Пойми меня, если сможешь

Любопытную странность Аманда заметила через неделю после возвращения Сванна на занятия. До сих пор оба вулканца держались обособленно, но теперь внезапно образовали боевую четвёрку с Амиром и Мэй. И, надо сказать, это оказалась сшибающая интеллектуальная сила. Подвижный, увлекающийся Амир был заводилой — ему принадлежали идеи и предложения. Лёгкая в общении Мэй предотвращала конфликты. Т’Лей, тихая и почти незаметная, похоже, отвечала за сбор и хранение информации. Ну а Сванн в одиночку представлял из себя полноценный аналитический центр. Четвёрка появилась стихийно и действовала решительно — причём сферы интересов были крайне широки, от перепрограммирования репликаторов в столовой до доказательства какой-то мудрёной математической теоремы. Половина педсостава взвыла — хлопая длинными ресницами, Мэй переглядывалась с командой и озвучивала заковыристый вопрос. Амир подливал масла в огонь. А Сванн, поймав взгляд Т’Лей, поднимался и добавлял, какие именно данные каких отчётов или параграфов учебника не удовлетворили их любознательность. Сначала Аманда наблюдала за этим с искренней весёлостью — ей нравилось видеть вулканцев в компании, а то, что Амир и Мэй стали больше времени проводить с другими, явно шло им на пользу. Но потом, когда пошли жалобы от педагогов, задумалась. Мисс Чжао едва не довели до слёз. — О, проще простого, — сказал Шурак, к которому Аманда обратилась за советом, при этом его антенны немного разошлись в разные стороны, — в моей учебной программе нет времени на недоказанные теории. Но я всегда готов обсудить их в свободное время, если ученики, разумеется, подготовят достаточное количество материала, чтобы разговор имел смысл. Аманда не формулировала это так изящно, но и сама прервала поток каверзных вопросов словами: «Подготовите проект с авторефератом до трёхсот слов — поговорим». — Мне приятно, что собралась такая дружная межрасовая компания, — продолжил Шурак, подливая Аманде чаю, — главное направить их энергию в мирное русло. Они все выражали большой интерес к Звёздному Флоту, я планирую загрузить их некоторыми элементами вступительных испытаний. Это займёт даже вулканцев на пару месяцев. — Блестящее решение. — Благодарю, мисс Грейсон, — без капли самодовольства ответил Шурак. — Простите, возможно, я вмешиваюсь не в своё дело, но мне кажется, или вас что-то беспокоит? Что ж, справедливо. Как Аманде было позволено свободно изучать мимику Шурака, так и она сама не возражала против его уточняющих вопросов подобного толка. К сожалению, андорианцы в целом и лично Шурак были достаточно наблюдательны, а наличие собственной богатой мимики помогало им легче изучать чужую. В общем, скрыть что-то от Шурака было непросто. — Не могу сказать, что это беспокойство, — произнесла Аманда, сделав несколько глотков чая, — то есть это не тревога, не страх, не что-то негативное. Но я озадачена. Они сидели в учительской вдвоём — время шло к четырём, и педагоги разошлись, кто по домам, кто — доделывать отчёты или готовить занятия. И Аманда решилась на откровенность. Тем более что, наверное, именно Шурак мог понять её сомнения лучше других — слишком долго он прожил в чужой культуре. — Опять же, возможно, это вмешательство не в своё дело, — деликатно сказал Шурак, — но если я могу вам чем-то помочь, то буду рад этому. — Не уверена, что тут нужна помощь. Скорее, я немного запуталась. С некоторых пор мы регулярно видимся с послом Сареком. Левая антенна Шурака качнулась вперёд, что означало вежливую, но ненастойчивую заинтересованность. — Собственно, мы гуляем по вечерам под дождём. Изначально вода, падающая с неба в таком количестве, мне кажется, заворожила его. А потом прогулки вошли в… некоторое подобие привычки. Антенна качнулась снова. Аманда привычно отметила про себя: именно качнулась, сама. Движения антенн андорианцы практически не контролировали, это было достоверное отражение эмоций. — Мне приятно это общество и эти прогулки. Но… — она немного замялась, неуверенная, как продолжить. Шурак ждал. — Иногда мне хочется нарушить традицию молчания и заговорить. Не всегда, тишина приятна. Но иногда хочется. Это не обязательно желание сообщить информацию, понимаете? И я не знаю, насколько это допустимо. Не будет ли это грубостью… Она не сказала о том, что не хотела бы всё испортить и болтовнёй заставить посла отказаться от прогулок. В них Аманда черпала удивительно много спокойствия и безмятежности. Шурак ответил далеко не сразу, его антенны подрагивали в сомнениях. Наконец, он произнёс: — Ваше опасение вызвано тем, что ваши культуры сильно различаются. Я не слишком