Золотая клетка Анастейши Стилл

Сьюзен Пэвенси засиделась в своём кабинете допоздна. Она сегодня не выполнила план, обычно обозначенный в ежедневнике, потому как вырубилась прямо на рабочем столе. Неизвестно, чем это было обусловлено, быть может, весной, которая обычно заставляет нас переживать наши лучшие чувства. Забившая на свою личную жизнь девушка теперь перечитывала личные дневники многолетней давности и кусала губы от досады, понимая, какой дурой она была несколько лет назад и - тем не менее - счастливой дурой. Вот почему жизнь всегда предоставляла ей выбор - или пребывать в иллюзиях, или преследовать более глубокие цели. Она любила романы про авантюристов и биографии великих личностей, и вот теперь разбиралась с дневниками Анастейши, которая решила подводить все свои постельные приключения с Греем под карандаш. Ану стало не узнать. Раньше она была скромнее и сдержаннее, и, если позволяло образование, с ней можно было поговорить на любую тему. Обычно девушка подолгу засиживалась в архиве, в который недавно устроилась работать после курсов факультета истории, филологии и искусствоведения, составляла генеалогии - не за бесплатно, прям бизнес наладила, - и после, вечером, отправлялась гулять по ночному городу в поисках призрачного счастья. Один Бог мог знать, куда могли завести Анастейшу её похождения. Сьюзен частенько посмеивалась над ней, над тем, что по заверению Стил, так, как она любить, никто не умеет. Совсем недавно Ану занесло в наркоманский притон, потом - в ночной клуб, после - в кинотеатр, который открыли недавно и который давал сеансы в ночное время. Связи, которыми Анастейша при этом обрастала, отдаляли её от Сьюзен, и последняя всё чаще подумывала о том, стоит ли ей вообще поддерживать отношения с подругой - в последнее время та была с ней только телом. Духом - где-то в другом месте. Весь день Великодушная продремала на кушетке для пациентов. Сегодня никто не пришёл - такое редко бывало в её практике, поэтому этот благословенный день она подарила грёзам. Проснулась Сьюзен поздно вечером. Ей снились поля под ночным звёздным небом, звенящий ручей под деревом, костёр, который она когда-то в юности в полном одиночестве разожгла в леске неподалёку от дома, щемящее чувство неприкаянности в этом огромном мире, где она всегда ощущала себя заброшенной в бытие. Сьюзен со злорадством отметила про себя, что одиночество не является для неё тяжким бременем, и что она совершенно не нуждается во внимании Макса - паренька, на которого она запала ещё в младших классах, и который не удостаивал её своим обществом. Впрочем, рациональной Пэвенси это играло только на руку. "Умом возьму", - говорила она, глядя на себя в зеркало. Отражение было скромным: заурядная внешность, русая коса и нос картошкой. Сьюзен, впрочем, гордилась совершенно другим, как и Каспиан (о, когда-то они нашли друг друга: богатый внутренний мир не мешал его страстности и даже некоторой сладострастности и склонности к не самым целомудренным поступкам. Так что юрисдикции Нарнии пришлось видоизменить себя, чтобы нарнийская нравственность не напоминала римскую, которая, как известно, начинала подгнивать с головы. Незадолго до того, как дети вернулись из Нарнии в Лондон, измены для Каспиана и Сьюзен не казались чем-то уж таким постыдным и обременяющим. Оба давали друг другу свободу и сами были свободны, как ветер в поле). Анастейша же, казалось, чпокалась и совершенно не утомлялась этим занятием. Сьюзен решила изучить их социотипы - этой прекрасной талантливой паре не чинили препятствий и любили принимать в обществе. Откуда у Грея было это недостижимое качество притягивать, а у Анастейши - выдерживать его особенности, и как вообще возможна была такая идеальная совместимость?.. Погружаясь в темноту души своих пациентов, Сьюзен не находила похожего чувства и судьбы ни у одного из них, несмотря на то, что её клиентская база была довольно обширна. Питер работал на заводе, Люси только-только заканчивала школу, Эдмунд был ещё таким соплежуем, что поучиться у него было нечему, так что Сьюзен казалось, что она слишком далека от бытия, а вот рядом кипела необычная жизнь, полная странных ощущений и волнующих переживаний. Провожая Анастейшу в ночь, Сьюзен думала о завтрашнем дне, о работе, которой посвятила себя полностью, перебирая картотеку статей и скелеты в шкафу жён местных криминальных авторитетов, о том, что совсем скоро поедет в гости к профессору Керку; этот старый мафиозник, несмотря на глубокую старость, продолжал писать свои монографии и вспоминал разбитную молодость, то, чему его научила Нарния, и в душе был тем маленьким Диггори Керком, в которого Полли влюбилась окончательно и бесповоротно, только вот, как это обычно бывает с настоящей любовью, пути их разошлись навсегда... Вот такой вот "Ла-ла-лэнд", и Сьюзен с горечью отмечала, что настоящую любовь мы переживаем лишь единожды, и Нарния не торопится принимать у себя гостей слишком часто, чтобы человек ценил каждый дюйм, пройденный им - Путь Наверх, к Богу и Вечности, к сияющим туманам эмпирея. Питер был обычным ёбарем, Эдмунд ещё только искал себя, Люси ещё только грезила идеальной любовью и верила в неё. В самую красивую девочку класса летит больше всего снежков - эта схема работает и во взрослом возрасте, по опыту Анастейши это явствовало как нигде более ярко, Сьюзен и рада была, что она не так хороша, но предпочитала сохранять статус-кво, чем строить заново. Не хватало теплоты, девушка склонялась к депрессии. Зато Сью купила чёрную помаду и чёрный лак, и теперь смотрелась - во всяком случае, ей казалось, что так оно теперь было - пиздец охуительно круто. Ей нравилось быть жгучей брюнеткой, и после такой мощной метаморфозы пациенты уходили от неё раньше положенного срока, не доставали её своим нытьём и вообще, казалось, отдалились от привычных сеансов психотерапии, проживая свои проблемы в иных психических сферах. "Иногда надо дать им не советы, а немного по жопе", - отметила Сьюзен с удовлетворением, почти с таким же, с каким она отмечала в календаре наступившие весенние деньки - единственные в году, когда желание убивать тех, кто был вручен ей на попечение, немного спадало: обострение этого сезона делало своё дело, и Сьюзен оставалось только повторять каждому на их жалобы: "И что вы об этом думаете?", снабжать проходящих соответствующей литературой и напоследок рекомендовать всем поискать возможность наиболее конструктивного выхода накопившегося сублимированного либидо. "Чпок-чпок, перечпок", - напевала Сью, глядя на то, как мальчишка из дома напротив шлёпает по весенним лужам. Интересно, каким было детство Грея - раз он стал таким, каким стал? Его детство было покрыто тайной, как и некоторые аспекты жизни Анастейши Стил, и Сьюзен туда не совалась из деликатности, а, может быть - не желала разочаровываться в жизни. Вершин в своей профессии она достигала только при странном и порой очень болезненно сказывающемся условии - умении и желании видеть в людях возвышенное. Психиатры советуют не пользоваться бредовыми идеализациями, но чем же руководствовалась Ана, выбирая Грея каким-то мудрым внутренним чутьём, почти на интуитивном уровне, точнее, сочетая мудрость и тонкую эмоциональность? В прошлом Ана частенько ошибалась в выборе, людей скорее чувствовала, чем анализировала, предъявляла к потенциальным ухажерам завышенные требования и даже в любви - настоящей, большой и чистой - не переставала тестировать избранника, что не позволяло ей избежать ошибок. Иногда в выборе друзей поступала не очень мудро, переживая болезненные разочарования. Грея вытянула из толпы как-то очень внезапно: они с первой минуты начинали чувствовать друг к другу какое-то магическое влечение. Ана наложила на свою девственность многочисленные табу и взяла с Грея обещание, что он не будет трогать её до тех пор, пока она не получит высшего образования, точнее, не завершит, но как можно было идти против природы?.. Совсем скоро она победила, зов плоти был услышан, и Ана не появлялась в кабинете Сьюзен со своими проблемами долгие две недели, пока цвела весна, отдав себя её чувству - sensus veris - как говорили римляне, и Грей был в эти минуты на седьмом небе от счастья. Так, во всяком случае, догадывалась Великодушная. Ибо если сам не счастлив, трудно принести счастье другому. Не зная, чем себя занять, Сьюзен достала с полки большую рамку, заложила под стекло презерватив, который она нашла в комнате старшего Вреда, её дяди, а рядом поместила напечатанную через принтер витиеватым шрифтом фразочку - "Жвачка для тёти Альберты". Гаденько хихикнула и поставила на видное место, чтобы не забыть про день рождения Эдмунда, к которому она готовилась, но про который могла забыть в своём напряжённом графике. Вспоминая, как Анастейша решила позвать Джил и Юстэса в свинг-клуб, старшая Пэвенси не удержалась и расхохоталась, с удовлетворением отмечая, как с этим смехом с неё сползает старая оболочка и - вуаля - она была готова теперь полнокровно впитывать в себя жизнь. "Скоро поеду к Профессору", - лелеяла Сьюзен надежду, что Нарния не навсегда потеряна для мира, и можно хотя бы просто полюбоваться со стороны порталом в неё - Платяным Шкафом, с которого МакКриди не ленилась стирать пыль каждый день. - "Где-то ещё осталась романтика. Грею хорошо с Аной, Эдмунду - наедине со своими экзистенциальными переживаниями, Люси - со своими мечтами, Джил - с поднаторевшим в сексуальных уловках Вредом, а как же я?.. Нет, надо набраться терпения и помнить, что в мире есть по крайней мере два человека, которые тебя любят, и, быть может, у них проснётся совесть навестить меня, когда я вернусь сюда, в эту тихую, спокойную, урбанистическую реальность на краю зачумлённого Лондона с его туманами, красоту которых бы не поняли, если бы их не открыло искусство... Нет, всё же очень даже не зря, что я пошла на психологический факультет... Конца души не найдёшь - так глубока, и, быть может, память о юношеском блеске - вот то единственное, чем жив человек..."