Pihaššašiš

Камю аккуратно запер за собой дверь и вопросительно воззрился на Мило. Старый друг – воспоминания о школьных проказах приятно грели душу – сидел на корточках прямо напротив и что-то увлеченно писал в своем блокноте, для устойчивости подложив под него рюкзак. – Опять играешь в детектива? – И тебе здравствуй, дорогой друг, – не отрываясь от своего занятия сказал тот. – Очень приятно тебя встретить. Мы так давно не виделись и все в таком же духе. – Мило оторвался от писанины и поднял голову, взглянув на него снизу вверх. – Серьезно, Камю, тебе стоит научиться говорить хоть какую-нибудь из этих фраз. Тогда, может быть, окружающие не будут считать тебя вконец отмороженным ублюдком. Договаривая, он поднялся на ноги, придерживая коленкой рюкзак, выпрямился, заправив за ухо длинные светлые кудри. С их последней встречи он нисколько не изменился, машинально отметил Камю, пока Мило с улыбкой лез обниматься и хлопать его по плечам и спине. Кажется, это обычный ритуал приветствия. Он пожал плечами. – Меня устраивает, что меня считают вконец отмороженным ублюдком. Ты же помнишь, чем я занимаюсь? – Ага, ловишь дезертиров. – В том числе. Ну, а ты какими судьбами? Какую сенсацию ты раскапываешь под дверьми моей квартиры? Что удивительно, Мило не стал тут же рассказывать, захлебываясь словами и фонтанируя эмоциями, как это обычно бывало. Он посерьезнел, убрал с лица свое обычное дурашливое выражение и с намеком сказал: – Не здесь. – Что-то новенькое, – пробормотал Камю, но послушно позволил увести себя прочь из дома. – У тебя есть время? Куда-нибудь торопишься? – Мило усиленно делал вид, что ничего странного не происходит. – У меня поезд через два часа. – Отлично! – непонятно почему обрадовался друг. – Куда едешь? Отпуск? По работе? Камю смерил его изучающим взглядом. Поведение друга интриговало. – В Город. По работе. Мило странно на него посмотрел и сказал: – Отлично, я с тобой. Ты уже взял билеты? Они сошлись в школе. В начале второй четверти их просто посадили рядом, рассудив, что сдержанный и ответственный Камю положительно повлияет на взбалмошного и неусидчивого Мило. Ожидания оправдались лишь частично: Мило не стал тише и даже втянул в некоторые свои выходки тихого соседа, но, по крайней мере, попадаться он стал реже. Сам Камю поначалу тяготился активно навязываемой дружбой, но постепенно научился смотреть на нее с другой стороны. Теперь между ним и остальным миром был вот такой буфер, который оттягивал внимание окружающих на себя, в то время как до самого Камю никому не было никакого дела, а еще обаятельный хулиган Мило оказался к тому же и редкостным умницей. Правда, ум его был направлен в основном на шалости, но, если уж он чего-то хотел, то обязательно это делал. Так, они придумали свой собственный письменный шифр, чтобы беспрепятственно обмениваться записочками. Любой посторонний, сунув нос в их записи, не понял бы ничего. Ключ был известен только им двоим. По дороге, пока они ехали в кэбе до вокзала, Мило снова стал самим собой и беззаботно трепался про жизнь, репортерские будни, снова вспоминал некоего Луне, который «такая же отмороженная задница, как и ты, друг мой, я уверен, вы поладите», снова нахваливал свою начальницу – и ни слова о том, какую же сенсацию он раскапывает сейчас. И только на вокзале он снова дал знать о своей серьезной стороне. – У тебя уже есть билет? – Пока нет. А что? – Берем мягкий, – бескомпромиссно заявил он. Камю скептично выгнул бровь. – Ты внезапно разбогател? Мило не принял игры. – Тут такое дело, друг, что расходы не имеют никакого значения. Вайолет дала мне карт-бланш. Поезд подали спустя сорок минут, после того как они купили билеты. Мило, по всей вероятности, сразу после приобретения билетов хотел ринуться на платформу и маячить там, привлекая всеобщее внимание, но тут уже Камю, перехватив его руку, заставил усидеть на месте. Они заняли столик в привокзальном бистро, предусмотрительно выбрав тот, что был немного изолирован от остального зала, и заказали кофе, скрасив тем самым бремя ожидания. Так как Мило болтать не собирался, решив сковать поясом молчания свой чудовищно болтливый язык, а Камю распространяться о своих делах тем более не спешил, они просто пили кофе. Для того, чтобы ненужные глаза запомнили их, было вполне достаточно и длинных огненно-рыжих волос одного из них. Под сводами зала ожидания разнесся долгожданный голос дикторши. Дрянная акустика зажевала часть сообщения, превратив его в непонятную кашицу, но главное можно было понять: на поезд сообщением Столица-Город объявлена посадка. Мило и тут нашел чем удивить. Вместо того, чтобы одним глотком влить в себя остатки кофе, подхватить свои вещи, вещи друга и его самого и умчаться на перрон, он чудовищным усилием воли – Камю как-то не подозревал за ним таких способностей – сдержался и продолжил как ни в чем не бывало