I. Лора.
Лунный свет, мягкой белой вуалью, осторожно расползается по дощатому полу домика, стоит только чуть приоткрыть входную дверь. Лора, выскользнув на улицу, тут же дверь закрывает — не хочет разбудить спящих. С другой стороны, если их не будит громкий храп Бобби, вперемешку с тяжелым посапыванием его же исполнения — значит, не разбудит ничто. Она подходит к Трэвису, собираясь сменить его на дежурстве. Уверенно встает рядом, намекая всем своим видом, чтобы тот шел спать. Но, хватает одного взгляда, чтобы эта уверенность мигом улетучилась. Кажется, только Хэкетт умеет смотреть на нее так. — Не угадал. Его пальцы касаются ее ладони — Лора снова ощущает разливающееся по телу тепло, несмотря на температуру на улице. Не то, чтобы холодно, но отчего-то, она все равно успела поежиться. Ветерок, словно почувствовав эту слабость, мазнул по коже, вызывая россыпь мурашек на обнаженных частях тела. Или, может быть, так на нее действует близость шерифа? Трудно представить, что все, что они успели пережить вместе, умещается всего лишь в это лето, а не в гораздо более долгий срок. Так когда она так успела привыкнуть к нему? Когда он сам успел так привыкнуть к ней, полярно разнясь с образом, в котором предстал при первой встрече? Трэвис говорит — а Кирни, просто ведет плечами, как бы обозначая, что благодарить ее не за что. Ничего особенного, она не сделала — это все те же курсы первой помощи, которые она не прогуливала. И, ей все равно, просто с Крисом Хэкеттом, или непросто. В первую очередь, она помогла ему ради Трэвиса. Во вторую — потому, что ее помощь была необходима. Она хочет, чтобы Трэвис это понимал. Он тянет ее к себе, и Лора сразу же поддается, даже не подумав сопротивляться. — Спасибо. Устроившись на коленях у мужчины, она осторожно обхватывает его за плечи руками. Тоже, хочет согреть. Так, прячась друг в друге, можно было просидеть целую вечность — под лунным светом, окруженные сводом деревьев и ворохом нерешенных проблем. Даже несмотря на последнее, Лора ни на что бы не променяла эти мгновения. Ей хорошо рядом с Трэвисом. Тепло, уютно. Его дыхание согревает ее лицо, а близость — все тело. Наверное, так бы она и уснула. Если бы не вспомнила о родителях. — Подождем твою машину. Ей кажется, что все так просто. За пару дней, ничего страшного не произойдёт, ведь она и так пропала на два с лишним месяца. Придумает что-нибудь — в конце концов, врать родителям она умеет. Занятые друг другом и работой, мама с папой не особо вникали в то, что происходило в жизни их дочери. И сейчас, наверное, разбираться не станут. Накричат на нее, что не звонила все это время, расскажут, как обзвонили все полицейские участки, и успокоятся. Все-таки, ей двадцать один, а не пятнадцать. Если косячить — так, уже по-взрослому. — Я не хочу отсюда уезжать. Надолго. Лора касается губами виска Трэвиса, после, прижимаясь к нему щекой. Что будет дальше? Когда проклятье будет снято, а Макс снова станет нормальным?.. Этот вопрос настойчиво звенит в голове, и Лора напряженно хмурится, толком не зная, как на него себе ответить. Она ведь сможет здесь остаться? Если всей душой этого хочет, и не видит своего окончательного расставания с шерифом? — Что мы будем делать, когда все закончится? Они так и сидят, не глядя друг на друга. Произнести это гораздо легче, если не смотреть Трэвису в глаза. Она ведь не знает, что он вообще думает об их отношениях. Видит ли их дальше, захочет ли развивать. Кажется, она сама уже согласна на что угодно — лишь бы он был рядом. И, он сам сказал, что нуждается в ней. Не мог ведь соврать? Она просила ответить честно. — Я имею в виду, мы… Ты, и я. Еще немного, и ее прошибет холодом от важности вопроса. Лора сглатывает, осторожно водит рукой по затылку мужчины, гладя его волосы. Ей кажется, что сейчас должен решиться один из самых важных моментов ее будущего, о котором в последнее время она пыталась не задумываться. Отбрасывала этот штрих в дальний ящик, не ожидая, что поднимет его именно этой ночью.II. Трэвис.
