Уход

Когда вес маленького тела переместился на её бедро, Каджика открыла глаза и с лёгким огорчением поняла, что задремала там, где сидела. В следующее мгновение этот первый момент сонного замешательства был сметëн дрожью осторожности. После всего страха и хаоса последних двух дней — падения станции Арагане, беспорядков, вызванных присутствием в поезде кабанери, и, наконец, смертельной атаки кабане в горах, которая чуть не обрекла их всех, — было вполне естественно проснуться, задаваясь вопросом, что же теперь может быть не так. И всё же, когда Каджика огляделась и увидела сирот, мирно спящих рядом с ней на койке, она начала расслабляться, уверенная, что оставшиеся в живых жители Арагане действительно были в безопасности на данный момент. Спасибо Кабанери. Еë глаза блуждали дальше. Мумей свернулась калачиком на противоположной стороне кучки детей, и только часть её каштановых волос торчала из-под накидки, которую она накинула на себя. В другом конце отсека Такуми лежал, растянувшись, и тоже слегка похрапывал; но Икома всё ещё не спал, сидя, скрестив ноги, на полу рядом с койкой своего лучшего друга. Его вид снял большую часть оставшегося груза с сердца Каджики. Она не была уверена, что с ним всё в порядке; пройдя путь от социально отверженного парового кузнеца до несправедливо названного угрозой монстра и признанного героя чуть более чем за день, ему могло не хватить времени переварить все изменения и травмы, которые он пережил. Однако всё, что имело значение прямо сейчас, это то, что он тоже был в безопасности и на свободе. Его и Мумей не бросили бы или не заперли снова только потому, что они были другими — потому что это различие было той силой, которая позволила им спасти Котецудзе. В данный момент внимание Икомы было сосредоточено на стопке разных бумаг, которые лежали у него на коленях. Каджика узнала в них последние остатки исследований, образцов оружия и заметок по биологии Кабане, над которыми он трудился пять лет... и почти потерял, когда сбежал из своего дома в Котецудзе. Только что пережив свою первую схватку с кабане и отчаянную попытку спастись от его укуса, он был слишком ошеломлен, чтобы даже почувствовать изменения в своём теле, не говоря уже о том, чтобы взять с собой что-нибудь, кроме своего недавно проверенного пистолета. Вместо этого у Такуми каким-то образом хватило присутствия духа схватить каждую разбросанную бумажку, которую он увидел по пути к двери. Он всё это время носил их спрятанными за поясом, пока, наконец, не смог вернуть их Икоме ранее в тот же день. Икома был вне себя от радости, узнав, что кое-что из его работ было спасено, и Каджика могла понять почему. Само его выживание и первые успехи в битвах с помощью созданного им оружия были доказательством того, что он был прав с самого начала, и, что более важно, что у него действительно было, что предложить человечеству. Величайшие возможности победить кабане заключались не в приобретенных им физических способностях, а в блестящем уме, которым он всегда обладал. Наличие по крайней мере некоторых из его старых записей означало, что ему не придётся снова собирать информацию с нуля. Молча наблюдая за ним, Каджика почувствовала, как её радостная улыбка начинает превращаться в задумчивую гримасу. Икома выглядел… что ж, по крайней мере, лучше, чем до утреннего похода по крыше поезда. Он, наконец, получил возможность привести себя в порядок должным образом, и раны, которые обнаружились под слоями крови и грязи, уже почти полностью зажили. Она думала, что попадание в него какой-то новой ужасной пищи повлияло на его цвет лица; но когда он, наконец, насытился, его руки были такими же твердыми, как и раньше, на железнодорожном вокзале станции Арагане, и за жутким алым блеском его глаз был гораздо более здоровый блеск. Еë губы скривились, когда она увидела, что правая рука Икомы была поднята к виску, пальцы лениво теребили густую челку, которая таинственным образом стала белоснежной во время его изменения. То, как он играл с ним, казалось немного ... рассеянным. Она заметила, что остальная часть его волос также была немного светлее и теперь выглядела более жëсткой, но с возможностью, наконец, изучить Икому подробно, она могла разглядеть комковатые спутанные волосы. Он вымыл их вместе со всем остальным, но его попытки расчесать и выпрямить волосы после ветреной прогулки по крыше поезда явно не увенчались успехом. Улыбка Каджики вернулась. Она осторожно сняла голову маленькой Сайо со своих колен. Девушка соскользнула со своей койки и пошарила под ней в поисках расчёски, которой расчесывала волосы сирот — скорее потому, что они нуждались в таком успокаивающем физическом контакте, чем из-за потребности в фактическом уходе. Затем она тихо двинулась к Икоме. Погружённый в чтение, Икома