I. Трэвис
— Это что, рай? — Трэвис повернулся к стоящей рядом Амелии. Ей было лет 18, её тёмные волосы колыхались с каждым дуновением ветра, повинуясь его порывам так же, как шумная листва в короне дерева, около которого они стояли. — А похоже? — Улыбнувшись, спросила женщина, мельком глянув на Трэвиса и снова вылавливая вдалеке смутные силуэты. Трэвис проследил за её взглядом, и ближе к линии горизонта увидел родителей — они выглядели такими молодыми и сильными. Мама держала на руках ребёнка, а отец возился с велосипедом, около которого, нетерпеливо дергаясь и ерзая стоял подросток. Дом выглядел намного свежее, чем знал его Трэвис, даже солнце будто ласкало иначе. Неосознанно он поднёс руку к своей груди и сжал ткань форменной рубашки. — О, боже, — прошептал он одними губами. — Я что… Я… — Нет. Пока нет, — угадав его мысли, сказала Амелия. Трэвис попытался различить её взгляд, но ветер, так тщательно скрывавший её лицо за волосами, не позволил мужчине различить хоть что-нибудь кроме сложенных в улыбку губ. Трэвис прикрыл глаза. Воспоминания тяжёлым грузом легли на его плечи. Он помнил выстрелы, помнил отчаяние, которым сквозил каждый день, ответственность, доводящую до ручки. И сейчас всё это ушло, оставило. Не было больше не отчаяния, ни печали. Только люди, которых он сильно любил всю свою жизнь. — Ты достаточно настрадался, Трэвис. Нужно прекратить это. Ты свободен. — Прекратить? — Уточнил он. — Ты имеешь в виду — умереть. Девушка пожала плечами. — Оставить. Обрести, наконец, покой, которого ты заслуживаешь. Которого, я уверена, хочешь больше всего на свете. Трэвис оглянулся назад, и вопреки ожиданиям, увидел чёрную простынь тьмы. Позади него не было ничего. По спине пробежали мурашки. Так, значит, вот как это случается? Можно сделать выбор и остаться в безмятежности навечно, будто бы забыв о том, что ты когда-то там существовал. Что-то неприятное зашевелилось в груди. Может быть — сердце. — Крис жив? А Бобби? — Угу, — кивнула Амелия, наблюдая за тем как Джедидайя отчитывает среднего сына за «руки из жопы». Оба, Амелия и Трэвис, рассмеялись, пряча улыбку. — А что насчёт… — Трэвис не договорил, но мысли было достаточно, чтобы хлесткий ветер прорывом встревожил листву, завывая у самого уха. Амелия будто бы не слышала его. А у Трэвиса по спине пошли мурашки и он снова обернулся назад. Туда, где липким «ничто» наступал пустота. Она осталась там? Она жива? Получилось ли снять проклятие? Чем закончилась эта ужасная партия игры в жизнь?.. Грудь отозвалась новой болью и Трэвис прижал руку к солнечному сплетению. Как же жгло… Воздух будто бы сгущался вокруг Трэвиса, а ветер становился сильнее. Безмятежность рая рушилась с каждой минутой. — Ты ведь знаешь, что там будет тяжело? — Спросила Амелия. — Никогда не было легко. И к этому я привык. Но я ещё не решил. — Не обманывай меня, Трэвис, — она мягко улыбнулась, убирая с лица пряди, брошенные ветром, — я знаю этот взгляд. Трэвис молчал, снова оборачиваясь назад. — Мне нужно присматривать за ними… Ты знаешь, я не могу остаться. Никогда не мог. Амелия улыбнулась, но с непреодолимой тоской во взгляде. — Да. Трэвис коснулся её руки, сжимая ладонь, а затем шагнул в пустоту. — Доктор Доусон, немедленно пройдите в операционную, доктор Доусон… — повторял динамик больницы за тонкой дверью в больничную палату. Приборы, которыми был утыкан Хекетт, возбудились, принявшись недовольно пищать, стоило Трэвису пошевелиться. Мерзкий писк отзывался в каждой клетке головного мозга, обещая оставить неизгладимый отпечаток на самочувствии Хэкетта, а оно, кстати, было просто омерзительное. Такой тяжести, разлившейся по всему телу, Трэвис не испытывал давно. Ему казалось, что он