Букет из лилий и нарциссов

V Grouper - Being Her Shadow              Окончательно проснулась Нарцисса лишь к полудню: солнце, проливая свой свет на землю и деревья, пробиралось в спальню сквозь уже открытые настежь шторы. Девушка, зажмурившись от столь непривычно яркого света, села на постели, окунув ладонь с растопыренными в стороны пальцами в молочные волосы. Медленно перебирая кончиками пальцев пряди волос, она сонно хмурила нос, млея в солнечной ванне. Наконец раскрыв глаза и окинув взором всю комнату, Нарцисса сползла с постели. Приятная бодрость горячим напитком наполняла ее тело: болезнь отступала. Шаги сделались легче, а тяжесть головы, что стала со временем привычной, пропала, будто ее не было вовсе. Девушка обошла всю комнату, довольствуясь прикосновениями мягкого ковра к нагим ступням; легкости, с которой она вдыхала свежий полуденный воздух. Оковы, с которыми приходилось жить ранее, спали и беззвучно растворились в тишине. Сейчас было неважно где находится Люциус, где находится Снегг и прочие. Драко в безопасности, а Нарцисса свободна ― что может быть лучше? Подобно новорожденному, что испытывает все краски жизни впервые, девушка впитывала в себя солнечный свет, будто боясь, что это ― последние слова солнца для нее; медленно гуляла по комнате, будто по саду, чувствуя своё закостенелое тело, которое расцветало, подобно большому цветку.       Тихо открыв дверь, светловласая особа вскоре покинула спальню, будто покинула тюрьму бессрочного нахождения; ступая на одних носочках, прошла в комнату няни и бесшумно шмыгнула в приоткрытую дверь.       Женщина, что годилась Нарциссе в матери, тихо-тихо ворковала над колыбелью, схожей с той, что стоит в ее спальне: видимо, малыш только уснул. Подняв взгляд угасающих болотных глаз на молодую мать, женщина едва зашевелила губами:       ― Он хорошо покушал утром и уснул.       Нарцисса впервые за последние недели улыбнулась. Она порхнула к колыбели, склонившись над ней и очертив внимательно-нежным взглядом такой родной и аккуратный овал лица сына. Если бы любовь можно было лицезреть, то она искрилась бы теплом и улыбкой, как сейчас искрилась в небесных глазах матери. Невесомо коснувшись губами теплого лба младенца, Нарцисса шепотом поблагодарила няню и покинула комнату.       Все поместье будто бы уснуло: коридоры, ранее казавшиеся зловеще темными и жуткими, безмолвно дремали в падающих ровными линиями лучах солнца. Цисси чувствовала босыми ногами приятную прохладу деревянного пола и ступеней лестницы, ведущих вниз, к зале и кухне. На теле ― серая легкая ночная рубашка, что сейчас девушке казалась простеньким платьем. Хотелось выйти в сад и, ощутив себя той юной шестнадцатилетней девушкой, пуститься в бега вдоль плодовитых деревьев по усыпанным гравием дорожкам; вдыхать этот броский и обжигающий ноздри свежестью воздух листвы и дня. Хотелось снова быть живой; жить, а не существовать.       Спустившись к кухне, Цисси с приятным в груди теплом ощутила радость возвращения сюда. Не покидая спальни несколько недель, она будто заново училась узнавать хорошо известные ей места, ощущать уют воспоминаний от них и возвращаться, маленькими, нетерпеливыми шажками в привычный оборот жизни. Любимый сервиз неизменно покоился на полках; любимые цветы, которых здесь было не так много, скрашивали темные краски интерьера и добавляли жизни в дом.              Северус, облокотившись о кухонную тумбу, стоял в пол оборота к окну. Природа лениво просыпалась и возрождалась, пусть на часах уже был полдень. Крепкий кофе, что поддерживал бодровствание мага сейчас, приятно горчил на языке и наполнял духовно своим ароматом: тишина на кухне, где он упокоился, подобно скульптуре на несколько часов, успокаивала. Нарцисса, словно нарочно, не выходила из головы: Северус не питал особой привязанности ни к кому из его окружения…       …за исключением Лили…       …но она, невольно набросив на него цепи и пытаясь утопить в своем состоянии, однозначно обратила на себя внимание. Пусть даже совсем немного. Снегг, каждый раз приходя в ее комнату, видел умирающего лебедя, увядающий на глазах цветок, которому противен солнечный свет и вода, неприятна природа, не желанна жизнь. И даже если тело можно было вылечить склянками с зельями и заклинаниями, то ее душу, из которой исходило отравляющее чувство ― вылечить Северус не мог. Признаться, из-за нее ему пришлось возобновить едва забывшиеся в памяти моменты врачевания и ответа на излечение души он не нашел; он пришел к нему сам и только спустя время.       Она сама должна вылечить себя.       Она должна захотеть жить и бороться: болезнь стала бы отступать и вскоре Нарцисса встала бы на ноги. Но разве захочется жить, когда ты одна на руках с грудным ребенком, а твой верный супруг и думать про тебя забыл?       Снегг прислонился губами к кружке и сделал еще один глоток, переключив фокус внимания на мирно парящих бабочек за окном. Конечно нет, и даже Северусу это было понятно. Он знал каково это ― жить с осознанием отсутствия чего-либо, или кого-либо рядом.       