Голо: 7+1

Голограммы отсутствующих на Корусанте магистров – по сути, подавляющее большинство членов Совета – погасли одна за другой, и света стало значительно меньше. Следом потянулись и те из них, что были на планете, пока, по итогу, в зале собраний не остался только сам Оби-Ван и Мейс. – Оби-Ван, – позвал Мейс, и его аура в Силе чуть дрогнула, потревоженная скрытым любопытством. – Есть что-то, что ты хотел бы обсудить с глазу на глаз? – Нет, – встряхнувшись, тот улыбнулся уголками губ. – Всё в порядке. Я просто… задумался. – О чём же? Тебя что-то тревожит? – Нет-нет, – Оби-Ван поднялся и, обойдя кресло, оказался у окна. – Ничего серьёзного. Правда. На самом деле, обдумываемая им ситуация было весьма серьёзной, и последние месяцы он всё чаще возвращался к ней, но, не имея дельных решений создавшейся дилеммы, делиться своими мыслями с другими пока не стремился. Разве что, возможно, с Сатин. Потому что, зная её, она обо всём этом задумалась чуть ли не с первых недель войны и, вероятно, уже успела разработать пару десятков планов действий. Всё началось с довольно давнишней встречи с Пло после уничтожения «Зловещего». Они оказались одновременно на Корусанте, оба присутствовали, вначале, на собрании Совета, затем – на брифинге, тепло попрощались друг с другом, а после, неожиданно, столкнулись в захудалом баре на Нижнем уровне. Пло был гораздо старше Оби-Вана, и первые годы после смерти Квай-Гона он неосознанно тянулся к нему за поддержкой и советом, потом же их взаимоотношения из разряда взрослый-ребенок переросли в крепкую, надежную дружбу двух состоявшихся личностей, так что не было ничего удивительного, что Оби-Ван решил присоединиться к кел-дору, в одиночестве пьющему в самом тёмном углу кантины. Давить или как-то иначе разговорить он не пытался, и где-то после третьей рюмки это терпение было вознаграждено. Пло был разочарован. В действиях Республики, в решениях Совета, но больше всего он был разочарован в себе: его клоны – его волчья стая – не считали себя достойными спасенья, они воспринимали себя как нечто, что можно заменить, словно пришедшую в негодность штампованную деталь, и это глубоко ранило Пло. Чем тогда Республика была лучше Конфедерации, если её солдаты чуть ли не приравнивали себя к дройдам? Чем он сам был лучше сепаратистских генералов, если его подчиненные пришли к подобным выводам? И, если они думают так сейчас, что будет с теми из них, что выживут, когда война закончится? Взращенные из ДНК наёмника, обученные для войны и видящие только лишь тренировочные боксы и поле боя… Что будет с ними после? Куда подадутся миллионы солдат, никогда не сталкивающиеся с мирной жизнью? Как оказалось, мысли о клонах и их судьбе были лишь вершиной айсберга. Потому что Сатин – пылкий приверженец пацифизма, по-мандалорски ярая в своих стремлениях мира – во время визита на Корусант напомнила ему, что положение самих джедаев ничуть не лучше, если не ещё хуже. Ещё до событий на Джеонозисе, ознаменовавших начало войны, Мейс говорил с Канцлером и группой делегатов и произнёс то, что сейчас вызывало лишь тоску и чувство вины. Он сказал, что джедаи не солдаты. Но вот они здесь: генералы и коммандеры, ведущие за собой тысячи клонов в очередную битву. Чем для Ордена станет окончание войны? Если Конфедерация одержит верх, несомненно, большинство из них казнят, в случае же победы Республики их будущее положение виделось довольно шатким и весьма неопределённым. Джедаи были миротворцами. Пусть они нередко были вынуждены применять на практике свои фехтовальные навыки и способности, полученные благодаря своей связи с Силой, наиболее предпочтительным путем для любого из них всегда была дипломатия и ведение переговоров. Теперь же вся Галактика знала их не только как хранителей мира, но и как превосходных воинов и командиров – стратегически подкованных, обладающих даром предчувствия и способных заменить лишь одним из них несколько сотен нечувствительных к Силе бойцов. Выиграв войну, какой же путь выберет Орден, на собственном опыте почувствовав вес – и власть – военных званий? Оби-Ван не питал иллюзий и понимал, что, даже если джедаи, избрав прежнюю роль посредников, на что он искренне надеялся, попытаются вернуться