Время действовать! (на нервы)

Сперва он даже не понял, что она начала занимать в его голове гораздо больше места, чем на то было позволено другим «уродцам». Потом отрицал это, ссылаясь на их «высокие» взаимоотношения и великую между ними «любовь». После начал в мыслях шутить, что дохера огромная сука и должна занимать много места — где бы не находилась её жирная жо… Сдавшись, Хайзенберг, кажется, понял, что эту битву с дворянкой он проиграл. Она зашла «с торца», полностью разрушив армию немца. Но и он не так прост — только идиот, по заверениям Карла, сразу купится на уловки этой каланчи и расплывется в склизкую лужу каких-то непонятных романтических чувств. И если себе (в страшных снах — опять же, по его заверению) инженер ещё мог со скрипом признаться в том, что его отношение к Альсине давно перешло из разряда «я тебя ненавижу» в другой, более настроенный на взаимодействие, то ЕЙ — да никогда в жизни. Эта кровососущая стерва ни за что не посмеет самоутверждаться за его счет. Он уже представлял, как дворянка потешит свое самолюбие, когда узнает, о чем думает Карл, вспоминая каждую их ссору. А он думал — думал с такой периодичностью, что это уже казалось помешательством. Хотя влюбленность и есть своего рода помешательство. Утром за быстрым перекусом (язык не поворачивается назвать утренний прием пищи Карла завтраком), днем за работой на дуру Миранду (и против дуры Миранды), вечером за виски с газетой и, конечно, ночью. Последнее время суток Хайзенберг уже начал ненавидеть всем сердцем — мысли об огромной суке приходили каждый чертов раз, когда он вставал из-за пересохшего горла. В одну из таких ночей нервы были на пределе: — Да я просто хочу пить, тупая ты мразь! Хотя бы сейчас оставь меня в покое! — казалось, даже сама Альсина, находившаяся в замке за добрый десяток километров от фабрики, могла его услышать. Выдохнув с таким шумом, что можно было потягаться в этом деле с придурком Штурмом, он направился спать с мыслями о том, что на завтрашнем собрании задерет эту выскочку так, что её выражение лица будет походить на драную промокшую кошку. Наступившее утро вновь одарило немца шикарным букетом похмелья и воспоминанием о «дивном» сегодняшнем сне. Опять она. Карл был готов отдать чудный дар видеть эту мадмуазель каждую ночь тому, кто действительно этого желает. Отдать безвозмездно — такая формулировка для Хайзенберга была чужда во всех вопросах, кроме этого. Реакция организма на такие сны была более чем предсказуема, и если в первый раз он яро, брызжа слюной, отрицал то, что на эту суку размером с самку синего кита вообще может среагировать у кого-то, то сейчас он просто фыркнул и пошел в душ. Тащиться в замок леди в который раз было невыносимо. Но в глубине души Карл чувствовал предвкушение — эта своеобразная загадка: в чем она сегодня будет, какой аромат выберет, как ответит ему на колкости. Да, это сводило с ума. И он был в ярости — теперь это его постоянное чувство. Он опять шутил, что спокойствие ему даже не снится, ведь сны занимает одна мадам размером 10XL. Шарахнув дверью, Хайзенберг входит в их «зал присяжных». Все на месте, кроме их названной мамашки, поэтому рыбный уродец уже брызжет волнительной слюной в её ожидании. Иногда Карлу кажется, что этот чувак — прямое доказательство губительного действия матриархата. Подходя к своему месту, он переводит заранее презирающий взгляд на Димитреску. — Оо, Карл, ты, как обычно, невовремя. Постоянство — признак мастерства. И вновь она начинает первой. Ему кажется, что Альсина специально каждый раз открывает свой рот, чтобы не остаться без порции сладкой ссоры. Да, пожрать она любит — проносится в мыслях. — А ты, как обычно, стервишь с самого сранья. Но мастерицей я бы тебя не назвал, — отвечает инженер, вдвойне пытаясь задеть её. Донна и Моро закатывали глаза только когда эти перепалки случались в пятый — десятый раз подряд. На этом 1957590 по счету собрании никто даже не среагировал — эта форма поведения уже записалась им на подкорку, как необходимое явление на каждом