Мысли и доводы его растворились в воздухе сладким дымом, когда на кухню вошла она. Зельевар невольно замер, пусть и до этого не менял позы: перед ним стояла совершенно другая Нарцисса, вовсе не та, которую он знал. Мужчине показалось, что он все же задремал и видит ныне прекрасный сон, но движение, мимика и жесты девушки опровергли его догадки. Нарцисса жила; распустилась прекрасным бутоном и, улыбаясь, была здесь и сейчас. Несколько недель Снегг, скрипя душой, наблюдал за безжизненным привидением, которое существует в стенах этого замка ― настолько его утомлял ее вид; сейчас же перед ним была абсолютно новая, будто родившаяся заново девушка. Подобное возвращение к жизни он не наблюдал прежде, а потому впал в оцепенение на несколько секунд, боясь, что светловолосая быстро заметит его. Но она не видела его.              ― Не ходи босиком, ― раздается совсем рядом знакомый, но весьма уставший голос. Нарцисса, едва повернув голову, только сейчас замечает Снегга: он, облокотившись на кухонную тумбу спиной, держит в руках кружку, из которой струится до дрожи пряный аромат кофе. Зельевар был в темно-зеленой водолазке и черных брюках, а волосы его крылись на затылке, связанные в хвост; странно, что он решил сменить одеяние с привычной мантии, на что-то другое, но девушку это даже не коснулось. Она улыбнулась ему, по-детски смущаясь, с некой виной опустив взгляд на свои босые ноги:       ― Мне вовсе не холодно, ― говорит она, а после спешит к плите.       Она хочет кофе.       За последние дни девушка едва ли взяла в рот кусочек хлеба, не говоря уже о таком любимом ею напитке, как кофе. Чайник вскоре тихо зашуршал водой, что находилась внутри, а Нарцисса, пробежав пальцами по молочным волосам, обернулась к окну.              Снегг с интересом туриста в музее редких экспонатов смотрел на девушку: не верил, что столь быстро она смогла взойти новым ростком, обрести второе дыхание и, очистившись от старой кожуры, вдохнуть глоток жизни.       А девушке хотелось жить: она позабыла о чайнике, что поставила несколько секунд назад, забыла о спящем сыне этажом выше, забыла о супруге, что не появлялся дома уже которую неделю. Крылья, что распростёрлись за ее спиной, норовили унести Цисси далеко-далеко; туда, где есть ласкающий кожу солнечный свет, щекочущая щиколотки трава, воздух, что наполняет тело и душу жизнью. Она не заметила, как выбежала на улицу и уже была на пороге сада.       Северус видел читающиеся на ее лице эмоции и не понимал ― что вселило в нее столько жизни. Но не успел он прийти даже к началу рассуждений, как белая макушка убежала за пределы кухни и свернула к главному входу. Снегг еще долгое время после спрашивал себя ― почему он ринулся за ней? ― но каждый раз не мог дать внятного ответа. Кружка в миг была отставлена в сторону, а кухня опустела. Бесшумной, но весьма быстрой походкой мужчина преодолел расстояние в прихожей и оказался позади Нарциссы, что глазами ребенка смотрела на этот просыпающийся мир. Она не слышала, или делала вид, что не слышит его предостерегающих фраз.       ― Вернись в дом ― ты боса и раздета.       И крылья унесли ее: шаг, а за ним второй ― более уверенный и Нарцисса уже бежит вдоль деревьев и кустов, слышит свои легкие, похожие на топот кроличьих лапок шаги и скрежет гравия под ними; руками, что она едва раскинула в стороны, ловила воздух, а глаза прикрыла. Улыбка солнечными лучами играла на ее лице; на щеках и носу вскоре показался легкий румянец от усталости. Какой бы одухотворенной не чувствовала себя Нарцисса, полностью здоровой она не была. Пальцами бегло касаясь приятной листвы, девушка смахивала не успевшую еще с утра растаять росу; и бежала, все бежала в глубь сада, утопая в его сердце, растворяясь в его жизни.       Снегг едва поспевал за ней: его больше беспокоила, нежели раздражала подобная выходка. Случаи, которые ныне тревожно всплывали в его голове, встречались ему в книгах и некоторых рукописях: на фоне болезни, особенно затрагивающей душу, часто возникает ремиссия, что нередко означает лишь временный подъем сил и кажется, что болезнь побеждена. При ремиссии больные могут лгать о своем полном состоянии, говорить, как хорошо им на данный момент и как хочется жить; а через несколько дней, когда ощущают отсутствие контроля, кончают с жизнью. Северус не был привязан к Нарциссе настолько…       …насколько был привязан к Лили…       … чтобы бояться за ее жизнь, но как лекарь в данном случае он боялся допустить мысль о смерти пациентки. Пациентки, что расцвела у него на глазах.       Крепкая хватка непривычно холодной руки рывком остановила Нарциссу: она обернулась и затаила дыхание, пусть чувствовала, как сердце продолжает бежать дальше, взмывая в небо и вдыхая полной грудью этот воздух свободы. Северус тяжело дышал и непроницаемым взглядом своих неизменно карих глаз смотрел на девушку, будто коря ее за подобное безрассудство. На деле же он пытался скрыть беспокойство за этот новорождённый бутон нарцисса ― не мог допустить и в мыслях его смерть. Девушка перевела дыхание и вскоре, дыша в унисон, они на уровне одного взгляда поняли друг друга: он ― ее желание оторваться от постели и хоть как-то почувствовать жизнь; она ― его незыблемый приказ, больше похожий на уставшую просьбу, не тревожить себя пока болезнь не пройдет вовсе.       ― Ты боса, ― зачем-то сказал Северус и в ответ на невинную улыбку девушки, осторожно поднял ее на руки. ― Дождь шумел всю ночь.       ― Мне не холодно.       ― Ты все еще не здорова, ― мужчина не смотрел на нее, но уже направлялся обратно к дому. Девушка осматривалась по сторонам, и находясь в неком экстазе не приняла во внимание действие зельевара. Лишь опустившись на приятный мягкий ковер в гостиной, она заглянула в глубокую пучину его глаз: Северус удостоил ее секундным вниманием и, молвив:       ― Чайник уже закипел.       Покинул гостиную.