к истокам, этот путь будет очень долог и тернист не только для самих джедаев, но и для Галактики. За спиной с мягким шелестом закрылась дверь – Мейс тоже ушёл, – но Оби-Ван не спешил покинуть зал: округлое помещение башни всегда вызывало в нём какое-то чувство спокойствия. На запястье мигнул комлинк. Он улыбнулся, едва взглянув на личные коды, и, даже не пытаясь подавить приятную дрожь, короткой волной пронесшейся по всему телу, принял вызов. – Циар’ика, как замечательно, что ты уже не викуэй! Оби-Ван невольно вздрогнул, втянув голову в плечи. После их последнего разговора, он понял, что Сатин вознамерилась как можно чаще напоминать о своих чувствах, но никак не ожидал, что это дастся ей настолько легко, будто и не было столько лет сдерживания этих самых чувств. А затем мозг переключился с ласкового обращения на окончание фразы. – Викуэй?.. Сатин молчала, с усмешкой глядя на него, Оби-Ван же пригладил бороду, а затем замер, в ужасе распахнув глаза. Хондо! Эта его глупая фотосессия в окружении винтовок на фоне разбитого шаттла, который и разбился-то из-за него же. Ох, и почему он оказался настолько медлительным, что этот чокнутый пират в итоге отправил все сделанные им голо? Он попытался было их удалить, но, по итогу, просто стёр с памяти своего устройства, так и не узнав, что, собственно, получилось. – Прости, – он вздохнул. – Я не собирался их отправлять. Всё это оружие… – Какое ещё оружие? – поджав губы, Сатин скрестила руки на груди. – Бластерные винтовки. Возможно, в кадр попала ещё и турбиновая установка… Я не уверен. – Кажется, мы говорим о совершенно разных голофото. – Постой, если там не было винтовок, то… – устроившись на подлокотнике собственного кресла, Оби-Ван нахмурился, а затем со стоном прижал ладонь к лицу. – Нет. Только не говори, что на всех них был Хондо. – Если ты говоришь про викуэя, который на одной из записей орал что-то вроде «Ну, что ты, как хатт в кабине истребителя» и «Палочку свою светящуюся ровней держи, а», то да, это был твой Хондо, – её взгляд стал каким-то игривым. – Что он имел ввиду под светящейся палочкой? Световой меч или что-то другое? Оби-Ван побледнел. – Сила, Сатин! Конечно же, он говорил про световой меч! Она рассмеялась, кокетливо глядя на него, а потом вновь стала предельно серьёзной. – Честно говоря, эта случайность произошла как нельзя кстати. У меня могли бы возникнуть некоторые… осложнения, если бы это оказались всё-таки твои голо. Ничего серьёзного и всё вполне решаемо, но я предпочитаю избегать ненужных проблем. «Ничего серьёзного». Пусть в итоге их воспитание и было различным, лепили их из одних и тех же материалов, так что Оби-Ван не сомневался, её «ничего серьёзного» так же серьёзно, как и его мысли о клонах с джедаями. Он, задумавшись, снова взялся потирать подбородок. – Бен, – мягко позвала его Сатин. – Бен, поговори со мной. И он решился. – Как думаешь, что будет с клонами после войны? Какое-то время она молчала, задумчиво покусывая нижнюю губу, потом всё же подалась вперёд, опираясь локтями обо что-то – наверное, о стол, за которым, похоже, сидела, – и взгляд её оказался наполнен искренней грустью. – Всё очень сложно, – сложив руки в замок, она принялась постукивать пальцами друг о друга, невольно выдавая своё волнение. – Джанго из найдёнышей, и сейчас никто уже точно и не знает, откуда он вообще родом, но это было бы неважно, если бы в конечном счёте он остался на Мандалоре. Он же предпочёл жизнь охотника за головами. Но многие из мандалорцев становятся наёмниками, так что это тоже не играет особой роли. Что важно, так это то, что его лишили брони, когда пленили на Галидраане, а затем продали в рабство. Сатин отвела взгляд, похоже, не особо радуясь такой судьбе Фетта, хотя, решись он до событий на Джеонозисе на возвращение, то, возможно, ему бы удалось пошатнуть её правительство. У Оби-Вана же при её словах невольно напряглись мышцы спины: нанесенные на Кадаво раны, трансформировавшиеся в сеть шрамов, уже не беспокоили и не болели, но они всё равно навсегда остались с ним, как и его воспоминания. – Вот только, когда он сбежал, его бескар’гам украли, – когда она снова посмотрела на Оби-Вана, в её лице легко просматривалось отвращение. – Наша