Лето

POV Timothée Я повторял это с ней ещё несколько раз. Не могу сказать, что являюсь большим поклонником кунилингуса, но всё же Нина не проститутка, она девушка знатного происхождения. К тому же нас с ней объединяла общая родословная, и с ней я не мог поступить как свинья. Это была середина июля, бабушка уехала на рынок, и у нас был минимум час. Мой невинный ангел подошел ко мне и прильнув к моему уху прошептал. - Может, займемся этим? – это было очень робко. - Чем? – я смерил её взглядом. - Нууу, этим, - Нина отвела взгляд в сторону. - Детка, - сказал я, слегка улыбнувшись, - это никуда не годится. - Почему? - она смотрел на меня испуганно. - Я научу тебя как это нужно правильно делать. И я начал говорить различные абсолютно вульгарные вещи и требовал, чтобы она повторяла их за мной. Малышка краснела и чуть слышно их повторяла. - Нина, твой тон должен быть требовательнее. Ты не должна быть в позиции попрошайки. Говори это так будто делаешь мне одолжение. Нина стала говорить увереннее. И когда она стала звучать совсем убедительнее, я повалил её на кровать. В ослепительно белой постели наши тела приняли друг друга совершенным образом, моя кожа и её соединились вместе, чтобы стать силой и нежностью; мы смотрели друг другу в глаза, пока я плавно скользит внутри неё, стараясь не причинять ей никакой боли. Потому что, я считал, что её тело не должно подвергаться насилию, а должно быть только любимым. Она обнимала меня руками и ногами, её вздохи соединяются с моими, её пальцы переплетаются с моими, и её оргазм неумолимо совпадает с моим оргазмом. Нина лежала на моей груди и её длинные волосы закрывали мне лицо, и я целовал её в голову тысячу раз. – Обещай мне… обещай мне, что мы никогда не потеряемся, обещай мне это, – шептала мне Нина. Я молчал, гладил её по спине, она от этого испытывала непреодолимую дрожь, я снова вошел в неё, и она погрузила свои бедра в мои бедра. И пока я медленно двигался, то шептал: – Есть два условия, из-за чего ты не можешь меня потерять, а я не могу потерять тебя. Ты не должна чувствовать себя пленницей ни меня, ни моей любви, ни моего чувства. Ты – птица, которая должна летать свободно, ты никогда не будешь должна позволять мне быть единственной целью твоей жизни. Её голос прерывается от удовольствия, и она спрашивает, какое же второе условие. – Никогда не предавай саму себя, потому что, изменяя себе, ты причинишь боль и мне, и себе. Я тебя люблю и буду любить тебя, даже если наши дороги разойдутся. И мы кончили практически одновременно. Она улыбалась, когда моя рука нежно касалась моей обнаженной спины, я целовал её в затылок. Когда Нина уснула, я аккуратно перенес её в комнату и туда же отнес её вещи. А затем спустился пить кофе. Бабушка пунктуально вернулась через час. - А где Нина? - Она сегодня провела много времени на солнце без головного убора и немного утомилась. Нина спустится немного позже. POV ELLe Еще прохладно, хотя по календарю весна уже вступила в свои права. Небо еще такое зимнее… лица людей зимние. Нотр дам де Пари занял собой почти все сердце города, он показывает всем свой огромный зад, обращенный прямо на улицу. Я стараюсь по возможности на него не смотреть, когда хожу за покупками. Мне не нравится Нотр дам, он кажется уже зрелым мужчиной, который хочет продемонстрировать всем свою мужскую силу, хотя на самом деле уже потерял ее. Я это не поощряю. Я от этого устала. Я иду по шумным улицам с пакетами в руках и смотрю вниз, иду так быстро, что, когда подхожу к двери своего дома, от напряжения у меня болят икры, а пальцы рук изрезаны пластиком пакетов и стали толстыми, распухшими, как сосиски. Темнота, пепел, сгустившаяся и застывшая лава. Несмотря на то, что солнце иногда играет на барочных рельефах и уголках белых занавесок в старых домах в центре, весь город кажется погруженным в огромную, бесконечную, глубочайшую тьму. Он мрачный, Париж. Этот город будто вползает в огромный разинутый рот мертвеца — длинный вялый червяк. Он такой даже тогда, когда кажется, что не может быть никакой жизни на его узких площадях и исцарапанных улицах, когда ночью подростки, воры, проститутки, наркоманы, семьи и туристы — все собираются в одном месте, в одно и то же время. Париж прекрасен, потому что не признает иерархий, не знает времени, потому что не осознает своего очарования. Ко мне приехал Макс и мы занялись любовью. — Давай сделаем это, как будто в последний раз, — сказала я, глядя ему в глаза. Он нерешительно спросил: — Что ты хочешь сказать? — Глупый… ничего серьезного. Это от избытка любви. — Почему? — смущенно спросил он. Я пожала плечами и ответила: — Потому что мне надоело рассыпаться на куски. Я хочу полностью погрузиться в бесконечность. — Но ты всегда это делаешь, — сказал он. Я снова пожала плечами и фыркнула. Нет, я никогда не погружалась в бесконечность. Я не знаю, какая она — бесконечность. Я знаю, что такое пределы, паралич, неполноценность. Но именно бесконечность — нет, я бы не сказала. — Сделаем так. Представь, что кто-то из нас завтра умрет или я должна уехать на много-много лет, и мы сможем увидеться только спустя долгое время… или, может быть, не увидимся вообще. Как бы ты меня любил в таком случае? Он был великолепен, я была великолепна. Нас возбуждал свет лампы на комоде, бросавший на наши лица разноцветные блики. И когда мы занимались любовью, это был уже не он, это были он и ты, Тимоти. С одной стороны была я. А ты и он меня любили, целовали и разрывали на куски. Я видела твой нос, рот, твои уши и его глаза. Я чувствовала, как бьются два сердца, и, когда мое тело содрогнулось, закричала: «Я так люблю тебя, так люблю!» Я кричала это и тебе тоже. Ты — страж моей души и тела. Заботливо глядящий на дорогу моей жизни: ты наблюдаешь за ней и защищаешь ее. Я не просила тебя об этом, я не могла этого даже желать. Его тело пахнет так, как пахнет твоя шея, а его шея пахнет тобой. И больше ничего. Веки опустились, как занавес после спектакля, и легкое удовлетворенное дыхание смешалось с запахами комнаты. И ты остался. Ты никогда не претендовал на мою жизнь и свободу. Ты очень легкий, а я слишком тяжелая. Сейчас я должна заставить замолчать все мои мысли о жизни, чтобы дать слово тому чувству, которое испытываю к тебе. Может быть, ты его заслуживаешь. Хотя имеет ли теперь это значение.