Хроники Тартара

Виктору Шилову пятнадцать лет. И последний месяц никакие тартарианцы с дохлыми кошками к нему не приходят. Видимо, Лигулу приходит в голову проверить, как будет справляться Виктор самостоятельно. И варианта «не справиться» у него нет. Уже неделю Виктор охотится в горах. Высоты он не боится, диких зверей — тем более. За ними-то он, собственно, сюда и пришёл. Виктор осторожно выглядывает из-за обломка скалы. Между камнями — хорошо спрятанное большое гнездо с птицей, напоминающей орла, только намного больше размером и с длинной подвижной шеей. Шилов знает, что взглядом эти "орлы" обращают в камень, а наряду с перьями у них на крыльях находятся острые разлетающиеся шипы. Единственный способ поразить этих "птичек" — в длинную шею. Но для этого нужен очень острый меч — плохой просто завязнет, не сумев пробить толстую кожу. Меча Кводнона Виктору жалко — не хотелось бы, чтобы оставались зазубрины. У него с собой неплохой двуручник, вполне годящийся для этих целей. Главное — незаметно приблизиться. Шилов незаметно переползает левее. Его серая, да ещё и выпачканная в грязи и пыли одежда сливается с камнями, а уж беззвучности его могут позавидовать наёмники из клана убийц. Рывок — теперь грудью в землю, чтобы шипы из крыльев пролетели над головой — вскочить — круговым ударом отсечь голову. Самка. — Ну-ка, где тут папа-птиц? — хрипло шепчет Виктор, укрываясь за мёртвой орлицей, стараясь не слишком глубоко вдыхать быстро распространяющуюся вонь. "Папа-птиц" прилетает через несколько минут. И умирает, не успев даже понять, откуда наносится удар. С каждой взрослой особи по куску мяса, плюс найденные в гнезде яйца, плюс набрать с собой шипов. С таким запасом можно рискнуть и спуститься в ущелье. По западному склону Виктор спускаться не рискует: уже издали виден зловещий пар и копошащиеся серые тени внизу, напоминающие грязные влажные тряпки. Это — подселенцы, тупые и яростные создания, за неимением врагов пожирающие друг друга. Не приведи Лигул когда-нибудь с ними столкнуться. Шилов спускается к востоку от Главной гряды. Пока ему достаточно узкой тропы, но для обратного подъёма он привязывает к выступам верёвку. Самодельная бечева, сплетённая из жил яроса, кажется тонкой и ненадёжной, но на самом деле выдержала бы и саблезубого тигра. Виктор же легче его раза в три. Где-то через полкилометра тропа заканчивается. Шилов осторожно продвигается вниз по склону, тщательно следя, чтобы у него было не меньше трёх опор. Две руки, нога. Две ноги, рука. — Торопиться надо медленно, — бурчит себе под нос Виктор. Откуда, откуда он это слышал??? Здесь жарко. Слишком жарко даже для него. Обычного для пещер запаха гнили, сырости и затхлого воздуха нет. Вообще кислорода здесь мало — спасают только два десятка рун, заблаговременно нанесённых на грудь хной. Метров через триста он достигает дна. Точнее, верхнего края дна. Дальше — вниз, в глубь расщелины, почти в полной темноте. Виктор стоит пару минут не двигаясь, давая глазам время привыкнуть к темноте. Размеренно дышит, прислушивается к биению сердца. Каждый стук — секунда. Как часы. Тик. Так. Ненужные мысли и страхи уходят. Зрение и нюх обостряются. Шилов позволяет звериным инстинктам пробудиться. Разум уступает место интуиции. Виктор бесшумно идёт вперёд. Шагов через сорок он видит небольшие рытвинки в скалах, будто бы выщербленные чьими-то когтями или клювами. А впереди слышится какой-то слабый шорох. Шилов нащупывает под одеждой острый нож. Меч, как и дичь, остался наверху. Когда Шилов осторожно опускается рядом, слабо шевелящаяся птица, напоминающая аиста, почти мертва. Только лишь голова упрямо вздрагивает, да по мощным ногам иногда проходят судороги. Сморщившаяся кожа на шее, потемневший клюв, частично вылезшие перья — птица старая, можно сказать, дряхлая. До такого возраста в Тартаре доживают редко. Виктор добивает птицу, чтобы не мучилась. Под ней — яйцо. Видимо, самка до последнего пыталась сохранить кладку. Странно, что яйцо всего одно. Для Тартара рациональнее иметь большое потомство: всё равно большая часть не доживёт и до года. Не зная зачем, Шилов хватает это яйцо и быстро идёт обратно. Ему даже кажется, что это было не столько его решение, сколько продиктованное какими-то высшими силами. Почему-то Виктор решает дать птице вылупиться, хотя "орлиные" яйца запекает в раскалённом песке и съедает в первый же день. Это, "страусиное", он бережёт. Отогревает собственным теплом, задумчиво рассматривает и простукивает. Умирающая птица не выходит у него из головы. Они ведь, по сути, были ровесниками: только для человека пятнадцать-шестнадцать лет — это начало жизни, а для птицы — безнадёжная старость. А дожить в Тартаре до старости могут лишь единицы. Шилов говорит себе, что ему просто любопытно. Он посмотрит, как вылупится птенец, что такого примечательного (позволяющего выживать) в нём есть, и сразу же убьёт. Ещё ему не хватало заботиться о какой-то птице! На пятый день яйцо трескается. Маленький Птыц вылупляется с каким-то странным не то криком, не то рыком "Ар!". Это Виктора забавляет. Пускай. Ар так Ар. Правда, его хорошее настроение сходит на нет, когда птица вместо благодарности за спасение отмахивает ему последние фаланги двух пальцев левой руки. "Вот собака эта птица", — ругается Шилов, впрочем, почти без злобы, наблюдая за тем, как птенец изгибает свою шею. Если уже в первые часы жизни Ар может так за себя постоять, то потом он сможет защищать и самого Виктора. Транспорт, защитник, добытчик, собеседник, питомец — вот кем может стать Ар. Совсем неплохие перспективы.