броня – это единственное, что роднит нас с предками, когда мы находимся вдали от родины. Никто из мандалорцев не пойдёт за тем, кто позволил чужаку присвоить свою броню. Такому поступку может служить неким оправданием лишь смерть и отсутствие рядом наследников, способных отстоять её. Оби-Ван, нахмурившись, отвернулся к окну. – Алмек говорил, что никто не знает, откуда у Джанго мандалорская броня. – Наши с Алмеком мнения в данном вопросе разнятся, – холодно откликнулась Сатин, явно недовольная упоминанием бывшего премьер-министра. – Однако, доказательств, что броня, в которой погиб Джанго, действительно тот самый бескар’гам, что он принял на Мандалоре, нет. – Это значит, что… – Что, с технической стороны, клоны – это мандалорцы, так как в них течёт кровь одного из нас, но для юридического подтверждения каминоанцы могут затребовать доказательств принадлежности Джанго к клану Фетт, что в принципе весьма сложно, учитывая особенности нашей культуры и отсутствия какой-либо документации о принятии в клан найдёнышей. Но, на самом деле, доказать причастность клонов к мандалорцам – это самая малая из бед. Он снова посмотрел на неё, и его взгляд столкнулся с её, преисполненным свирепой уверенности. – Когда война закончится, внимание победителя сосредоточится на Мандалоре. – Мандалор нейтрален. Какой смысл… – Мы – воины, Оби-Ван, – оборвала его Сатин, и подбородок её приподнялся в гордом жесте. – Как бы мы не избегали вовлечения в боевые действия между Республикой и Конфедерацией, мы остаёмся воинами. Наше воспитание, наши традиции… Пусть сейчас наши навыки направлены в относительно мирное русло, но это мало что меняет, и никто и никогда не позволит Мандалору принять под своё крыло миллионы солдат, даже если всё, что я хочу, это показать им мир без необходимости постоянно сжимать в руках бластер, – её взгляд потускнел, а голос стал заметно тише. – Свобода слишком ценна для мандалорцев, а сильный Мандалор нужен Галактике лишь тогда, когда его можно контролировать. К сожалению, мало кто вне фракции Новых Мандалорцев готов это принять. Поэтому, пока у меня нет ничего, что могло бы придать значимости моим словам, я не готова рисковать свободой своего народа ради эфемерной возможности дать мир тем, кто, возможно, никогда не сможет или, что ещё хуже, никогда не захочет его принять, – она на мгновенье замолчала, прежде чем добавить совсем шепотом: – Я сожалею. – Не стоит, – Оби-Ван качнул головой. – Это не твоя вина. – Но это не значит, что я имею право опускать руки, когда на кону столько жизней. Любой воин заслуживает осознания, что у него есть место, куда он может прийти после битвы. – Обеспечить дальнейшую жизнь своим солдатам, задача Республики и Ордена, а не нейтрального сектора, вообще не принимающего участие в войне. – Возможно. Но эту задачу не взваливали лишь на твои плечи. Он не стал ни отрицать, ни поддерживать эту мысль, рассеяно глядя куда-то сквозь неё. – Бен, – Сатин чуть улыбнулась, но лишь губами, глаза её, как и прежде, были печальны. – Что бы тебя не беспокоило, какие бы трудности не возникли, пожалуйста, помни, что ты не одинок. Я не стану обещать, что вместе нам удастся тут же решить любую из проблем, но иногда даже джедаям нужно выговориться, а не копить всё в себе. Неосознанно потянувшись к запястью, Оби-Ван потёр пальцами ощущающийся даже сквозь слои ткани шрам от кнута. Пусть это был и далеко не единственный шрам, оставленный зайгеррианцами, но это был тот из шрамов, до которого он мог в любой момент дотянуться и напомнить о том, о чём мечтал забыть так же сильно, как и старался не забывать. – Я… – голос подвёл, и Оби-Ван откашлялся, скрывая дрожь. – Не надо. Мы поговорим об этом, когда ты будешь готов. – Ты сама сказала, что иногда надо просто выговориться. – Лишь тогда, когда и слушающий хочет слышать, и говорящий хочет говорить. Оби-Ван моргнул, снова фокусируясь на голограмме. – Хорошо, – он мотнул головой, несколько прядей упало вперёд, закрывая её. – Спасибо, Сатин. – Тебе не нужно благодарить меня. Только не за это, – в этот раз её улыбка была куда более настоящей. – Я люблю тебя, Оби-Ван. И я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь тебе. Но только тем путём и