Пособие для непослушных: закрывайте окна на ночь

— Я выиграл, — сказал он так обыденно, словно это был уже не первый раз. Это действительно был не первый раз, когда Ран побеждал в падук. Четыре партии подряд без перерывов, четыре поражения всухую. Кумихо, судя по его надменному взгляду, ничего другого от Тхуан и не ожидал. — Хватит так на меня смотреть, раздражаешь! Ты мухлевал! — Ты напротив сидела, сама все видела. Тхуан поджала губы, понимая, что это правда. Ран, кумихо до мозга костей, хитрый и изворотливый, все четыре партии играл по правилам, а это раздражало еще сильнее. И взгляд его надменный из себя выводил. — Тебе просто повезло!.. Мог и поддаться, — пробурчала она после некоторого молчания. — А это, по-твоему, не мухлеж? — и усмехнулся снисходительно. Девушка посмотрела на лиса исподлобья, взяла с доски камешек и бросила в него. Ран, разумеется, поймал. — Я с тобой больше играть не буду! — Вот и правильно, — послышался ворчливый голос неподалеку. — Иди уже домой. Оба Ли одновременно закатили глаза — единственное, в чем они сошлись за эти несколько часов. Старик всем уже порядком надоел, в особенности Тхуан. Дед недоволен. Всегда был недоволен, а сейчас еще больше. Как только увидел ее однажды, пришедшую к ним в гости, так и вспыхнул от негодования. Ни с того ни с сего, как гром среди ясного неба. Тхуан как обычно себя вела, а старик вдруг разозлился неимоверно. Раньше остывал как по щелчку пальцев, а тут уже две недели ворчал да Рану кулаком грозил. И Тхуан заодно, даже пару раз по голове ей постучал, проверяя, не деревянная ли. О том, сколько лет деду и сколько он повидал за свою жизнь, Тхуан не догадывалась, да ей и не надо было: зеленая еще, ничего дальше своего носа не видит. А деда на старости лет лишь суставы подводили да слух, но никак не зрение. Дед, хоть и не хочет, все замечает. Неловкость. У Рана в голове хаос — не сказать, что раньше там все по полочкам было, но теперь и вовсе все вверх дном перевернулось. Непутевый лис несколько дней подряд не отпускает язвительных шуточек, с рассеянным видом слова старика пропускает мимо ушей, а предметы падают из его рук одновременно с шагами появившейся на опушке Тхуан. Девчонка не лучше: то в лес посмотрит, словно глазеть на ветки занимательнее, то в траве что-то заинтересованно выискивать начнет. Руки отдельно от тела живут. Тхуан пот с лица стирает, хотя на улице далеко не жарко, от невидимых мух отмахивается, а пальцами хрустит так, что у деда уши в трубочку сворачиваются — такое, как назло, старческий слух улавливает. Дед уповает на маразм. Должен же он хоть в чем-то ошибиться на старости лет? А эти двое как дети малые. Мнутся друг рядом с другом, отворачиваются, потом снова поворачиваются, начинают говорить одновременно и снова отворачиваются от смущения. Куда деть взгляд, не знают, и оба в качестве объекта для созерцания выбирают старика. Пялятся на него так, словно он виноват во всем, что они вытворили наедине, пока деда рядом не было. А они точно что-то вытворили, слишком уж подозрительные. Пока старик хозяйством занимается, лед между девчонкой и лисом тает. Эта продолжает болтать без умолку, Ран наконец возвращает взгляду лисью хитринку, а речи — едкие подколы. От Рана не узнаешь ничего, такова природа лис: перехитрит и бровью не поведет. А Тхуан другое дело. У этой непутевой все на лбу написано. И деда это безумно злит. Дед все еще надеется на маразм, но молчать о своих догадках уже не может. Слишком много увидел, слишком долго терпел. Так и постучал ей однажды морщинистым кулаком по лбу, когда Ран ушел куда-то. Так и вскипел от негодования. — Говорил же тебе, глупая, а ты взяла и втюрилась! — И ничего я не втюрилась! — выплюнула она озлобленно со всем свойственным ей нравом. — Не втюрилась, как же! Улыбаешься как умалишенная то и дело, красные уши руками закрываешь, а взгляд… Знаю я этот взгляд. Глаза как сапфиры сверкают, когда на этого подлеца смотришь. — И вовсе он не подлец! И ничего у меня не сверкает! Тхуан злится, защищает Рана. Маразма у старика нет. Тхуан сгорала от негодования. Дед самое некрасивое слово из всех выбрал для описания ее состояния. Ран ей книги на досуге читал и рассказывал, как