Нет нужды говорить о любви

Дамиано

      Я оставался в офисе компании "Давид-Хаус" до последнего. Большинство сотрудников разошлись после семи, а когда я взглянул на часы, было уже 21:30.       Телефон зажужжал, и на экране высветилось имя Итана. Я не ответил на звонок, но это не остановило моего лучшего друга от потока сообщений.                                      Итан: Иди домой, Дам.       Мне не хотелось признаваться, что я не отвечал на звонки Итана по личной причине, но это не так. После аварии Итан каждый день узнавал, как у меня дела, а я с тем же упорством игнорировал его. Мне просто надоело постоянно врать ему, что я в порядке. Мне осточертело слышать беспокойство в его голосе. Я устал от его повышенного внимания.       Я погрузился в работу и допоздна засиживался в офисе.       Когда я вернулся домой, приходящая няня спала на диване. Это была семнадцатилетняя девушка, которую Клэр приглашала в те дни, когда мы оставались без няни. Я подошёл к ней и разбудил.       Я чувствовал себя ужасно неловко из-за того, что вернулся домой так поздно, а ей надо было рано вставать в школу.       — Эй, проснись, — произнёс я, потрепав её по плечу. Я не помнил её имени, потому что обладал отвратительной привычкой забывать имена людей, неважно, сколько раз мы встречались прежде. Она выпрямилась и зевнула.       — О, здравствуйте, мистер Давид.       — Привет. Ты можешь идти домой, — сказал я ей.       Она снова зевнула.       — Угу. Девочки хорошо вели себя сегодня вечером. Лорелай, правда не сняла крылья бабочки и так и уснула в них. А Стефания... ну, вы меня понимаете. — Печально, но я отлично понимал, о чём она.       Я достал бумажник и вытащил деньги. Она покачала головой.       — О, не надо. Клэр уже заплатила.       — Это за переработку.       У неё округлились глаза.       — Но здесь сто евро.       — Да, я знаю. Спасибо, что помогла, гм...       — Мэдисон. — Она улыбнулась, подсказав мне своё имя, как и всегда. — Как столица Висконсина.       — Точно. Мэдисон. Спокойной ночи.       Она ушла, и я, наконец, мог спокойно вздохнуть. Мне всегда становилось легче, когда все оставляли меня в покое.       Налив себе виски со льдом, я отправился в свой обход. Первой остановкой была комната Лорелай.       Её спальня была увешана рисунками. Несомненно, она унаследовала талант художника от матери. Свернувшись в клубочек, она крепко спала, тихо посапывая. Я подошёл к ней, как делал каждую ночь, и снял с неё крылья бабочки. Она заворчала, заворочавшись, а затем снова уснула.       Лорелай была настоящей непоседой. Она болтала без умолку, и её энергия била через край. Ночью же она была воплощением безмятежности. Её дыхание всегда было тихим и ровным.       Я присел рядом с её кроватью и откинул с её лица волосы. Поцеловав её лоб, я отправился в комнату Стефании.       Она тоже спала, но рядом с ней лежал её айфон, а в ушах были наушники. Каждый раз, подходя к Стефании, я проверял её пульс. Её дыхание было более прерывистым, чем у младшей сестры, и иногда мне казалось, что паузы между вдохами были слишком большими.       Или же я просто слишком сильно за неё волновался.       Стефания Давид родилась на три недели раньше срока. Пять недель она находилась в реанимации новорождённых из-за проблем с дыханием. В какой-то момент мы даже думали, что она не выкарабкается, но с самого своего рождения моя дочь была настоящим бойцом. Когда мы с Джорджией забрали Стефанию домой, я неделями просиживал у её колыбели, считая её вдохи. Каждый вдох и каждый выдох отпечатывался у меня в голове. Каждый день я спал в её комнате, чтобы убедиться, что её лёгкие работают нормально.       Во время аварии, случившейся десять месяцев назад, у неё было повреждено лёгкое, и после этого её время от времени беспокоили приступы удушья. И хотя лёгкое в конце концов зажило, я всё равно никак не мог избавиться от страха. И поэтому каждую ночь проверял, как она дышит. И каждый раз казнил себя, если она вдруг не делала ингаляции. Если бы не моя оплошность, она бы так не страдала. Если бы я смотрел только на дорогу... Прекрати, приказал я сам себе.       Мысли сами собой возвращались к самому страшному дню моей жизни. И я ничего не мог с этим поделать.       Я снял со Стефании наушники, а затем сел в ногах её кровати и надел наушники на себя. Каждую ночь она слушала одно и то же, и я тоже слушал это вместе с ней.       Я закрыл глаза, когда началась запись.       — Я люблю тебя, моя прекрасная Стефания, — бесконечно повторял голос Джорджии.       Я люблю тебя, моя прекрасная Стефания. Я люблю тебя, моя прекрасная Стефания. Я люблю тебя, моя прекрасная Стефания...       Голос жены сворачивался, словно самая чудесная на свете петля. Теребя пальцы, я наклонил голову, слушая её слова.       А когда не смог больше терпеть, снова нацепил наушники на голову Стефании, поцеловал её в лоб и отправился в свою спальню.       Я сидел в тёмной комнате, и единственным звуком, нарушавшим тишину, было тиканье часов на стене. Время шло, а мои мысли ополчились против меня.       Слова Джо по-прежнему звучали у меня в голове, и я закрыл глаза и лёг, пытаясь уснуть. Хотя сон всегда давался с трудом.       Я терпеть не мог закрывать глаза, потому что каждый раз видел лицо жены.       И всё же ночные кошмары не были так ужасны, как реальность. Днём приходилось нелегко, воспоминания были невыносимы.       — Дам... — донёсся её хриплый голос.       Я повернулся и увидел, что Джорджия упёрлась лбом в раскрывшуюся подушку безопасности. В её глазах застыл ужас.       Я затряс головой и резко открыл глаза. Потёр ладонями лицо, пытаясь избавиться от кошмара страшной реальности. Не было дня, чтобы я не винил себя за то, что я не проявил должного внимания к жене тогда в машине. Ни единого дня, чтобы я не вспоминал все свои ошибки в тот вечер.       И вот я отправился в кабинет, зная, что в ближайшее время заснуть не удастся. И снова погрузился в работу, пытаясь смягчить тяжесть, давившую на мою душу.       Под утро пришло смс.                   Итан: Ложись спать, дружище.       Я изо всех сил старался последовать его совету, но, как и раньше, у меня ничего не получилось.