в том темпе, который выберешь ты. Прежде чем он успел толком осознать её очередное признание, вновь вышедшее с немыслимой лёгкостью, Сатин кивнула и, не прощаясь, отключилась, оставив его с открытым ртом и почти сорвавшимися с губ словами нежности. Вздохнув, Оби-Ван сжал в ладони комлинк и перевёл взгляд на переполненные аэрокарами воздушные магистрали. В себя он пришёл, уже когда город полностью перешёл в ночную фазу – на магистралях зажглись огни-ограничители, а билборды и неоновые вывески заведений, стремящихся заманить побольше посетителей, теперь сверкали точно гирлянды на Зимнем фестивале, – и вернулся к до сих пор зажатому в руке комлинку. Сознание вдруг озарилось идеей, от которой внутри всё перевернулось не то в ужасе, не то в предвкушении, и Оби-Ван, чувствуя бешенный ритм сердца, оглядел пустующий зал собраний. Пришедшая в голову мысль была безумна и нелепа. Она была вызовом. Неповиновением. Бунтом. И при этом она была всего лишь… мыслью. Точно так же, как и зал собраний Высшего совета был всего лишь одним их помещений Храма, как и он сам – магистр Ордена джедаев – был всего лишь человеком. И сумрак, охвативший весь Корусант, добавил ещё больше уверенности и какой-то внутренней легкости, так что, направившись к активированному Силой постаменту в центре зала, который во время собраний обычно использовали для голокарт, Оби-Ван уже широко улыбался.

***

Сатин затихла почти сразу же после того, как Кияр, уверенной хваткой держа её на руках, выскочил из арки, ведущей из оранжереи в украшенный по случаю торжества тронный зал во дворце правителя Ботаджефа. Тот был уже пуст – гости, едва услышав звуки стрельбы, разбежались кто куда, стража же бросилась помогать своему правителю, отделавшемуся лишь легким испугом и парой синяков, – и только Мари в компании двоих мандалорских гвардейцев мчалась к ним со стороны главного входа. Сатин знала, хотя и не видела, что её глаза полны ужаса и тревоги, а её пальцы, когда фрейлина, быстро подстроившись под шаг капитана, коснулась ими лба, были сладостно прохладными, и она всё же снова застонала, но уже не от боли, а от удовольствия. – Её уже лихорадит, – Мари говорила твердо, без страха или волнения, а когда они оказались на ожидающем их аэрокаре и тот сорвался с места, она, одной рукой ослабляя воротник, другой, сжав запястье, принялась деловито нащупывать пульс. – Нужно замедлить сердцебиение. Герцогиня… Сатин, тебе нужно дышать, как можно глубже. Она попыталась сделать вдох, но живот тут же скрутило. Наверное, всё же стоило нормально поесть сегодня. Или вчера. Или позавчера… Или хотя бы убедить в этом Мари с Кияром. Потому что они наверняка будут после припоминать ей это, по крайне мере, несколько месяцев. – Что с болтом? – пальцы Мари ловко принялись избавлять её от всевозможных застёжек. – Прошёл по касательной. Бескаровые вставки чуть скорректировали траекторию. – Это хорошо. Где-то впереди мелькнули огни, а затем к их аэрокару присоединились два спидербайка. Включив сирены и сигнальные фонари, они обеспечили им свободный проход к космопорту, где был пришвартован Коронет, но, несмотря на пользу, лишь раздражали Сатин. На запястье мигнул комлинк, оповещая о новом сообщении, но, когда она слабо потянулась к нему, он уже был в руках Мари, и Сатин едва слышно всхлипнула. – Верни, – Кияр на Мари не смотрел, его взгляд был прикован к чуть видневшемуся космопорту. Он чуть сдвинулся, давая своей герцогине хоть немного приватности. Похоже, это был какой-то зал в Храме, по крайне мере, в Сенате она таких не помнила. Он сидел в одном из кресел, закинув ногу на ногу так, что стопа левой была на колене правой. На нём не было ни робы, ни туник, из-за расположения камеры же и вовсе казалось, что на нём одни лишь сапоги, над его раскрытой ладонью вверх правой рукой парил световой меч, а его улыбка казалась оскалом хищника на охоте. Сатин хотелось рассмотреть его повнимательней, убедиться, что он в порядке, что у него не появилось новых ран, но все очертания поплыли, а пальцы совсем ослабли, и комлинк, всё так же мерцая голограммой улыбающегося Оби-Вана, упал на пол мчащейся вперёд машины. Ещё до того, как они вошли в зону космопорта, она всё же потеряла сознание.