потягивать остывший напиток. До своего вагона они добрались минут через двадцать, допив кофе и оставив хорошие чаевые, впрочем, недостаточно щедрые, чтобы официантка их запомнила как своих самых лучших клиентов. Мило открыл рот только тогда, когда поезд тронулся, и перрон со всевозрастающей скоростью поехал назад. Он встряхнулся, как большая собака, повалился на свою полку и немножко покатался. Камю наблюдал за этим представлением, невозмутимо потягивая доставленный из вагона-ресторана чай. Навалявшись и размяв бока, Мило вернулся в сидячее положение, взъерошил волосы и признался: – Никогда не думал, что быть тобой так тяжело, дружище! Как ты так живешь? Камю от неожиданности даже про чай забыл. – Это ты меня изображать пытался? – недоверчиво спросил он, когда дар речи вернулся к нему. Мило радостно закивал, похожий на собачонку. Камю фыркнул, подняв брызги чая в чашке, которую снова поднес ко рту, и, не выдержав, громко расхохотался, да так, что даже слезы на глазах выступили. – Сегодня и в самом деле день сюрпризов, – отсмеявшись, признал он. – Знаешь, если бы мне сказали, что однажды я увижу серьезного Мило, я бы честно решил, что этот чудак чокнулся на всю голову. А теперь я даже не знаю, что и думать. То ли я чокнулся, то ли ты, то ли это мир совсем съехал с катушек. Мило усмехнулся. – Ставь на мир, не ошибешься. И он, не откладывая больше это дело в долгий ящик, во всех красках и подробностях рассказал лучшему другу все, что с ним случилось, начиная с того момента, как Вайолет позвала его к себе и нагрузила заданием. Про то, как он до вечера рылся в центральном архиве, злоупотребляя доверием своего друга Луне, и даже вернулся туда на следующий день, чтобы перепроверить некоторые данные. Конечно же, он выудил свой верный блокнот, чьи страницы были плотно покрыты их личной тайнописью, и, пока Камю задумчиво листал испещренные такими знакомыми символами странички, поведал про то, как две недели мотался по всему Реймсу, собирая сведения о своих фигурантах. Ему повезло, и Джулиан Соло, приходящийся троюродным дядей пропавшей принцессе, как раз прибыл в столицу, и, хотя до него самого Мило не сумел добраться, он переговорил с адъютантом, который отчего-то проникся интересом ушлого репортера и сообщил несколько интересных фактов. Вторым удалось поймать двоюродного брата принцессы – этот, наоборот, покидал Вашингтон, и Мило, рискуя быть выкинутым из кэба на полном ходу, уцепился за подножку, влез в коляску и все же сумел задать свои несколько вопросов, пока телохранители уважаемого господина безуспешно пытались выкинуть его вон. Но, как ему показалось, Десятый Лорд Фоэбус Абель, не особо рассердился, по крайней мере, озорную усмешку из-под ладони Мило успел заметить, прежде чем его вытолкали вон. Единственная, с кем ему не удалось встретиться, была малолетняя племянница исчезнувшей – мисс Ария, болезненная и хрупкая девица, находящаяся на попечении своего отчима. Сия девица безвылазно находилась на разнообразных курортах, призванных поддержать ее слабое здоровье, и только на несколько дней прибыла в столицу. Как подозревал новоявленный сыщик, по той же причине, что и остальные двое. Но самое отвратительное было не то, что он мало что раскопал. На самом деле раскопал достаточно, но все было впустую: и факты, и его собственная интуиция безоговорочно твердили, что это трое совершенно не причастны к исчезновению принцессы Саори. – Почему «Саори»? – спросил Камю. Он машинально поглаживал страницы блокнота кончиками пальцев, эта старая привычка помогала ему сосредотачиваться и думать с большей результативностью, но для этого ему требовалось снять для себя все мешающие вопросы. Прозвище принцессы оказалось именно одним из них. Оно царапало и мешало сосредоточиться на проблеме. Мило задумался, потом неуверенно пожал плечами. – Не знаю… Ее везде так именуют. – Довольно странно… ну, ладно, – Камю встряхнул головой и вернул блокнот хозяину. – Что ты забыл в Городе? Друг расплылся в торжествующей ухмылке. – Ни за что не поверишь… Эти слова, ухмылка и довольный вид моментально сложились в пазл, в котором все кусочки вдруг встали на свои места. – У тебя есть данные, что принцесса направляется в Город? Мило ткнул в него указательным пальцем, имитируя пистолет, и, сделав страшные глаза, одними губами произнес: – Бинго! И он поведал, что между поисками подходов к своим главным подозреваемым (тогда он еще считал их подозреваемыми), перебрал почти всю свою сеть осведомителей, но никто, буквально никто не мог дать ему того, что он хотел. Его последней надеждой оставался некто Ящерка Мисти, существо неопределенного пола и определенного рода занятий, самовлюбленный тип, ежедневно превозносящий свою красоту. Мило неприятно было общаться с ним… с ней… а общем, просто неприятно, но Мисти, помимо самомнения, обладал еще и не поддающейся пониманию