Дамиано
Я скучал по ней. С тех пор, как мы расстались, я каждый день скучал по Карле, но изо всех сил старался наладить отношения с девочками. Они стали моей главной целью, и я понимал, что до тех пор, пока в их жизни всё не встанет на свои места, я не имею права больше ни о ком думать. Хотя Карла без спросу врывалась в мои мысли, и я не противился этому. И, если честно, эти мысли добавляли света в мою жизнь. Пришел декабрь, и второе Рождество без Джорджии. Нам по-прежнему нелегко давались праздники, но мы с девочками вместе преодолевали все трудности. В то рождественское утро траву покрыл иней и на улице стоял жуткий холод. Я нацепил зимнюю куртку и, достав несколько одеял из чулана, отправился в гостиную, где сидели Лорелай и Стефания. Они изумленно уставились на меня. — Куда ты собрался? — спросила Стефания. — Думаю, мы могли бы навестить вашу маму и пожелать ей счастливого Рождества, — предложил я. — Хотите? Они бросились одеваться, а затем мы в полном молчании отправились на кладбище. Когда мы остановились у ворот, я увидел на кладбище и других людей, навещавших своих близких в этот особенный день, рассказывая им о своей жизни. Мы с девочками подошли к могиле их матери и разложили на земле одеяла, а затем уселись, крепко прижавшись друг к другу. Некоторое время мы молчали, просто предаваясь воспоминаниям. — Вот куда я ходила, — прошептала Стефания, глядя на надгробную плиту, — когда пропускала школу. Я приходила побыть с ней, — наконец призналась она. — И здесь мне становилось легче. Мне казалось, она что-то говорит мне, просто я не слышу. Я взглянул на дочь и слегка улыбнулся: — Я тоже это делал после её смерти. И чувствовал то же самое. Казалось, она что-то пытается сказать, но я не мог разобрать. — А почему вы просто у неё не спросили? — с любопытством поинтересовалась Лорелай. — Я постоянно задаю маме вопросы, и она отвечает. Я улыбнулся Лорелай, надеясь, что тот дар, которым она обладала, никогда её не покинет. Я прижал её к себе. — Некоторым людям это дается легче, Лорелай. Некоторые способны сохранять связь с любимыми после их смерти. — Да, мы с мамой лучшие подруги, — заявила она. — Просто попытайся поговорить с ней. — Как ты это делаешь, Лорелай? — спросила Стефания. — Разговариваешь с ней и понимаешь, что она тебя слышит? Она пожала плечами: — Просто надо поверить. Глубоко вздохнув, Стефания закрыла глаза. — Привет, мам, это Стеф. Я просто хотела сказать, что очень по тебе скучаю. Каждый день. И мне не становится легче. Я скучаю по твоим неудачным шуткам, по твоему смеху и ужасному музыкальному вкусу. Я скучаю по той радости, которой ты наполняла самые мои ужасные дни. И помню, как ты утешала меня, когда кто-то обижал меня. — Слёзы покатились по её щекам, и я вытер их ладонью, а она продолжала говорить. — И я скучаю по твоим объятиям. Я так хотела бы тебя обнять, но последнее время папа тоже неплохо этому научился. Так что вот. Нам плохо без тебя, но всё же мы справляемся. Мы поддерживаем друг друга, и я просто хотела, чтобы ты это знала. Я очень тебя люблю. Она открыла глаза и вытерла слёзы. — Стеф? — прошептала Лорелай. — Ты слышала? — Что? — Мамочка говорит, что тоже любит тебя. И впервые за этот год, думается мне, Стефания наконец-то прочувствовала мамины слова.***
— Ты знал её раньше? — спросила Стефания, входя в мой кабинет на следующий вечер. Она теребила в руках какой-то конверт. Джо всегда говорила, что Стефания унаследовала эту нервную особенность от меня. — Кого? — Карлу. Ты знал её до того, как она стала нашей няней? От одного звука её имени у меня сдавило грудь. — Да, мы вместе учились в старших классах. — Она была твоей девушкой? — Нет, не совсем так. — Просто подругой? Я потёр затылок. — Так тоже нельзя сказать. — Я тебя не понимаю, — непонимающе откликнулась Стефания. — Знаю. Но это сложно объяснить. Мы были самими собой и одновременно — одним целым. У наших отношений не было названия. Мы просто помогали друг другу выживать. Она кивнула, входя в комнату и усаживаясь на стул передо мной. — Именно так она