заседании. — Поверь, я не нуждаюсь в признании неотесанного мужлана, который не в силах даже помыть свою сальную голову. — Зато тебя природа наградила головой только для того, чтобы в нее жрать. Ну и соса. — Стая ворон распахнула двери в зал, и спорщики притихли. Но Альсина услышала последнее слово, и ей дико не понравилось то, что оно осталось за Хайзенбергом. Казалось, ее даже пробил румянец — но бледная кожа защищала свою хозяйку, оставаясь былого цвета и не позволяя увидеть оскорбленность словами немца. Миранда долго тарахтела что-то про их исключительную миссию и светлое будущее. Казалось, её уже никто не слушал — все научились делать вид, что им безумно интересно ещё на одном из первых собраний, когда лорды поняли, что эта галиматья теперь с ними надолго. Даже Альсина, так преданная Миранде, уже заскучала — и пусть матерь и не замечала этого, зато Карл улавливал малейшую смену её эмоций. Срочно нужно повеселиться — иначе и сам скоро растекусь по стулу от давящего со всех сторон бубнёжа белобрысой вороны. — …и впредь я пообещала защищать жителей деревни от кровожадных оборотней и ликанов. Думаю, вы понимаете, что это мера временная — нужно заручиться их доверием, поэтому это дело ложится и на вас тоже. — Несостыковочка, — произнес Хайзенберг, после чего сидевшие рядом лорды словно очнулись ото сна, — это как же трехметровая кровососка, кровожадная даже больше, чем вся шайка нечисти, умудрится ЗАЩИТИТЬ жителей? Это от неё нужно защищать бедных деревенщин, иначе они будут плодиться только во славу её безразмерного желудка. В глазах дворянки зажегся огонь. Ох, как он любит этот огонь! Именно этот знак дает ему понять, что сейчас они начнут игру — веселую (правда, только для них двоих), дарующую чувство глобального расслабления каждой клетки внутри организма. — В твоем мозгу срочно нужно заменить шестеренку, отвечающую за отдел причинно-следственных связей. Иначе он просто не сможет понять, что твои роботы с железными конечностями и вечно дымящая фабрика приносят гораздо больше вреда, чем я и моя семья. Думаешь, я не знаю, чем ты там занимаешься? — её взгляд стал по-лисьему хитрым, и инженер онемел от одной мысли о том, что его сны и размышления о ней станут известны. Хотя, конечно, Альсина говорила об армии против Миранды, и Карл через секунду понял это. Но янтарные глаза успели уловить его растерянность, что не могло не радовать их обладательницу. — То, чем я занимаюсь на своей фабрике, хотя бы не снится в кошмарах всей женской, да что там, и мужской половине населения деревни! Ведь кроме жратвы твоё безразмерное, под стать хозяйке, эго, требует ещё и зрелищ? — ДОВОЛЬНО! — со злобой отчеканила Миранда, поняв, что это пора прекращать. — Вы все, БЕЗ ИСКЛЮЧЕНИЯ, — эти слова она обратила к Карлу, — должны защищать жителей деревни хотя бы ближайший месяц. На этом всё. — Она рассыпалась на стаю черных воронов и вылетела прочь, что Карл считал неимоверным пафосом. За горизонтом плавно растворилась Донна и менее плавно, прерываясь на каждом углу потому, что у него «накопилось», Моро. Альсина ругалась на него только первые раз 10 — потом она просто поняла, что уборка замка необходима после этих «сборов» хотя бы для того, чтобы вывести столь знакомый ядреный запах машинного масла из помещений. Прошло около минуты с ухода их последнего подтухающего зрителя, а они до сих пор оставались на местах. Пуская дым, они смотрели друг на друга злобными игривыми прищурами, до остолбенения нравящимися друг другу. Да, она тоже находила его привлекательным. Иногда, даже сексуальным. Но показать это ему — да кто он такой? Его самолюбие и так вылазит за пределы планеты, и она не могла допустить, чтобы оно раздулось до размеров галактики. Плавно вставая, она взглянула на него в последний раз, и развернулась к выходу. Его пробирало непреодолимое желание остановить её, но вместо этого он вскочил, шлепнул её по заду, и, с пожеланиями не проломить дверной проем по дороге, свалил под лязг железных когтей и крик «ты совсем страх потерял?» позади.