Дамиано
— Она сбежала, — выдохнул я, колотя кулаками по двери гостевого домика. Карла встревоженно взглянула на меня. Мысли путались, и я не знал, как замедлить их бешеное вращение. — Я зашел к ней, чтобы узнать, готова ли она поговорить, но её уже и след простыл. В глазах Карлы вспыхнула тревога, и это ещё больше испугало меня. Коснувшись моей руки, она глубоко вздохнула. — Ладно, ладно. Не беспокойся, мы найдем её. Куда она могла пойти? Отправимся на её поиски. У неё есть любимые места? — спросила она. — Не знаю, не представляю, куда она могла направиться. Она была так расстроена, что могла пойти куда угодно, — сказал я, взволнованно ходя по комнате и то и дело проводя рукой по волосам. — Это моя вина. Это из-за меня она убежала, — пробормотал я, чувствуя, что начинаю терять над собой контроль. Карла сейчас нужна была мне как никогда, потому что я начинал сходить с ума. Мысли разбегались, и я не мог сосредоточиться. Я отчаянно желал, чтобы она поддержала меня. Она прищурилась. — Ладно, куда бы пошла я, если бы чувствовала, что меня предали… если бы чувствовала себя потерянной и одинокой? Куда бы я пошла? Что бы сделала? К кому бы побежала… — Она умолкла, и вдруг её озарило. — Я бы пошла к близкому человеку. Возможно, именно туда она убежала. К маме. — В смысле? — плохо соображая, спросил я. — Когда мне плохо, я всегда иду на виллу Боргезе, потому что это наше с бабушкой место. Туда бы я и пошла. К бабушке. И всё моментально встало на свои места. — Кладбище, — выпалил я. — Ты можешь присмотреть за Лорелай? — Конечно. Иди. Позвони, если что-то понадобится. — Хорошо, спасибо, — сказал я, сбегая по ступенькам. — Дам? — окликнула она меня. — Да? — Дыши.***
Она приказала: «Дыши», но я не мог перевести дух, пока ехал к кладбищу. Меня сковывал страх. Горло сжималось, и я едва сохранял остатки самообладания. Обрывки воспоминаний проносились в голове, прошлое снова оживало передо мной. Я заставил себя встать и взглянуть на Лорелай. Она плакала, но с ней явно всё было в порядке. А затем я отправился на поиски её сестры. В поисках дочери я рванулся вперед сквозь ливень. «Стефания!» — бесконечно выкрикивал я её имя. Но она не откликалась, и ничего не было слышно. Страшные мысли сводили меня с ума, и я едва сдерживался. — Нет, — пробормотал я себе под нос. — С ней всё в порядке. Все хорошо. — Я бесконечно повторял эти слова. С ней всё должно быть в порядке, потому что иначе я просто не смогу дальше жить. Слёзы застилали мои глаза, но я старался успокоиться. Я не стану плакать, пока не найду её. Я не стану давать волю чувствам, пока не узнаю, что она в порядке. Припарковавшись, я бросился на кладбище. Чем ближе я подходил к могиле, тем сильнее волновался. Ещё издалека я заметил крохотную фигурку, лежавшую около могилы Джо. Сердце сжалось от боли, и я рванулся вперёд, молясь, чтобы всё обошлось. Но она выглядела такой маленькой и беззащитной… Повернувшись направо, я увидел её. Крохотную фигурку, лежавшую около двух деревьев. Она выглядела такой маленькой и неподвижной. Очень неподвижной. И эта неподвижность испугала меня. — Стефания! — закричал я. — Стефания! Когда она слегка шевельнулась, я на долю секунды почувствовал облегчение. Я ринулся к ней. — Папа? — произнесла она, оборачиваясь ко мне. Я упал рядом с ней, прижав её к себе так сильно, что мог ощутить её сердцебиение. — Что ты здесь делаешь? — вскричала она, шарахаясь от меня. Её глаза покраснели от слёз, и я коснулся ладонями её лица. Я ощупывал её голову, всё её тело, чтобы убедиться, что она цела. — Стеф… — у меня перехватило дыхание, когда я коснулся её кармана. Моё сердце сжалось, когда я вытащил пузырек с таблетками, которые ей выписал врач, и ошарашенно уставился на него. А затем взглянул на Стефанию. Она начала дрожать. Её губы скривились. А мое сердце обливалось кровью. — Зачем тебе это, Стефания? — тихо спросил я, чтобы она не смогла услышать ужас в моем голосе. — Папа… — Стефания. Зачем тебе эти таблетки? — снова задал вопрос я. Из её глаз покатились слёзы, и, прижав ладони к лицу, она разразилась рыданиями. — Я всё это ненавижу! — кричала она. — Всё это. Я ненавижу себя. Своё одиночество. Я устала скучать по маме. Мне так тяжело. Я так себя ненавижу, папа. Я ненавижу весь этот мир. Но я не собиралась этого делать, папа. Честно. Я просто… — Её слова звучали невнятно, и я задыхался от боли, видя, как тяжело моей дочери. — Я устала, папа. Я так устала… Я крепко обнял её. — Я с тобой, Стеф. Я с тобой. Только ты, Лорелай и я, ладно? С этого самого момента. . — Только мы втроём? — спросила она с удивлением. — Да. И больше никого. Для меня нет никого важнее, чем ты и твоя сестра. Ты — моя жизнь, Стефания. Ты — мой мир. И это была чистая правда. Я готов был горы свернуть ради дочерей. Ради них я готов был отказаться от собственного счастья.