способностью узнавать самую невероятную информацию. – Мило, душечка, – Мисти манерно протянул холеную ручку и кончиками наманикюренных пальчиков погладил репортера по щеке, – ты даже нееееее подозреваешь, что со мной произошло. – Он, наверное, все же Мисти был парнем, когда-то, в общем… он жеманно хихикнул, и Мило аж передернуло всего изнутри. Он пересекся с Мисти в обычной для него среде обитания – кальянной. Здесь было так надымлено, что Мило всякий раз надеялся, что его никто не заметит, а заметив – не узнает. – Даже представить не могу, Мисти. Расскажешь? Мисти вложил в рот мундштук кальяна и, полуприкрыв глаза, сделал затяжку. Красуясь, выдохнул дым сквозь слегка вытянутые в трубочку пухлые губы. – В детском приюте. Это было так несообразно с видом и родом занятий этого существа, что Мило едва не подавился смехом, вовремя успев замаскировать его под кашель. – Да ладно? – Вот видишь, я же говорил, ты не поверишь, – ни капельки не обиделся Ящерка. – Ну, я на твоем месте тоже бы не поверил, но… в общем, я сам вырос в том приюте, и временами я помогаю им, когда у меня водятся лишние деньги, – он отвел взгляд в сторону. Мило прекратил кашлять и изумленно вытаращился на своего информатора. Как это там, кесарю кесарево, да? – Там работает одна девчонка, мы росли вместе, Михо ее зовут. Обычно одна управляется со всеми делами, а тут у нее вдруг помощница появилась. – Он задумался и со смесью восхищения и ревности добавил: – Хорошенькая. Только больно уж ручки беленькие да нежные, – и со значением посмотрел на Мило, – сразу видно, никогда не работала. И на девушку ту уж больно похожа. – На какую? – просипел Мило, в горле разом пересохло от нахлынувшей догадки. Мисти протянул руку и ноготочками подцепил выглядывающую из блокнота газетную вырезку про церемонию Наследования юной принцессы, где на фотографии, сопровождающей материал, она была запечатлена со всеми регалиями Высокого Лорда. – На эту. Мило очнулся от воспоминаний, взлохматил волосы на затылке. – В общем, вызнал я адрес этого приюта и помчался туда со всех ног. Но опоздал, – он одним махом допил остывший чай и осторожно водрузил пустую чашку на столик. – Тамошняя управляющая, та самая Михо, в конце концов призналась, что да, работала у них некоторое время такая девушка, очень милая и старательная, хотя и не особо полезная. Мол, к труду непривычная. А потом уехала. Собрала свои пожитки и уехала. – И откуда взялся Город? – Деньги открывают все ворота. Ну и еще мне пришлось рассказать, что эта девушка в опасности, и, в общем, мисс Михо раскололась. По всему выходит, что принцесса сбежала по собственной воле и направляется в Город. А вот почему – не знаю. – Интересно… Выговорившись, Мило, наконец, расслабился, скинул туфли и забрался с ногами на свою полку. Достав из рюкзака резинку, стал собирать волосы в хвост. – Кстати, а ты по каким делам туда собрался? Камю допил свой чай, вернул чашку на столик и тоже откинулся на стенку купе. Он глядел прямо на Мило и думал, как много может рассказать ему. Мило – это Мило, старый (и, глядя правде в глаза, единственный) друг, которому он бы, не задумываясь, доверил не только любую тайну, но и даже свою жизнь. Вот только… это было не его личная тайна. Поэтому… он уже знал, что собирается солгать, и оставалось только решить, как это сделать. На ум пришла относительно недавняя история, которую расследовал один его коллега. – Это по работе. Помнишь, пару лет назад во всех газетах была история про полностью уничтоженное подразделение морской пехоты? Что якобы наших парней большие шишки принесли в жертву, что испытывали на них какое-то новое супервооружение? – Мило задумчиво прикусил губу, потом просиял. Была такая история, и даже их журнал не оставил ее вниманием. Правда, то были перепечатки официальных источников. Вайолет предусмотрительно решила не лезть туда, после того, как Мило кое-что разузнал. Камю удовлетворенно смежил веки – это была хорошая история. – Так вот, меня отправили проверить кое-какие слухи. Говорят, что некоторые из тех парней выжили, и их видели в том штате. – Местный Провинциал – Шака Шерил – хитрая и скользкая сволочь, – поделился с ним Мило. – Мне сказали, он держит весь штат в железном кулаке и имеет свой интерес практически в любом мало-мальски прибыльном дельце. – То есть? – То есть, если те твои парни реально выжили и кое-что знают о новом оружии, Шака наверняка держит их при себе и так просто не отдаст. Камю задумался. Информация о провинциальном Лорде была интересной, его, конечно, предупреждали, что Провинциал сам себе на уме, но такую характеристику ему никто не давал. Как это скажется на его реальном, а не выдуманном, задании? Мило неожиданно рассмеялся. – Да вспомнил тут, – пояснил он в ответ на недоуменный взгляд друга, – мне говорили, что этого Шаку называют ни много ни мало, а «Воплощением Будды на Земле».