много общался с вулканцами за свою жизнь, но кое-что всё же понимаю. Учитывая, что они считывают эмоциональный фон, думаю, вам следует просто задать прямой вопрос. Озвучить желание и принять ответ таким, каков он будет, — он улыбнулся. — Это непросто для людей, я понимаю. У вас столько возможностей для сокрытия чувств и мыслей, что искренность — это привилегия, нечто сокровенное, что приберегается для друзей и близких. Но для телепатов нет ничего более естественного, чем искренность. Даже для вулканцев с их манией самоконтроля. Аманда покачала головой и призналась: — Мне не приходило это в голову. «Искренность — привилегия». Очень точно. Шурак одновременно по-человечески пожал плечами и покачал антеннами. — Вы можете контролировать мимику, я читал, некоторые люди способны достоверно изображать эмоции, противоположные испытываемым. У вас достаточно слабый слух, поэтому вы не слышите сердцебиение собеседника, которое могло бы его выдать, а особенно владеющие собой люди способны избежать даже этого сигнала. Отсутствуют пси-способности. У меня на родине даже есть серия приключенческих романов о людях — «Лжецы в космосе». Аманда рассмеялась. — Вы должны добыть мне перевод на стандарт. Шурак тоже улыбнулся и пообещал непременно это сделать. — Мисс Грейсон, — произнёс он, перестав улыбаться, — вы мне приятны, я хотел бы, чтобы вы были благополучны. — Взаимно, — отозвалась Аманда, не до конца понимая, к чему это. А Шурак продолжил: — Я просил бы вас держать в памяти один факт. Вулканцы — самая мирная и пацифистская раса в Альфа-квадранте, если не во всей Вселенной. Но так было не всегда. И в исторической перспективе ещё недавно это был народ, который резал друг другу глотки и выжигал мозги во имя чести или политической выгоды, ради страсти или из прихоти. Нахмурив брови, Аманда переспросила: — Зачем вы об этом говорите? — О нет, — тут же откинулся назад Шурак, — я не пытаюсь сказать, что посол или кто-то из миссии может навредить вам, ни в коем случае! Но, общаясь с ними, просто помните об этом. Аманда вспомнила разъярённого, почти потерявшего контроль Сванна — и поняла, что всегда держала это в голове. — Тогда я спокоен, — сказал Шурак, поднимаясь, протянул Аманде руку и спросил: — Вас проводить? По правде говоря, мы все боимся, что на вас ещё кто-нибудь набросится из-за угла. Из личного дневника наблюдений посла Вулкана на Земле Сарека Звёздная дата: 134351.98 Дата по земному календарю: 2226.09.20, 23:26:18 Ранее я писал о рабочей встрече по энергетическому вопросу. За последние 48 часов 26 минут прошло ещё две встречи аналогичной тематики. На последней присутствовал, помимо стандартного состава участников, также мистер Эдисон. Могу отметить, что прогнозы мистера Ройса оказались точны — вице-адмирал Балена выступает главным тормозным элементом всего процесса, каждое новое предложение вызывает у него множество вопросов, которые не могут быть разрешены немедленно. Для меня это промедление нелогично. Звёздный Флот Федерации нуждается в дилитии, для его получения в больших объёмах требуется усовершенствованная технология, которой обладают на данный момент только вулканцы. Мы готовы делиться ей. Люди замедляют процесс внедрения. М’Ковар сегодня выразил сомнение в моей эмоциональной стабильности. Он находит желание достичь цели максимально эффективно и в кратчайшие сроки неуместным в сложившихся условиях и предлагает дать более молодой и неразвитой технически расе время на принятие изменений. Я со своей стороны возразил, что стремление к эффективности логично. Вынужден признать, что мы не достигли взаимопонимания по этому вопросу. Н’Фер’ат, заместитель второго атташе, сегодня обратился ко мне с прошением позволить ему немедленно вернуться на Вулкан. Косвенные признаки, такие как изменение скорости сердцебиения, мимическая подвижность лица и нарушенный тембр голоса дали мне понять причину этой поспешности. Я счёл своим долгом отметить, что Н’Фер’ат давно прошёл возраст ранней юности, а потому мог предположить, что подобное осложнение возникнет в установленный срок. Ему следовало либо отказаться от участия в миссии, либо привезти на Землю супругу. Н’Фер’ат сообщил, что, вероятно, климат Земли и атмосфера опасности нарушили цикл. Поскольку я не обладаю медицинским образованием, то не могу судить о возможности подобных отклонений. Так или иначе, разумеется, я дал Н’Фер’ату разрешение на отлёт и отрядил сотрудника, который доставил бы его невредимым. В Новом Париже второй день отсутствуют осадки. *** Аманда думала о словах Шурака, собираясь на традиционную прогулку. Требовалось точно подобрать