и сказала. — В смысле? — Гм, я хотела, чтобы ты это прочитал. — Она положила на стол конверт. — Это от Карлы. Она написала письмо в тот вечер, когда ушла, и подсунула мне под дверь. И только прошлым вечером я прочитала его и подумала, что тебе тоже следует это сделать. Она откинулась на спинку стула, терпеливо ожидая, когда я открою конверт. Внутри оказались письмо и фотография, от которой я не мог отвести глаз. На ней были запечатлены мы с Карлой на студенческом балу. Мы выглядели такими юными, совершенно не ведающими, какие испытания уготованы нам судьбой. Мы были такими счастливыми, такими свободными. — Какой уродский костюм, — заметила Стеф, и я усмехнулся. — Но во времена моей юности это было мазёво. Она застонала: — Папа, никто больше не говорит «мазёво». — А что говорят? «Улет»? «Крутяк»? «Жесть»? — поддразнил её я. Она закатила глаза: — Читай письмо. Я отложил фотографию и развернул листок бумаги. И, читая эти строки, я вспоминал всё, что так любил в Карле Ринальди. Стефания, Мне не хватит слов, чтобы выразить, как я сожалею о том, какой всё приняло оборот, но все же попытаюсь. И думаю, лучше всего начать с самого начала. Когда я училась в выпускном классе, моя бабушка умерла от рака. Я была совсем юной, потерянной, сломленной. И именно тогда мы познакомились с твоим папой. Он был рядом со мной в самые мрачные дни в моей жизни, наполняя её светом. Он знал о моей боли и называл мои душевные шрамы прекрасными. Он стал моей первой любовью, но это было не просто романтическое увлечение. Он даже не был моим парнем, мы и целовались-то всего пару раз. Он был самим собой, я — собой, но мы были единым целым. Твой отец спас меня. Без него я бы не выплыла из своего горя. Потеря матери — это невосполнимая утрата. Мама угадывает твоё настроение по сердцебиению, когда ты ещё не способен произносить слова. Для мамы ты всегда прекрасна, даже если ты считаешь, что не заслуживаешь любви. Мама успокаивает бурю сомнений в твоём сердце. Мамина любовь всепоглощающа. Иногда кажется, что мама знает тебя лучше, чем ты сама. И вот однажды мама уходит… Ты чувствуешь себя обделённой. Ты ещё многое не узнала, многое не поняла. Ты вдруг лишилась смеха, улыбок, поддержки и любви. Но со временем я научилась верить, что моя бабушка всегда рядом. Я угадываю её во всем. Каждый раз, видя что-нибудь прекрасное, я вспоминаю, что бабушка по-прежнему существует на свете. Я знаю, что она не исчезла, как бы реальность ни доказывала мне обратное, потому что моё сердце расцветает от её любви, и пока оно будет биться, будет жить и она. А как же твоё сердце? Ты думаешь, что оно разбито и уже никогда не сможет радоваться? Твое сердце безупречно открыто навстречу всем радостям этого мира, которые ждут тебя впереди. И каждый раз, когда тебе понадобится напоминание, приложи ладони к груди и почувствуй мамину любовь в каждом ударе сердца. У тебя всё будет замечательно, Стефания. И даже больше. Но я хочу попросить тебя об одной вещи: позаботься о папе. Правда в том, что он будет нуждаться в тебе сильнее, чем ты в нём. Потому что не ощущает мамину любовь в ударах своего сердца. Его воспоминания о Джорджии живут в твоих глазах. В твоей улыбке. В твоей любви. Ты спасаешь отца. Без тебя он не справится. И даже если ты никогда не простишь меня и будешь и дальше ненавидеть, если никогда больше не вспомнишь обо мне… я хочу, чтобы ты знала, что я рядом. Днём и ночью. Если я понадоблюсь тебе, я всегда приду на помощь, Стефания, потому что ты так много для меня значишь. И не потому, что ты дочь Дамиано, а потому, что ты человек, который должен помнить, что он не одинок. Если ты захочешь позвонить, я всегда отвечу. Я всё ещё здесь. Карла. P.S. Я знаю, что тебе больно, но твои шрамы прекрасны. Я положил письмо на стол и выпрямился. — Круто. Стефания кивнула. — Да. — Она провела руками по волосам и наклонилась ко мне. — И… когда ты собираешься позвонить ей? — Что? — Когда вернётся Карла? — Я вскинул бровь, и она театрально вздохнула. — Папа, ты издеваешься?! Ты ведь только что прочитал