаза были яркими и блестели серебристым блеском непролитых слез.       — Обещаешь?       — Обещаю.       Он притягивает ее к себе, чтобы поцеловать, как они всегда делали, но руки хватают его за плечо, оттягивая назад и прочь от нее. Его грудь сжимается от прикосновения, но эти руки не похожи на те, которых он боится - они теплые. Сильные и непреклонные, они тянут его вверх, рассекая волны его подсознания, словно его вытаскивают на поверхность бурлящих горячих источников.       Его зрение взрывается белым огнем, когда он с трудом приходит в себя. Все вокруг слишком ярко, слишком горячо и слишком остро. Даже когда он вертится на месте, пытаясь сориентироваться, мир отказывается сфокусироваться. Где она? Куда он делся? Его кости болят, а во рту пересохло. Он голоден. Так голоден.       — Кас, проснись! - кричит мягкий голос в туманном свете. Он бросается в сторону звука, к рукам, которые тащили его в сознание, но вместо них он встречает жесткие прутья. Клетка. Он снова в проклятой клетке, и кого же ему не хватает? Ее лицо уже исчезает, пока он борется с прутьями, пытаясь освободиться. Он чувствует запах свежей крови поблизости, ощущает вкус добычи на языке. Если он сможет просто сломать...       — Малик, замок уже сломан? - зовет мягкий голос. Он... он знает этот голос. Малик. Он знает это имя.       — Почти готово, - говорит голос, больше похожий на ворчание, чем на реальные слова. Он мечется между двумя голосами. Он знает их. Откуда?       Звук разрываемого металла, а затем скрип петель нарушают его задумчивость. Он бросается к голосам, развязанный и хищный. Клыки выпущены, глаза расширены, рот как раскрытая пасть, он бросается навстречу обещанию еды. Теплые руки ловят его, удерживая даже тогда, когда он борется.       — Ух ты, Кас, все в порядке, - говорит мужчина, богатый тембр его голоса успокаивает что-то глубоко внутри него. Он знает этот голос. Он ему доверяет. В нем есть обещание наблюдателя, защитника, того, за кем он может проследить за всем. Он ослабляет хватку. Кормление может подождать. Эти руки не холодные и не жестокие. Это не те, которые причинили ему столько боли.       — Вот и все, - говорит мужчина, его голос наполнен облегчением.       — Нам пора идти, - говорит мягкий голос, и он моргает, когда его зрение немного проясняется. Белокурые локоны, собранные сзади, обрамляют лицо, которое будоражит его память. Это не она. Лицо угловатое там, где оно должно быть мягким, и мягкое там, где должно быть сильным. Нет ярких зеленых глаз. Вместо них на него смотрят холодные ледяные глаза.       Знакомство подсказывает ему, что они расширены от испуга - и она правильно делает, что боится. Это нехорошее место. Никому не удается выбраться целым.       — Кас, - снова заговорил мужчина, - я собираюсь отпустить тебя, но мы должны бежать.       Он кивает. Малик. Этот голос – Малик. Кажется, я был братом. Эти слова невольно приходят ему на ум. Малик - его брат. Его принц. Он должен показать ему, что он силен - что он не просто маленький мальчик, застрявший в тени будущего короля. Он не слабак.       — Я... я могу бежать, - слова неуклюжие, чуждые годам, проведенным за беззвучным рычанием, но он справляется с ними.       — Пойдем, - говорит она. Малик кивает, и они бегут. Он не уверен, куда, только его ноги, тяжелые от усталости, делают один шаг за другим. Вдалеке он понимает, что они бегут по лестнице, глиняной и изношенной, пока их не поглотила темнота. Рука Малика прижимается к его спине, ведя его по сетям туннелей, словно они снова были маленькими мальчиками. Это совсем как тогда, он и... Ши. Так ее зовут, запоздало осознает он. Ши. Она его... его. Слова принцесса и крестьянка, но ни то, ни другое не подходит к ее стройной фигуре. Она была неотъемлемой частью его жизни, сколько он себя помнит. Они втроем исследуют туннели, как будто они все еще дети, убегающие от забот своих родителей. Нет, не трое. Должна быть еще одна - еще одна пара ледяных глаз с коричневой кожей и кривой ухмылкой.       — К... Киран, - простонал он, задавая вопрос.       — Он вернулся в Эваемон, - отвечает Малик. Ши идет впереди, заглядывая за углы туннеля, прежде чем махнуть им рукой. – Ему нездоровится с тех пор, как тебя схватили.       Он открывает рот, чтобы спросить – чтобы подтвердить опасения, что болезнь Кирана - его вина, но их поглощает лязг мечей и скрежет зубов. Двое из его кошмаров появляются, оскалив клыки, обещая мучения и смерть. Колеблющийся свет факела освещает пространство, пламя отбрасывает мерцающие тени на стены. Он пытается бороться; он пытается помочь Малику, своему старшему брату, сильному и уверенному, который отбивается от извивающихся демонов, выходящих из темноты. Но они окружены. Их слишком много. Здесь он и умрет, истекая кровью на земляном полу, в темноте, вместе с братом и его...       