слова. Вообще-то, если говорить откровенно, то она пыталась изобрести такую форму приглашения к диалогу, чтобы отказ не задел её саму. Немного эгоистично, но, с другой стороны, кто ещё позаботится о её эмоциональном комфорте? В итоге, так ничего и не придумав, она спросила совсем о другом: — Могу я предложить изменить маршрут прогулки и выйти за пределы квартала? Посол наклонил голову и пошёл, не меняя темпа, к выходу за территорию. Уже миновав пост охраны, он спросил: — У этого изменения есть логическое обоснование? — Нет. Просто, мне кажется, я выучила каждый закоулок дипквартала наизусть, захотелось… сменить обстановку. Это загрузило посла на пару минут, пока они шагали вдоль дороги по Новому Парижу. — Я обладаю эйдетической памятью и знаю, как вы выразились, наизусть каждый закоулок. Однако я всё ещё не вижу причин… Это нелогично. Пользуясь неточной аналогией, я помню ритм ваших шагов и скорость биения вашего сердца при ходьбе, но это не вызывает у меня потребности сменить ваше общество на чьё-либо ещё. Оу. Аманда сбилась с того самого выученного ритма и едва не упала, внезапно потерявшись в собственных ногах. Кашлянула. Сказала, стараясь, чтобы голос звучал не слишком уж тонко и испуганно: — Я также не желала бы сменить вашу компанию на чью-то другую, посол. Не комплимент. Главное, держать в голове, что это не был комплимент — просто констатация факта. — Но для людей перемена обстановки важна. Кроме того, мне пришло в голову, что вам может быть интересно посмотреть на ночной земной город. — С эстетической и познавательной стороны это, безусловно, будет полезно, — согласился посол, и они действительно направились к ближайшим пешеходным улицам, чтобы оттуда спустя полчаса выйти к Эйфелевой башне-3. Спрашивать, можно ли заговорить, оказалось излишним. Проходя мимо зданий, особенно имеющих хотя бы отдалённое подобие исторических, мимо излишне пёстрых витрин или шумных молодёжных компаний, посол задавал вопросы. И когда Аманда спрашивала: «А на Вулкане…», — он давал чёткий, похожий на энциклопедическую справку ответ. Новый Париж уже более ста пятидесяти лет был дипломатическим центром Земли, и здесь к инопланетянам привыкли не меньше, чем в Сан-Франциско, на базе Звёздного Флота, или в Лондоне, где была сосредоточена деловая жизнь. Так что, даже если какие-нибудь пьяные компании и заглядывали Аманде в лицо, они тут же отходили подальше, заметив рядом вулканца. Никому не хотелось ни оказаться в центре скандала, ни, что важнее, почувствовать на себе действие вулканского нервного захвата. — Я нахожу в этом некоторую нелогичность, — произнёс посол, когда они осмотрели огромную и, подобно утраченному оригиналу, уродливую башню. — Мы провели в городе сорок шесть минут, двадцать секунд. За это время семь раз вы привлекали внимание представителей местного населения. Все семь раз эти представители, замечая меня, изменяли направление взглядов, даже находясь в значительном численном превосходстве. В группе номер пять, для примера, было восемь особей мужского пола. — Что именно нелогично? — Нелогично то, — неторопливо проговорил посол, снова поднимая взгляд на башню, — что я вижу в этом проявление сдержанной настороженности по отношению к чужаку, но никакой заметной ксенофобии. Не считая тех надписей на здании посольства и инцидента, произошедшего двадцать второго августа на приёме у вице-адмирала Балены, я ни разу не сталкивался здесь с проявлением расовой нетерпимости. Кажется, это был самый длинный неинформативный монолог, который Аманда слышала от посла за время их знакомства. — И это приводит к выводу, что два инцидента, так же, как… убийство могли быть подстроены? — предположила она осторожно. — Я оцениваю вероятность этого в сорок три целых семьсот двадцать шесть тысячных процента. Должен признать, я не вижу эстетической привлекательности в этой башне. А это была самая резкая смена темы разговора. Но Аманда решила её поддержать, сказав: — Я тоже. Первую Эйфелеву башню построили в конце девятнадцатого века как временную конструкцию, обещали снести — но она прижилась. Парижане того времени её ненавидели, а один английский автор написал: «Приезжая в Париж, я обедаю только в ресторане на Эйфелевой башне. Это единственное место, откуда не видно это чудовищное сооружение». Посол чуть приподнял одну бровь и заметил: — Это логично. Пожалуй, я разделяю предпочтения этого автора. — Тогда я предлагаю повернуться к башне спиной — её тоже не будет видно, — улыбаясь, предложила Аманда. Посол с по-прежнему нечитаемым выражением лица выразил восхищение её логикой. Обратно они шли в привычном уютном молчании.