там, на других материках, живется. Ран поведал ей о значении некоторых корейских имен и о династиях, что правили этими землями задолго до ее рождения. Ран руку ей подавал, когда надо было через ручей перепрыгнуть, и улыбался ей, как никто никогда не улыбался. И пахло от него волшебно. И улыбка его нравилась до дрожи в коленках. И взгляд его вечно хитрый прожигал так, что на душе тепло становилось. У Тхуан внутри все с ног на голову переворачивалось, когда он просто рядом был, а дед со своим “втюрилась” настроение портил окончательно и бесповоротно. — Вы по деревням ходите и непослушных в мешок собирайте, а в мои дела не лезьте! — Так, значит, мерзавка?! — вспыхнул дед. Он впервые назвал ее так, и от этого в груди что-то неприятно кольнуло. — Когда он предаст тебя, не смей бежать ко мне и плакаться! — Не предаст, вот увидите! Дед жил с Раном столько лет, а от предрассудков о природе лис так и не избавился. Тхуан столько ему сказать хотелось, столько припомнить! Хотелось напомнить ему, благодаря кому у деда появилась эта лошадь и кто ей сено косил. Хотелось пальцем показать на урожай в поле и спросить злобно, кого нужно благодарить за него. Вместо этого Тхуан зубами скрипнула и пошла к Рану. Верить старику — себя не уважать. С тех пор с Мантэ она почти не разговаривала. Они пересекались изредка в ханоке, девушка ему на столе еду оставляла в надежде на то, что он ее съест, а не выбросит, и уходила. Тхуан расстраивалась безумно каждый раз, когда думала об этом. — Остынет он, — и Ран ободряюще хлопал ее по плечу, хотя и не знал, отчего она грустила. И у Тхуан вновь бабочки в животе появлялись. И мысли о недовольном старике постепенно улетали все дальше и дальше. Так и жили. Виделись каждый день, говорили обо всем до поздней ночи, изредка обнимались — когда неугомонной Тхуан надоедало слушать про историю Кореи, а такой теплый и родной Ран все никак не замолкал. Так и смотрели друг на друга пристально, тайком, и дергались едва заметно, когда их взгляды пересекались. У Тхуан в сердце то и дело екало, танцевало на иголках, кружилось по какой-то своей оси каждый раз, когда лис рядом был. Екало ли оно у Рана? Об этом Тхуан думать не хотела. У Рана в голове порядок. Все по полочкам, от важных дат до самых потаенных уголков корейских лесов, от коллекционных ножей до новеньких книг в комнате. Ран к Тхуан относится как к хорошему другу, а Тхуан рада быть единственным другом своенравного лиса. О том, что друзья не сидят обычно так близко и не смотрят так подолгу в глаза, Тхуан задумывается лишь тогда, когда внутри все в очередной раз скручивается в тугой ком, а в голове появляются странные неуместные фантазии. Фантазии эти с реальностью не имеют ничего общего. В своих фантазиях Тхуан уже двадцать семь, по ее ханоку бегают два непоседливых сорванца, а сзади стоит Ран, за талию обнимает, в макушку целует. Глупые мысли, назойливые, как проснувшиеся после спячки мухи. На деле Тхуан ходит в ханок в перелеске каждый день, на деда внимания не обращает, и к Рану поближе садится в его комнате. На деле он ее в макушку не целует, а треплет по волосам снисходительно. На деле Ран не проявляет ей такого внимания, чтобы в будущем все как в ее фантазиях было. Тхуан надеется, что маразм у Рана, иначе как можно забыть тот ее необдуманный поступок, от мыслей о котором она подолгу ворочается в постели? Думать об этом и хочется, и не хочется, однако и хандрить некогда: слишком много дел. У Тхуан дела пошли в гору. У Тхуан появился друг. Рыбак. Рыбак непутевый от слова совсем — она когда от Рана домой шла, сразу заметила. Сидел, притаившись, на берегу, молчал в тряпочку, а потом как удочку достал, так она и ахнула. — Кто ж на таких червей ловит! Рыбак чуть удочку из рук от неожиданности не выронил. Обернулся, удивленно взглянул на девушку. В глазах полное непонимание. В его мире, видимо, на такую наживку может клюнуть даже человек. Тхуан стушевалась немного и дополнила: — В наших водоемах вы только улиток поймаете, и то не факт: они у нас тоже избалованные. Рыбак вдруг смущенно улыбнулся, почесал затылок и объяснил: — Не местный я. Проездом тут на месяц. У нас в провинции рыбам что ни дай, все