никак не отреагировал на её приближение. Если его глаза были чем-то похожи на глаза Мумей, он наверняка заметил её движения, но, должно быть, подумал, что у неё на уме какие-то другие действия. Только когда она опустилась рядом с ним на колени, он слегка вздрогнул и обернулся, с любопытством моргая за стеклами очков. Его рука всё ещё была зажата в волосах. — Позволь мне помочь тебе с этим — сказала она мягко и тепло, держа расчёску. Его реакция немного разбила ей сердце. Красно-карие глаза расширились и испуганно уставились на её руки, его прерывистое дыхание прервалось от какой-то не поддающейся определению эмоции. Он смотрел на неё так, словно она только что протянула руку, чтобы погладить свернувшуюся кольцом ядовитую змею. — Каджика... Крошечная дрожь в его голосе почти разрушила её самообладание. Как бы то ни было, она с трудом сглотнула и быстро заморгала, а затем протянула свободную руку, чтобы крепко сжать его плечо. Всё его худое тело дëрнулось от прикосновения, но он не попытался отстраниться. Его бледная кожа была теплее, чем у любого здорового человека, но у него не было лихорадки. Она поняла, что это было из-за неестественно горячей крови, которая текла из его закованного в железо сердца. Это сердце всё равно принадлежало Икоме, всё равно. — Всё в порядке — мягко сказала она ему, её губы изогнулись в слегка болезненной улыбке — Я никогда не боялась прикасаться к тебе, Икома. Ты по-прежнему остаешься просто собой. Она заметила влагу, появившуюся в уголках его глаз, и любезно притворилась, что ничего не заметила, когда он наклонил голову и слегка сдвинулся, чтобы дать ей лучший доступ к его волосам. Каджика уже расчëсывала волосы Икомы раньше, когда он был человеком. Паровые кузнецы, как правило, не очень хорошо ухаживали за собой, а Икома был ещё хуже, настолько зацикленный на своей работе, что почти ничего не ел. Когда его грязно-светлые локоны становились такими лохматыми, что её аккуратная натура больше не могла выносить их вида, она усаживала его и приводила волосы в приличный вид. Она привыкла находить в них следы машинной смазки или ржавчины; но хотя они были довольно запущенными, и, конечно, никогда не были шелковистыми, они всегда были достаточно мягким сами по себе. Теперь, однако, она обнаружила, что вымывание цвета было не единственным изменением в его волосах. Они стали более грубыми и жесткими, чем она когда-либо помнила на ощупь, их концы упрямо торчали даже в тех местах, где ветер не трепал их на крыше поезда. Неудивительно, что они выглядели намного более потрепанными, чем до его превращения. В том виде, в каком они были сейчас, запутаться было ещё легче. Волосы Мумей были совсем не такими. Но с другой стороны, ее кожа тоже была не такой бледной, и видимые дорожки вен, проходящие по ней, казались меньше и менее заметными, чем у Икомы. Как бы она ни стала Кабанери, это, должно быть, было как-то легче для её тела, чем его собственная ужасная импровизация. Бедный Икома. ...Хотя всё было в порядке. Каджике просто придется быть более уверенной, чем когда-либо, что он позаботится о себе — и она даже сделает это за него, если потребуется. Если он собирался позаботиться обо всех на Котецудзе так, как они не могли, он, в свою очередь, заслуживал не меньшего. И не только того, чтобы его снабжали кровью. Он также нуждался в простом, обычном уходе, который он никогда не думал должным образом проявлять к себе. Осторожно и старательно, стараясь не дёргать и не причинять боли, Каджика расчëсывала узелки в волосах Икомы, пока не распутала все до единого. После того, как она закончила с этими более сложными усилиями, она продолжила приглаживать его волосы, насколько могла, поглаживая и приглаживая жёсткие пряди, пока они даже не приобрели немного блеска. Когда она закончила, она обхватила руками плечи Икомы сзади, быстро и крепко обняв, что выдавило из него слабый звук удивления — Тебе сейчас нужно немного отдохнуть, хорошо? Всё ещё в основном отвернувшись от неё, кабанери почти застенчиво наклонил голову. Пальцы едва коснулись тонкого предплечья, прижатого к его ключице, как будто само прикосновение было прошептанным спасибо — ...Да. Тогда Каджика отпустила его и вернулась на свою койку. Пока она осторожно устраивалась поудобнее, сонные дети шевелились и прижимались к ней, как железные опилки, притягиваемые магнитом. Она убедилась, что проследила за каждым из них, прежде чем откинулась на спину, и только потом бросила ещё один взгляд на Икому. Он забрался на свою койку и не смотрел в её сторону, но она могла видеть мягкую улыбку на его губах, когда он провел пальцами по своему теперь блестящему чубу. С тёплым чувством, которое не имело ничего общего с маленькими телами, прижимающимися к ней, Каджика тоже улыбнулась и закрыла глаза.