Another Day, Another Dream

      Сегодня вечером она кусала нижнюю губу, что-то новенькое. Она покраснела, опухла и окрасилась в пурпурный цвет от сока слишком большого количества ежевики. На ее пальцах видна коллекция зазубрин и царапин - путаница с камышом, закончившаяся ничьей. Ее глаза мерцают, но это вряд ли что-то новое. Это желанная и знакомая притягательность.       Эти глаза всегда были тем, что он видел первым. Зеленые, как трава, и блестящие, как роса. Круглые, пытливые, открытые. Потом губы: полные, в форме бантика, трепещущие.       — Ты собираешься пялиться на меня всю ночь? - Ее слова звучат звонко и ярко.       Он раздумывает над ответом. Откидывает руку назад и пускает камешек по воде, прежде чем первое слово слетает с его губ. Прыг. Прыг. Шлёп. Черт.       — Для девушки мечты ты грубовата, - говорит он. Ну и что, что слова колкие? Она не настоящая. Ничего из этого. Покой, который он находит с ней здесь - ложная иллюзия. Клетка. Жестокие когти, впивающиеся в его кожу. Капли крови совсем рядом. Жажда. Он так хочет пить. Его губы пересохли и потрескались. Он готов отдать любую...       — Это я грубая? - ее руки опускаются на бедра. Платок, синий от сока ягод, лежит забытый на соседнем валуне. Поджав губы, она смотрит на него. – Я здесь живу. А ты – ужасный гость.       — Ты живешь в поле?       — У озера.       — В поле.       — Это хорошее поле.       — Да, - он оглядывается вокруг, не впечатленный. – Грязь выглядит как великолепный образец осадочных пород. Много навоза.       — Забудь об этом. Я пойду найду дерево, - она ускакала прочь, прежде чем позвать через плечо: – Теперь ты можешь забыть о том, чтобы я когда-нибудь поделилась с тобой своими ягодами, - он определенно не собирался следовать за ней. И уж точно не шел к ней. Просто ноги у него были длинные. Вот почему он так быстро догнал ее. Его ноги были длинными, и он был так голоден.       — Может, я просто съем тебя? - сказал он, соединив свою руку с ее, словно она была прекрасной дамой, а не босоногим ежом с грязным лицом и в потрепанных штанах. – Ты достаточно пухлая.       — Манеры! - ее голос чопорный и резкий. Против своей воли он усмехнулся.       – Говорит крестьянка.       Хмурится.       – Я думала, мальчики из снов должны быть приятными.       — Ну, крестьяночка...       — Это не мое имя.       О, а она забавная.       – Ты - девушка из сна. У тебя нет имени.       — У каждого есть имя.       — Кроме того, я - принц. Я могу называть тебя как захочу.       Быть принцем должно было иметь какие-то преимущества, верно? Не просто позорное клеймо. Мишень, которой пользуются и злоупотребляют, забирают и выбрасывают в зияющую пасть отчаяния.       — Я думала, принцы должны быть красивыми, - ее ложь выдает писк, сопровождающий слово "красивый". Прерывистое дыхание и улыбка, которые предназначались только для нее самой. Но он украл бы все ее улыбки, если бы она только позволила ему.       — Ты тоже слепая, крестьяночка? - он крепче прижал ее к себе, прежде чем она успела повернуться и влепить ему пощечину.       Он всегда заслуживал ее пощечин. Но ее глаза всегда блестели, когда он проникал ей под кожу. Ее губы всегда надувались. А ее нос, ну, то, что она делала, было незабываемо. Он задерживался в его душе, пока ослепляющий голод утра не прогонял все мысли о девушке его мечты. Но сегодня вечером ее губы опустились. Она смотрит в сторону. Неужели у девушки его мечты есть сердце, которому больно? Разве она не была частью его самого? Он давно потерял свое сердце и душу. Они были вырваны из него. Даже сейчас его грудь щемило и трещало от воспоминаний. Острые ногти. Капающая кровь. Боль.       — Я бы стала принцессой, если бы ты мне позволил, - слова были мягкими. Шепот на прохладном ветру. Признание, не предназначенное для его ушей. Но разве она не поняла? Как и ее улыбки, каждое слово принадлежало ему. Он должен был получить свое. Он был принцем. Она была крестьянкой.       — У меня уже есть принцесса, спасибо.       Он не знал ее лица. Да и знал ли вообще? Тень с ореолом белокурых локонов и ярким смехом. Настолько ярким, что иногда от него болели уши. Но солнце тоже причиняет боль, если смотреть на него слишком долго. А она была как солнце. Блестящая. Жгучая. Больно думать о ней слишком долго.       — Принцесса Ши, - вздохнула крестьянка.       Он качнул головой. Именам здесь не место. На этом поле рядом с озером, сверкающим, как зеркало из полированного обсидиана, не было имен. Никакой ряби, кроме той, что вызывали его камешки. Его слова. Ее улыбки. Никакого света, кроме звезд и серебристых нитей, которые они отражали в ее глазах. Здесь больше ничего не существовало. Кроме этих ягод. Его рот был как мел. Когда же они будут есть?       — Я уверена, что она прекрасна.       — Разве не все принцессы? - в его словах есть легкость, которой он не чувствует.       Имя Ши - пепел в его рту. Она из прошлого. Никто из прошлого не выживает в настоящем. Сейчас есть только боль. Боль, голод и девушка с весенними зелеными глазами и грязными ногами.       — Прекраснее крестьянок? - ее лицо перевернуто. Широкое и открытое. Она хочет... чего она хочет от него?       — Всегда, - почему он был так груб с ней?       — Я не знаю, - отвечает она на его невысказанную мысль. Неужели он сказал это вслух?       — Я думаю, это потому, что ты - это я, - говорит он, и это признание удивляет его. – Это мой мозг так справляется. Я создал тебя, чтобы отвлечься от..., - он запнулся.       Словам о холодных руках и жестоких губах, извращенных улыбках и острых зубах здесь не место. Он не дал бы их своей крестьянке. Ее улыбки и грязные ноги никогда не знали клетки. Зачем ему брать ее в свою? Зачем ему тащить ее в свой кошмар?       — Ты думаешь, я не настоящая? - спрашивает она, наклонив голову в вопросе.       — Что такое реальность? - он не хотел, чтобы на его вопрос ответили. Не было ответов ни на его вопросы, ни на его проблемы. Когда это закончится? Было ли облегчение? Почему?       — Я. Я - настоящая, - ее слова резкие. Почти бешеные. – Это реально, - она тычет пальцем в свою грудь и его.       — Это реально? - спрашивает он. Но этого не может быть. Они идут к лесу уже несколько минут. Вечность. Целую вечность. Но их ноги все еще в дюймах от края озера. Сны были такими забавными.       — Да. Это реально. Мы реальны.       — Это сон, - его слова обжигают ее.       Она смаргивает слезы. Бриллианты капают с темных ресниц. Он наклоняется к ней. Потому что это сон... потому что это нереально... Он крадет эти слезы кончиком языка.       Это сон. Поэтому нет ничего плохого в том, что он проводит рукой по ее волосам цвета вина. Это не предательство по отношению к Ши, когда он прижимается губами к ее губам. Это просто попытка справиться. Фантазия. Его жизнь холодна, жестока и темна. Его крестьянка - светлая, нежная и теплая. Она не его принцесса. Но она здесь.       Там, на берегу озера, в поле своей крестьянки, он целует ее. Губы прижимаются к губам. Ее руки тянутся к его плечам. Она маленькая. Такая маленькая. Он наклоняется, чтобы прижаться к ней. Она стонет, когда ее пальцы погружаются в его волосы. Такие длинные. Такие длинные и нестриженые... Нет. Никаких мыслей о клетке. Только тепло и мягкость этого поцелуя. Только свежий вкус ягод на ее языке. Если он целует ее достаточно глубоко, это почти как еда. А он изголодался по еде. Вот почему он целовал ее. Вот почему он всегда целовал ее. Это лучше, чем кромсать ее шею, как он делал со всеми остальными. Он был чудовищем. Но с ней? Со своей крестьянкой? Он снова был мальчиком. Почти смертным. Еще живой. Не бессмертным и все же мертвым.       Вот чем заканчиваются все его мечты о ней. Тепло, поцелуи и покой. Никогда дальше. Никогда ближе. Но они не знают этого. Они не могут прикоснуться к ней. Она не похожа на них. Она живая. Раньше он знал чистое и отполированное существование. Тепло и сухо, укрыто и безопасно. Его крестьянка грязная. Она похожа на грязь, но она живая. Она - жизнь. Жизнь - это грязь. Жизнь - это пятна и царапины от ягод. Он никогда не знал жизни. Только комфорт и далекие угрозы. Теперь он близко знал смерть. Он знал боль. Но его крестьянка... она была чем-то другим.       Она разрывает поцелуй первой, и он хмурится. Как принц, разве он не должен...       — Это было мило, - говорит она, – особенно учитывая, что мы не настоящие.       — Я настоящий, - его слова теснятся в груди. Он бы сказал, что луна зеленая, если бы она позволила ему поцеловать ее снова.       — Но не я.       — Ты хорошая.       — Добро не реально?       — Не для меня. Если бы ты была настоящей, я бы тебя не заслужил.       Она молчит. Она изучает его. Проводит кончиками пальцев по его лицу. Ему приходится снова наклониться, чтобы дать ей возможность прикоснуться к нему. Ее пальцы мягкие. Теплые. Разве сон может быть теплым?       — Ты плохой принц? - ее слова пугают его. Он колеблется, прежде чем ответить.       — Нет, я так не думаю. Просто чудовище.       Она морщит лоб от его ответа.       – Монстр, но не плохой принц?       Он опускается и садится у края озера. Пальцы его ног погружаются в холодный песок. Он тоже босиком? Когда он успел потерять обувь?       — Когда-то я был хорошим принцем, - говорит он. Его слова мягко падают с губ. Ей приходится наклонить голову, чтобы уловить их. – Я... иногда это трудно вспомнить. Но, кажется, я был братом. И сыном.       — Любовником? - выдает она, морща нос при этой мысли.       Несмотря на торжественность своих мыслей, он смеется.       — И это тоже, - его улыбка слишком быстро исчезает. — Но иногда я забываю. Я застрял как зверь в клетке, – он вздрагивает и пытается заставить свой язык сформировать следующие слова: — Иногда я думаю, что это - все, что я есть.       Его крестьянка садится рядом с ним, скрестив ноги. Она протягивает руку и берет его в свои.       — Это не все, что ты есть, - говорит она, ее голос низкий и серьезный. – Ты еще и грубиян, который оскорбляет меня и ворует мои ягоды.       Он снова смеется, наполовину от удивления.       — Можно я снова тебя поцелую? - спрашивает он, уже приготовившись к отказу.       — Всегда.