видит какой-то очередной дурацкий сон, порожденный воспаленным сознанием. Жаль только что он был о больничной палате, а не о пляже по палящем солнце. Или баре с бутылочкой прохладного пива. — М-м-м… — иссушенные губы и неповоротливый язык практически не слушались. Да и трубка в горле мешала говорить. Пальцы были будто из теста и практически не поддавались, Трэвису казалось, что вместо своего тела он попал в камень или в большую сардельку. Ощущение было просто омерзительным. Будто со дна до него донеслись звуки суеты. Переводя взгляд туда — сюда, он пытался сквозь пелену различить лица, но ни доктора, ни медсестру он был не в состоянии разглядеть. — Мистер Хэкетт, вы меня слышите? Мистер Хэкетт? — Молодой доктор достал из карманы на груди ручку с фонариком и посвятил сначала в один, потом в другой глаз Трэвиса. Хэкетт поморщился, пытаясь закрыть глаза. — Джуди! Позвони кому-нибудь из его родственников! Что? Да, Крис Хэкетт подойдёт, я его только вчера спровадил домой. Кто бы знал, — улыбнувшись, он снова повернулся к Хэкетту, который не понимал, как управлять этим телом — сарделькой. — Мистер Хэкетт, главное, не волнуйтесь. Мы очень рады, что вы пришли в себя, мы все очень долго этого ждали. Вам сейчас лучше не двигаться. Да, вот так, — доктор поправил одеяло, а затем дружески сжал плечо Трэвиса. С трудом ворочая мысли, Трэвис пытался понять, с чего такая радость. Спустя вечность борьбы со своим телом — а по факту минут тридцати, Трэвис вдруг увидел, как в комнату влетели оба его брата. Крис был практически седым: его волосы на висках были совершенно не такими, какими Трэвис их помнил. Бобби был без своей любимой бейсболки и вечного комбинезона, да и выглядел как типичный американский актёр «в обычной жизни». — Боже, Ти, — Крис кинулся к кровати и сейчас Тревис увидел ещё более отчётливо, как средний брат сдал. Но. Ведь прошло каких-то несколько часов?.. Или… — Ты снова с нами. Боже, — ладонь сжала рука брата, в его глазах стояли слезы. — Что?.. — Трэвис почти не мог говорить и больше хрипел. — Тише, Ти, не нервничай. Я знал, что ты вернёшься к нам. Даже если бы пришлось ждать больше, чем этот год. Я верил! Правда, Бобби? — Что?.. Год?.. — Трэвис напрягся, ощущая, как ноет каждая мышца на теле. Оба брата смотрели на него так, будто он только что вылез из самой преисподней. Трэвис облизнул губы, собирая силы для очередного вопроса: — Где она?II. Лора
За этот года она как будто повзрослела разом на пару десятков лет. Разрушила и отсроила свой мир заново. Всё стало другим. Успехи в колледже по специальности не приносили удовлетворения, поэтому Лора старалась учиться ещё лучше, ещё больше, чтобы почувствовать хоть что-то. Хотя бы какую-то радость. Но все свелось к бесконечному ожиданию чуда. Настолько, что Лора почти свыклась с мыслью о том… О том, что он никогда не вернётся. Отношения с родителями стали натянутой струной, когда всякие выходные и праздники Лора проводила в больнице Норт-Килла. Однажды она застала там свою мать, и они долго говорили. На памяти Лоры это был один из самых долгих и удивительных диалогов с мамой о чем-то важном. Она говорила о том, что жизнь всего лишь одна. Что Трэвис, будь он с нами, не хотел бы, чтобы Кирни вот так проводила свою молодость. В ожидании. «Люби тех, кто еще жив, Лора. Иначе потом может оказаться слишком поздно». Она ненавидела свои слезы, свою слабость и то, что мать была права. Она смотрела на закрытые глаза человека, которого любила, и понимала, что не живёт в сказке. А если и да — то она отвратительна и ужасна. И чертовски несправедлива. Она стала приезжать реже. Сперва раз в неделю, потом в две, в три… Заставила себя помириться с отцом, чаще приезжать к ним