Его хватают теплые руки. Прежде чем он успевает заговорить, прежде чем он начнет бороться за то, чтобы остаться с Маликом, Ши тащит его прочь по темному туннелю.       — Нет, - говорит он, отступая назад к Малику, к брату, который уже поглощен темнотой. Остаются только звуки рычания и стали. Это ужасный звенящий оркестр в новом кошмаре, от которого он не сможет проснуться.       — Мы должны идти, - Ши всхлипывает, таща его вперед, – мне жаль. Мне так жаль. У меня не было выбора.       — Малик, нет! - он все еще пытается зацепиться за него. Как она может забрать его? Она не понимает, что Малик все еще там. Он должен вернуться, должен помочь ему. Он не может оставить Малика здесь умирать или быть использованным, как он.       — Кас, мы должны идти. Мне жаль, - умоляет Ши, ее руки вцепились в его потрепанную рубашку и она продолжает толкать его вперед. Они упираются в стену - тупик. Отсюда нет выхода. И никогда не было.       — Слишком поздно, - говорит другой голос, и он чувствует, как лед и ужас сковывают его позвоночник. Из темноты, в которой находился Малик, проскальзывает один из его кошмаров. Он вздрагивает при виде почерневших глаз и белых клыков, обрамленных извращенной усмешкой. Они нашли его. Он только что освободился, и теперь они потащат его обратно в эту клетку из искореженного металла. Их холодные, цепкие руки будут брать и брать его всеми способами, пока от него ничего не останется.       — Ты меня удивляешь, Ши, - мурлычет кошмар, приближаясь все ближе. Он слышит, как она сглатывает.       — Откуда ты знаешь ее имя, - говорит он, становясь между ней и кошмаром. Он не позволит забрать и ее. Он не потеряет ее, как Малика.       — О, твоя маленькая дворняжка хорошо знакома с нашим видом, - говорит кошмар, его язык прослеживает край клыка. Ши хнычет из-за его спины, ее руки впиваются в рыхлую кожу вокруг ребер.       Ему нужно бежать. Ему нужно спастись. Но он не может удержаться от вопроса: – Что ты имеешь в виду?       Кошмар отступает назад, его глаза блестят от предвкушения.       – В последний раз, когда они с принцем пришли за тобой, она попала в маленькую ловушку.       — Кас, мы должны идти, - голос Ши был теперь выше и дрожал. Но он уже зашёл слишком далеко - ему нужно знать, а кошмар только и рад ему услужить.       — Она была у меня всего несколько минут, а потом запела, как птичка. Сказала, что сделает все, чтобы спасти свою шкуру, обещала привести к нам твоего брата, если мы оставим ее в живых.       Проходит минута, прежде чем слова пробиваются сквозь дымку, в которой он все еще спотыкается. Он делает резкий вдох, когда слова оседают в его костях. Но смысл все еще не доходит до него. Он слышал их, но не мог переварить. Она готова на все. Обещала нам своего брата. Оставить ее в живых.       У него пересохло во рту, и не от голода. Его сердце разрывается на части - это не может быть правдой.       — Кас, мне жаль, - хнычет Ши. Ее голос - подтверждение. Он отшатывается от нее, его голова мечется между двумя ужасами, стоящими перед ним.       — Только вот что, - говорит кошмар справа, наслаждаясь его болью. – Она не не должна была забирать тебя, - он неодобрительно цокает языком. – Плохая девочка!       — Мне жаль, - хнычет кошмар слева, но она разговаривает не с ним. – Возьми его! Просто позволь мне жить, - ее голос теряется в рыданиях.       Ее слова вызывают приливную волну паники, которая поднимается в нем; его кости находятся на грани того, чтобы сломаться от силы, которая вырывается из его сердца. Он двигается, не осознавая этого, его действия размыты. Брызжет кровь, трещат кости, борьба наполнена шипением и рычанием. Визг, крик, и вот он уже стоит там..       Он думал, что умрет, кровь стекала на пол туннелей, когда воздух покидал его тело. Пошатываясь, он посмотрел на кровь, капающую с его рук. Внизу он видит неподвижные фигуры из его кошмаров. Искалеченный вампир, его губы все еще искривлены в рычании, глаза закатились назад. Его шея разорвана, а нога согнута под неестественным углом. Рядом с ним лежит другая... белокурые локоны, запятнанные кровью. Льдисто-голубые глаза безучастно смотрят вперед. Руки с мольбой протянуты. Ее рот открыт в крике испуга. Ши. Ши мертва. Это ее кровь капает с его костяшек, и ее крики звенят у него в ушах.       Он бежит по лабиринту туннелей, его грудь сжимается от ужаса. Он едва сдержал слепое чудовище голода, которое рыщет внутри него. Это, это все, что от него осталось. Остальное лежит мертвым рядом с Ши, рядом с Маликом. Даже когда он бежал по туннелям, движимый одним лишь страхом, он пытался уловить запах Малика, но его нет. Он блуждает вслепую.       