Талисман на удачу

Возле Цзинь Лина крутилось то ли три, то ли четыре няньки. Цзян Чэн никак не мог понять из-за одинаково приторных приглушенных голосов, но упрямо не смотрел в их сторону. Сидел рядом, слушая плач ребенка, внутренне холодел и обмирал. Не мог заставить себя встать и подойти. Потому что если он увидит в Цзинь Лине хоть одну черту, напоминающую о сестре, то не справится с рвущимся из груди рыданием от переполняющей его боли и чувства вины. Его пустила навестить племянника мертвенно бледная госпожа Цзинь, непривычно тихая и будто бы состарившаяся. Цзян Чэн заставил себя войти в светлую комнату, украшенную золотыми пионами и бледными лотосами, и сесть поблизости от колыбели, где надрывался единственный оставшийся в живых близкий человек. Цзян Чэн уже брал на руки Цзинь Лина — сестра настояла. Передала ему сверток, подсказывая, как лучше держать. Странно, но сколько Цзян Чэн ни пытался, вспомнить лица Цзинь Лина не мог. Слишком маленький, он был одновременно похож на всех младенцев разом и ни на кого. Первый испуг от прикосновения к кому-то столь хрупкому сменило тепло узнавания. Конечно, мальчик был Цзинем, как его отец, но в нем безусловно была кровь Цзянов. Его рождение было чудом и радостью. Сейчас же эта «радость» — осиротевшая — горько плакала, будто уже знала, как жестоко с ней обошлась судьба. Цзян Чэн даже не пытался медитировать, но на него накатило тупое оцепенение. Нужно было уходить, иначе сердце выскочит из груди. Он резко поднялся, чем напугал нянек, и почти бегом вышел из детской. Но сделав всего пять широких шагов, резко повернул обратно. Внутри все пылало, глаза застилала влажная пелена. Цзинь Лин, орущий во всю силу неожиданно мощных легких, покраснел от усилий и захлебывался от бесконечного плача. Цзян Чэн беспомощно прижал его к себе и всмотрелся. Цзинь Лин сейчас не был похож ни на кого из родных, только на бесконечно одинокого малыша. Цзян Чэну в детстве не пели колыбельных или он был слишком мал, чтобы это помнить. Но он знал несколько песен, которыми в Юньмэне убаюкивали ребятню. Слова все никак не вспоминались, поэтому он лихорадочно что-то бормотал Цзинь Лину, обещая вот-вот запеть, но так и не начиная. Ребенок затих, вперившись в Цзян Чэна открытым взглядом, словно вняв его словам. Поэтому пришлось запеть. Обманывать племянника было бы слишком несправедливо.