The man who would be king

Пламя священного огня отбрасывает причудливые тени на смятенные лица когда-то друзей, когда-то тех, за кого он был готов отдать все. И сейчас готов, но кто поверит ему?  — Зачем хранить все в секрете, если ты был уверен, что выбор правильный? — Дин не может смириться с этим. Никто не может смириться с этим, даже он сам. Потому что не был уверен. Никогда. Грязь под ногами, грязь на душе. Самое могущественное и светлое существо на свете, чья душа по размерам затмит Эмпайр-стейт-билдинг, склоняет голову в безмолвной молитве, сжимая и разжимая пальцы, словно убеждая себя, что эта ложная потребность хоть на секунду приведет за собой покой, который сейчас ему нужен больше, чем кислород. Да он, собственно, никогда и не нуждался в кислороде. И сомнение сжирает изнутри, упорно прогрызает путь наружу, чтобы выплеснуться очередным потоком дотошных колебаний, чтобы заставить в миллионный раз усомниться в правильности своих поступков, взвесить все приоритеты и, конечно же, прийти к единственному верному решению. Видеть истину в своих решениях, вот что ему нужно. Беспомощно захлебнуться в водах океана собственной лжи удивительно легко, хоть и глупо, но развернуться к берегу, когда за плечами столько всего, просто невозможно, да и ноги уже онемели, не слушаются, и мертвый груз не дает покоя, тянет ко дну, а на дне лишь гора бесчисленных трупов. И смешно плеваться всем этим, ведь лгать, глядя в глаза, он так и не научился. Вот бы окунуть запятнанную душу в этот океан, омыть ее, пусть и чужой зазря пролитой кровью. И в голове один момент за другим, словно кто-то заснял все на камеру, чтобы предоставить это спустя тысячи лет ему, чтобы он посмеялся над собой. — Что, если я сделал неправильный выбор? Как мне узнать об этом? — И в голосе столько неоправданной надежды, чуть ли не звериного отчаяния, и он уже давно знает, что участь этих слов навсегда остаться лишь упованием. И холод невероятно ощутим в этот день, словно вполне ожидаемое молчание Отца задевает его. Он один, среди снега и собственных страхов. Никто не ответит ему. И цветы, словно рассыпанные вокруг него чей-то легкой рукой, медленно, но верно тускнеют, теряют былой свет. И он подобно этим цветам сутулится, хочет спрятаться, а прятаться негде, да и поздно. Он ищет знак. Он ищет его в каждой пыльной странице очередной книги, прочитанной Сэмом; в каждой ухмылке Кроули, брошенной между гадким словом; в каждом вздохе и каждом выдохе; в каждой веточке рябины, шелохнувшейся от безразличного дуновения ветерка; в оглушительной тишине. «Отец давно оставил нас», — говорили они, и страшно поверить, что это конец. — Ты должен сказать мне. Ты должен дать мне знак. Дай мне знак. Потому что если Ты промолчишь, я буду делать все, что должен. Но знака нет. Самое могущественное и светлое существо на свете склоняет голову.