Дуновение свежего воздуха привлекает его внимание. Он поворачивается и устремляется на запах. В мгновение ока он оказывается снаружи, его скрюченные ноги утопают в гальке узкой полоски береговой линии. У него промелькает отдаленное воспоминание о другом берегу, где его ждет незнакомая женщина, но оно исчезает так же быстро, как и появляется. Он опускается на песок, его легкие тяжело вздымаются от потрясений последнего часа. Ши… Малик… они ушли, и все, что было в нем хорошего, ушло вместе с ними.       — Вы в порядке? - спрашивает кто-то. Он рычит, поворачиваясь в сторону голоса, но все, что он видит, это смертный с мягкими карими глазами и протянутыми руками. Его лицо и руки обветрены, и он одет в толстую одежду рыбака.       — Я... нет, - говорит он, покачиваясь на месте. Темнота забирает его, и он теряется.       Дни и недели проходят как в тумане. По счастливой случайности рыбак оказывается Последователем - признав в нем атлантианца, он, вместе с другими единомышленниками, отводит его в укрытие. Оттуда они берут его на борт рыболовного судна этого человека, а затем в Атлантию. Он слышит скрип дерева, крен и наклоны комнаты вокруг него. Чем дольше он находится на свободе, тем больше рассеивается дымка. Иногда он борется за ясность, а иногда позволяет себе дрейфовать в ней. В тумане он не видит лица Ши. Он не слышит шипения Малика, который борется за свободу. Он не слышит смех вампиров. В тумане он обретает покой. Лодка причаливает. Слышны тихие голоса. На него накидывают капюшон и торопливо вытаскивают за борт, в объятия других первичных.       Ему предлагают запястье. Он берет его, жадно впитывая в себя жизнь. Он берет и берет, чувствуя, как жизнь приливает к нему. Слишком быстро запястье отбирают. Он следует за ним, взывая о продолжении, но оно не приходит. Через несколько дней ему предлагают другое запястье. Цикл продолжается, медленно предлагая ему все больше еды. С каждым вдохом он чувствует, что понемногу возвращается в свое тело.       По ночам ему снятся сны, лихорадочные обрывки. Смех, похожий на колокольчик. Спокойное озеро. Винно-рыжие волосы и ярко-зеленые глаза. Мягкие пышные бедра и ягодно-красные губы. Если он слишком долго сосредотачивается, смотрит слишком пристально, они улетают. Улетают, как бабочки.       Днем он сидит и равнодушно смотрит в окно на шумные улицы счастливого Тадуса. Люди, не зная, что одного принца обменяли на другого, продолжали жить своей жизнью. Он чувствовал, что застыл, не в силах пошевелиться.       Скрип на лестнице привлек его внимание. Он взглянул на дверь. Дверь со скрипом распахнулась. Смуглая кожа, исхудалое лицо, льдисто-голубые глаза заставили его сердце подпрыгнуть.       — Киран, - это слово подчеркивается стремительным движением тел навстречу друг другу. Руки сжимаются, плечи вздрагивают, и он теряет себя в объятьях вольвена. Он чувствует прикосновение рук к своим плечам, которые проводят медленные круги по его коже. Он чувствует тепло дыхания Кирана, когда он шепчет слова утешения.       — Ты дома, Кас.       Кас. Он слышал это имя раньше - Ши произносила его, и Малик тоже. Но когда оно прозвучало из уст Кирана, оно поселилось внутри него. Семя самого себя было посажено обратно в пустые равнины его души, и он почувствовал, как возвращается самосознание. Кастил. Это было его имя. Тот кем он был когда-то. Принцем. Сыном. Братом.       — Я люблю тебя, Киран, - шепчет он, его голос хриплый и неровный от ночей, которые он провел крича о Малике.       — Я знаю. Я тоже тебя люблю.       — Они забрали его. Они забрали Малика.       — Мы найдем его. Мы вернем его домой, - клянется Киран, направляя дрожащее тело Кастила вниз к шезлонгу. Кастил наклоняется к нему, прижимается к его телу и кладет голову на грудь Кирана. За время отсутствия Кастила, Киран сильно исхудал. Лопатки выпирают сквозь свободную льняную рубашку. Обхватив рукой его бок, он ощущает резкое давление на грудную клетку. Но вот он, настоящий и живой.       Кастил сглатывает, крепче притягивая Кирана к себе. В ответ Киран обнимает его. Они сидят в тишине, просто обнимая друг друга. В тишине, Кастил чувствует, как раздробленные части его самого начинают срастаться. Даже когда он исцелялся, когда он снова становился самим собой, краем глаза он улавливал проблески женщины. Она преследовала его по пятам, ее голос эхом отдавался в его ушах, но он так и не смог до конца вспомнить ее лицо. Со временем, он отметил это как мечту наяву, порожденный страданием и болью - способ его разума избежать мук, которые он испытывал. Но по ночам ему все еще снилось о том, что он стоит у тихого озера и ждет женщину, которая так и не вернулась.