и помогать с работой по дому, даже подарила им пса на юбилей свадьбы. Но двери в свое сердце так и продолжала держать закрытыми: слишком свежи были воспоминания о чужих руках, дыхании на плече, вкусе губ, двересном запахе потерянного во времени детского лагеря. И на робкие вопросы родителей решительно отвечала отказом. Правда был один минус — пристрастилась к курению. И ещё украла из Хэккетс Куори значок шерифа Норт-Килла. Иногда ей снился Тревис. На нем была старая клетчатая рубашка и чёрные потертые джинсы. Он стоял рано утром на крыльце дома Хэккетов и пил из дымящийся кружки горячий кофе. Она подходила сзади и обвивала талию руками, прижимаясь к тёплой спине что было сил. Тело изнывало от необходимости чувствовать его близость, и всякий раз на утро после таких снов Лора чувствовала себя невероятно разбитой. Ей хотелось реветь, чтобы выпустить из себя это негодование и тоску. Но слезы уже давно закончились. Не было просто ни-че-го. Она была на лекции, когда позвонил Крис. Они не общались практически никогда. Да и их чувства друг к другу едва ли можно было назвать тёплыми. Поэтому звонок среднего Хэккета её встревожил, заставив неприятное чувство зверем завыть в глубине души. — Да? — Сплым голосом произнесла Лора, с трудом прочищая горло. — Приезжай. — Что? Что с ним? — Просто, блин, приезжай и все. Не по телефону, — бросил Крис и положил трубку. Лора нахмурилась, переводя взгляд на потухший экран телефона. Сотня вариантов сразу закружилась в её голове. Вот нельзя было сразу сказать в чем дело?! Чёртов Хэккет… Схватив куртку и даже не попрощавшись, Лора мигом рванула на своём стареньком форде до Норт-Килла. Ехать было прилично, но Кирни даже не замечала часов. В голове, кроме переживаний о Трэвисе, не было ничего. Выкуренные сигареты вылетали в окно одна за другой, а телефон предательски молчал, будто бы у них с Крисом была одна тайна на двоих. Когда Лора затормозила на парковке больницы, Крис как раз что-то с сосредоточенным лицом увещевал кому-то по телефону. Она и не задумывалась о том, как он похудел, как выбелило его волосы время. Увидев её, Крис отвёл трубку от уха. — Ну, наконец-то. Иди, он ждёт тебя. Сердце в груди упало в желудок и тревожно затрепыхалось. С широко раскрытыми глазами девушка бросилась на второй этаж уже знакомой дорогой. «Не может быть, не может быть…» — только и крутилось в светлой голове все те несколько минут, — а, казалось, вечность, — что Лора бежала до палаты Трэвиса. «Не может быть…» Оказавшись перед дверью, она вдруг замерла, точно бы её ноги увязли в цементе. А ведь она предала его? Не надеялась, а должна была! Должна! Лора толкает дверь в палату и их взгляды пересекаются. Сердце, и без того зашедшееся в сумасшедшей пляске, нервно долбит кулаком в грудь изнутри. Лора делает несколько шагов вперёд, чувствуя, как по щекам безконтрольно текут предательски горячие и крупные слезы. — Боже, Трэвис, — едва слышно говорит Лора, даже шепчет. — Лора, — отвечает ей Хэккет и пытается подобраться на кровати, но даже отсюда видно, как он ослаб. — Боже, — повторяет девушка, а после, не отдавая себе отчёта, несётся к Трэвису, запрыгивая сверху на кровать, и со всей дури впивается в него объятием, а в губы — поцелуем. Кто-то из персонала заходит в палату, но не решается прервать двоих. Время замирает, кажется, и даже ленивые мухи затихают у окна. Поцелуи солёные от слез Лоры. Сперва медленные, потом спешные и жадные, наконец, заканчиваются крепким объятем. Лора отстраняется и вкрадчиво смотрит мужчине в глаза, тыльной стороной ладони утирая нос. — Только попробуй ещё хоть раз оставить меня одну, и я убью тебя, — выдаёт она, наконец. — Никогда, — отвечает Хэккет. — Никогда в жизни.