слопают. Началом их теплой дружбы можно было считать одобрительный смех девушки, окончательно распугавший всю рыбу. Рыбак из Японии, как прозвала его Тхуан (хотя в Японии он никогда не бывал) оказался вполне дружелюбным молодым человеком. Высокий, сильный и с добрыми глазами, он был полной противоположностью Рана, а потому и заинтересовал ее. Рана Тхуан было достаточно. Ран один такой должен быть. Ран “уникальный” — это слово она от рыбака и услышала впервые. Из-за уникальности Рана Тхуан первое время с рыбаком общалась мало и неохотно. Все свободное время раньше полукровке уделяла, а тут этот появился: “покажи то”, “покажи это”, “а где у вас тут лучше рыбу ловить?” Рыбак ей удочку новую показывает — сам смастерил — а Тхуан в сторону леса смотрит, так и норовит сорваться. Оттаяла к японцу лишь тогда, когда четко осознала: не стоит ждать у моря погоды. Какой смысл ей ходить к Рану постоянно, если совсем ничего не меняется? Не лучше ли доказать себе, что и без Рана бывает хорошо? Так и порешила. Так и привнесла в свою жизнь новые краски. Новый друг оказался довольно легок на подъем: нравоучениями не докучал, любую идею Тхуан поддерживал, вместе с ней охотился на уток и собирал травы для матери. Не друг, а мечта. Дун Хён, Мэн Хо, Со Ён остались в далеком прошлом, в детстве: у Тхуан новый товарищ появился, добродушный и всегда готовый на любые авантюры. В какой-то момент новое знакомство Тхуан настолько завлекло, что в ханок Манте она ходить реже стала. Забегала к старику пару раз в неделю, ягоды в доме оставляла и почти сразу уходила. Перед этим, разумеется, заходила к Рану. Не могла не увидеть его в свободное время. Тхуан болтала с Раном не дольше десяти минут: знала, что потом уходить не захочет. Так и убегала обратно в лес, не замечая понурый взгляд, сверлящий спину. Тхуан все еще жила мечтой. Тхуан все еще надеялась, что Ран вот-вот ответит взаимностью, а дед окажется дураком, который попросту в них не верил. Она старалась проводить больше времени с рыбаком, чтобы остыть поскорее, хотя знала, что и рыбак скоро уедет. Тхуан не остывала. И терпением особым она тоже не отличалась. — Ты не подумай, я не избалованная девица, как те, что во дворцах живут, — объясняла она как-то новоиспеченному другу. — Но слишком уж он в душу запал! Порой не могу ни есть ни пить, как вспомню о том, что между нами было! Вчера так злилась на него, представить себе не можешь! Пришла к нему в такую ветреную погоду, гостинцев принесла, а ему хоть бы хны! Так и ушла поскорее, чтобы не высказать все, что думаю. Ну почему он такой нерешительный?! — А он давал надежды? — Ну, — Тхуан замялась, — мы однажды поцеловались. — Поцеловались, — друг добродушно хихикнул. — Знаешь сколько таких, как он, в вашем округе? Со скуки девушкам головы морочат. — Говоришь сейчас как дед! Ничего он не морочит. — Пойми, Тхуан, не всегда бывает так, как мы хотим. И вообще, негоже приличным девицам за мужчинами бегать. Этот факт принять было тяжело, но продолжать разговор не хотелось. Так и кивнула впервые в жизни вместо того, чтобы продолжать полемику. С рыбаком она продружила два месяца: задержался он ради нее, что безумно льстило. Тхуан на памятную дату даже червей нормальных накопала ему в подарок, а потом подумала вдруг, что будет славно познакомить своего нового друга с Раном напоследок. — Вы подружитесь, я уверена! — сказала она непутевому рыбаку, выходя с ним на опушку. Вот Ран как увидит ее с рыбаком, как приревнует! А потом уж они точно заживут. Идиллия. Мысли подлые, хитрые, но чему только не научишься у лис. У Тхуан что ни день, то открытие, и этот не исключение. Тхуан еще вспомнит злой взгляд деда, и со временем поймет, что то было беспокойство, а не ярость. Вспомнит, как он ей по лбу стучал и как она безудержно злилась на него. Вспомнит свое постоянное “дед дурак”, всплывающее в голове каждый раз, когда она о той их ссоре подумает. Тхуан совершит самое обидное открытие за всю свою жизнь, которое как коряга под на пути выскочит в неподходящий момент и собьет с ног. Старик был прав. Прав как никто другой. Но все это чуть позже. Для начала нужно представить миловидного рыбака со странным именем Тэри лису-полукровке.