Тонкие пальчики Лоры пробегают по затылку, шее, волосам, пробуждая целый ворох мурашек, вполне ощутимых, добравшихся от рук Лоры до самой поясницы. Он чуть прикрывает глаза, запоминая эти ощущения. Сладкие, всеобъемлющие, нежные. Всё что угодно, только бы они тянулись и дальше, не прерывались на половине. Как было бы здорово, будь Лора с ним всегда — чтобы он просто так, в любую секунду мог прийти к ней и взять ласку и тепло, которые она сейчас так охотно ему отдавала. Эта строптивая маленькая амазонка, которой, кажется, и мужчина-то сильно не был нужен. Но между ними все-таки что-то было. Что-то, то заставляло Трэвиса брать себя в руки и решать проблемы. Потому что кто-то все равно должен их решать. «Что мы будем делать, когда все закончится? Я имею в виду, мы… Ты, и я». Вопрос Лоры становится почти что физически ощутимым. Трэвис раскрывает глаза, черными большими черешнями вглядываясь в темноту. Этот вопрос — точно выстрел в спину: неожиданный, но такой предсказуемый. Он чуть ослабляет хватку ладони на талии Лоры, точно бы этот её вопрос все разрушил. Даже дыхание становится прерывистым и неглубоким. Что они будут делать? А закончится ли когда-нибудь это? То, то возникло между ними фактически по странной случайности? — Я… — начинает было Трэвис, судорожно соображая, пытаясь собрать мысли в кучу в голове. Он столько раз возвращался к тому вопросу… И до, и после той ночи в Харбинджере, после спонтанного поцелуя, от мысли о котором у Трэвиса скребло внутри. — Я… Я не знаю, — честно говорит он, наконец. Он правда не знает, чем все это может кончится. Ему кажется невозможной счастливая жизнь Лоры в семейном логове Хэкеттов. Мысль о том, чтобы жениться на молодой девушке, едва перешагнувшей порог совершеннолетия и вместе с этим поспособствовавшая смерти его родственников ужасает Трэвиса. Всё, что могло быть в этом союзе «не так» — было «не так». Да и о чем она могла бы думать, собираясь строить с ним, копом из глухомани, державшим её под замком два месяца, хотя бы подобие серьезных отношений? Он метался между желаемым и действительным. Хорошо бы, если бы их жизнь была чем-то вроде сказки, в которой все заканчивается хорошо. Где проклятие спадет, все останутся живы, а люди с радостью воспримут их с Лорой союз. Где никто не скажет, что он, старый извращенец, а она — молодая дура. И как бы они не открещивались от чужого мнения, это будет ранить. Заставит затаиться в отчуждении и, может быть, вконец одичать. Такой конец вполне себе подходил ему, Трэвису Хэкетту. Но не ей… Не Лоре Кирни. Он вдруг напрягается, будто все мышцы приходят в движение. Он аккуратно, но быстро, ссаживает Лору со своих колен, оставляя девушку в непонимании, а сам спускается вниз с маленького крыльца, здоровой рукой проводя по волосам и стирая с лица остатки сонливости, которая вдруг налетела на него, стоило почувствовать женское тепло у своей груди. Он делает несколько шагов туда-сюда, точно загнанный в угол зверь. Притом на его лице отражается что-то нехорошее, что заставляет его хмурить брови и кривить губы. — Лора, послушай, — начинает он, как будто собрал свою мысль, исходив дорожку у домика. — Ты почти ничего не знаешь обо мне, ровно как и я о тебе. Моя семья на протяжении больше, чем последние шесть лет закапывала себе глубже и глубже, пока, наконец, мы все не оказались на дне… — он делает паузу, — колодца, — и выплевывает это слово так, будто по-настоящему его ненавидит. — Я едва не женился, когда мне было тридцать. Если хочешь знать, я любил эту женщину, а она… А, черт, — он останавливается, прижимая руку ко лбу, точно хочет стереть пот, — а она вышла за моего брата потому что… — он теряется. Трэвис и не подозревал, что это может быть так больно. Больно вот так говорить о застарелой ране другому человеку. — Я уже привык быть один и… Вся моя жизнь — это попытка защитить свою семью. А в итоге я же сам её разрушил. Но я не мог… И… Вы же просто дети! Сколько нужно было ещё смертей, чтобы этот круг прекратился? Я не хотел больше крови, я был уверен, что мы разберемся. Что у нас получится. Где-то ведь должна быть справедливость? — Он бормотал нахмурившись, как будто больше для себя, чем для Лоры. В голосе Трэвиса появляется какая-то стальная нотка злости, может быть ярости. События ушедших дней давали о себе знать снова и снова. И он не был уверен, что когда-нибудь сможет их отпустить. — И ещё ты… — он не смог закончить фразу, пытаясь облечь то, что было с ней, Лорой, связано. Оказалось, это было очень сложно выразить. — Ты что-то сделала со мной, — вдруг сказал он другим голосом. — Я не могу причинить тебе боль, потому что я тебя… — он снова закрывает глаза и качает головой, будто ругает себя за несобранность и эту странную, сумбурную речь. Он выдыхает, наконец, как будто признает свое поражение. — Ты… Тебе двадцать один, у тебя на носу поступление в медицинский или куда там… — Он морщится снова, покусывая нижнюю губу, неопределенно ведя рукой в сторону, не поднимая на девушку взгляд. — Ты с пяти лет мечтала стать ветеринаром. Вот сейчас в руках твоя мечта, — он складывает ладони в форме сферы, — и ещё чуть-чуть и она превратится в горькие сожаления, — невидимая сфера в руках Трэвиса разваливается на части. Он берет ещё одну паузу, протаптывая тропинку около ступенек. — Ты спросила, нужна ли ты мне? — Он находит в себе силы и останавливается напротив Лоры, глядя ей в глаза — их отделяет только три ступеньки: она наверху, он внизу. — Я не соврал, Лора. Но ты не представляешь, что ждет нас, если мы не прекратим. Может быть это кажется легким, но это совсем не так, — он поджимает губы, в его черных глазах сквозит сожаление, — больше всего сейчас я хочу, чтобы ты поцеловала меня. Но это не изменит того, что я буду думать, будто вместе со своей, сломал и твою жизнь.