письмо. — Да, и оно потрясающее, но это не значит, что Карла вернётся. — Что? Конечно, значит. Мне хотелось согласиться с ней. Мне хотелось выскочить из дома и мчаться к Карле, чтобы сказать, что мы готовы. Но я всё ещё не мог этого сделать. — Стеф, мы многое пережили за последние несколько месяцев, и нам ещё предстоит долгая работа. Я беспокоюсь о тебе и твоей сестре. Если мы с Карлой будем вместе, всё может измениться. Так что пока мы будем лишь втроём. — Послушай, я знаю, нам всем пришлось нелегко, и иногда я добавляла тебе проблем, но, папа, ты заслуживаешь счастья. Это правда. Ты ведь тоже считаешь, что я заслуживаю счастья, а если его заслуживаю я, то и ты. Я улыбнулся ей: — Я счастлив. У меня есть ты. Она застонала, шлёпнув себя ладонью по лицу: — Почему ты иногда такой неуступчивый. — Я отец. Иногда приходится быть неуступчивым. Она встала и направилась к выходу, но я окликнул её. — Да? — Почему ты прочитала письмо именно сегодня? — Не знаю. — Она пожала плечами. — Возможно, мне подсказала это сделать мама. Она ушла, а я схватил письмо и снова и снова начал перечитывать его. — Спасибо, Джо, — прошептал я и сделал так, как учила меня Лорелай. Всем сердцем я поверил, что Джорджия услышала меня в тот вечер.***
— Итак, мне позвонила Стефания и сказала, что ты упрямишься, — заявила Клэр во время нашего ланча по вторникам. — Неужели? — Она сказала, что Карла — хороший человек, а ты вышвырнул её, потому что ты кусок куриного дерьма. Это её слова, не мои. Я ухмыльнулся: Очень в духе Стефании. — Почему бы тебе не связаться с Карлой? Ведь ты отказался от нее из-за Стефании, а теперь, когда она не против… — Клэр осеклась. — Всё гораздо сложнее, — возразил я. — Это долгая история. — Но, к счастью, у меня есть целый час твоего времени. Если, конечно, ты не хочешь, чтобы я начала распевать песни Journey. Я со вздохом стиснул пальцами переносицу. — Я как-то напился и допустил ужасную оплошность… Мы с Карлой переспали, а после я назвал её именем Джорджии. Это было ужасно. Не думаю, что после такого возможно что-то исправить. Она понимающе кивнула. — Когда я только начала встречаться с Джеком, я ужасно боялась. Мы прожили с мужем сорок лет, и после его смерти я не верила, что смогу снова обрести женское счастье. Я не могла полюбить кого-то так же, как мужа, и в этом я оказалась права. Моя любовь к нему была особенной. — Но затем появился Джек… — В глазах Клэр затеплилась такая радость, что у меня сжалось сердце. — И Джек помог мне снова поверить в себя. Он научил меня, что мне не обязательно быть идеальной, я должна быть собой, со всеми своими шрамами и недостатками. Если честно, я не верила, что снова полюблю, но ошиблась. Тогда я узнала, что раны затягиваются и сердца заживают. Просто надо захотеть, чтобы сердце открылось навстречу другому человеку. И единственный способ — избавиться от страха. — Но моя ошибка… — прошептал я. Она улыбнулась: — Я много раз называла Джека именем Рэнди. Это же не нарочно. Помню, как я испугалась, думая, что он сбежит навсегда. Но знаешь, что произошло? — Что? — Он остался. И, мальчик мой, поверь, я давала ему множество причин для бегства, но он не оставил меня. — Скрестив руки на груди, она взглянула на меня с таким видом, словно знала то, чего не знаю я. — И что случилось после того, как ты ошибся? Она убежала? — Нет. Она разговаривала со мной. Пыталась унять мою боль. Она осталась. — Тогда, милый… — Клэр ласково коснулась моего плеча, покачав головой. — Почему бежишь ты? Я хотел остановиться. Хотел позвонить Карле и попросить её вернуться. Но затем вспоминал о девочках и начинал думать, что мы всё ещё не окончательно оправились после трагедии. — Слишком рано, — ответил я, качая головой. — Мне нужно время. — Понимаю, сынок, понимаю. Только смотри, как бы время не вышло. Наша жизнь слишком коротка, и никто не знает, что случится завтра. И все мы заслуживаем одного — права на счастье. И, возможно, ты — даже больше, чем другие, Дамиано. Счастье. Я всегда этого хотел и думал, что когда-нибудь обрету его. Но не сейчас.