Пособие для непослушных: закрывайте окна на ночь

Старик подошел очень не вовремя: его торопливое шарканье по тропинке не расслышал бы разве что глухой. У деда от ног порой отлетали камушки, а сам он дышал часто и тяжело — казалось, вот-вот испустит дух. Если хорошенько прислушаться, можно было услышать проклятия, которыми Мантэ осыпал кумихо. Хотя старик и был довольно безобидным, шутить с ним не стоило: обидится еще. Если Ран сейчас же не уйдет, проблем не оберется. Он раздосадованно взглянул на девчонку, которая все еще по-детски молила о пощаде, забавно шепелявя и не выговаривая некоторые буквы, и сделал неуверенный шаг в сторону окна. А ведь он действительно хотел поесть, хотя бы чисто из любопытства проверить, отличается ли вкус детской печени от взрослой. Он оказался рядом со стариком мгновенно; дед точно не видел, откуда именно пришел кумихо. Мантэ уже за сердце держался, а взгляд его метал молнии. Стоило старику заметить лиса рядом, как он тут же влепил ему подзатыльник. — Ты прервал мою трапезу, — Ран потер затылок. — Я приду сюда завтра. Если хоть от кого-то услышу, что сегодня ночью умер ребенок, ты такую взбучку у меня получишь… — И что же ты мне сделаешь? — Выдвинусь на поиски твоего братца. Уж он-то тебе точно мозги на место вправит. — А вот это, — Ран предупреждающе поднял указательный палец, — делать не стоит, если хочешь пожить подольше. — Ты меня не напугаешь. Еще одна выходка — и сделаю то, что сказал. Я не шучу. До ханока старика было относительно недалеко — всего часа четыре ходьбы — но он, кажется, уже устал. Проезжай мимо кто-нибудь на повозке с овощами, Мантэ точно договорился бы с людьми и попросил подвезти их, тогда и приехали бы они куда быстрее. Однако было далеко заполночь, и вокруг не было ни души. Оставалось лишь идти вдвоем и останавливаться у каждого пня, чтобы дед отдышался. И в такие моменты Ран каждый раз боролся с желанием заткнуть старику нос, чтобы тот помер поскорее. Чтобы перестал упоминать брата при каждом удобном случае. Чтобы никогда больше не произнес имя бывшего горного духа. А старик любил вспоминать Ёна для красного словца — он даже распрямлялся немного и говорил более низким голосом, стараясь придать важность своим словам. Дед гордился собой и чувствовал, что имел над лисом какую-то власть, а лис нехарактерно для себя терпел, обходясь лишь мелкими угрозами. У Рана в голове было много, куда больше способов заставить Мантэ замолчать. Пока старик то и дело угрожал ему мешком или старшим братцем, кумихо успел найти несколько ядовитых ягод — точно ядовитых: на паре человек проверил — и взять их на заметку; Ли Ран давно уже отметил про себя и слабые кости Мантэ, готовые, кажется, расспыпаться от легкого дуновения ветерка, и ханок, который поджечь было проще простого. Все эти грандиозные идеи Ли-младший держал при себе: мало ли, пригодятся когда-нибудь, когда терпеть старика больше не будет сил. А Мантэ с каждым днем испытывал его терпение больше и больше: если выкрутасы той капризной девчонки лиса забавляли, то идеи деда не вызывали ничего, кроме раздражения. Любопытство старика не знало границ. Ран давно уже понял: если дед неожиданно становился добрым и даже улыбался ему, значит, сейчас он опять начнет “ненавязчиво” выпытывать у кумихо, что же произошло между ним и Ёном. А если старик вдруг замолкал или вовсе начинал ругаться, значит, у него ничего не получилось. У него никогда не получалось. — Пора бы тебе перестать похищать детей, поселиться в какой-нибудь деревушке и сплетничать со старухами вечерами. Каждый день будешь свое любопытство удовлетворять. — Не любопытство это! Ай! — дед махнул рукой. — Бесполезно с тобой разговаривать! Ран не понимал, почему дед никак не унимался. Что бы это дало старику? Что бы от этого изменилось? Кумихо уверен, Мантэ уже знал и про то, что горный дух давно покинул эти места, и про то, что случилось это из-за привязанности к какой-то смертной. Наверняка он был в курсе, что гору давным-давно подожгли. Если даже зная это дед не мог соединить кусочки пазла и понять, что Ён предал Рана, то говорить с ним было точно не о чем. Если у Мантэ до сих пор в голове не укладывалось, почему маленький лис невзлюбил людей, и если он до сих пор это никак не одобрял, то его с Ёном история едва ли хоть как-то поменяла бы мнение старика. Старик вдруг резко остановился и всмотрелся в траву. Наклонился, пошерудил там руками и победно выдал: — Гриб. — Ядовитый? — Конечно. Где ты летом съедобные видел? Поборов желание взять гриб и оставить его до лучших времен, когда можно будет незаметно накрошить его старику в салат, Ран поплелся дальше. Дед, кажется, пытался его разговорить, но кумихо особо его не слушал. Можно сказать, для Мантэ же и старался: чтобы не нагрубить лишний раз. И старик замолчал. Вместе они шли в сторону дома, и дед все так же часто искал место для привала. А Ран окончательно ушел в себя. У Рана от брата осталась лишь ненависть, нежелание иметь хоть что-то общее ни с людьми, ни с Ёном, и огромный шрам на животе. У Рана от брата осталась великая цель отомстить горному духу, даже если эта месть будет стоить ему жизни. Кумихо давно уже старался не думать о кровной связи и привязанности, но сжигающая изнутри обида никуда не девалась. Каждый раз, когда старик напоминал ему о брате, глубокий шрам на животе и в душе начинал саднить. Когда-то Ли-младший не просто взбучку отхватил, а лезвие меча каждой клеточкой тела почувствовал. Ран понятия не имел, что могло быть унизительнее, чем чуть не умереть от рук собственного брата. А старик в очередной раз решил подпортить ему настроение: сам того не зная, показал ему, что вещи поунизительнее этой все же случаются. — Что это у тебя? — Мантэ поднялся с пня и прищурился во тьме, вглядевшись в лицо Рана. — О чем ты? — Глаз у тебя красный какой-то… Тебя что, человек ударил? Ребенок? Сопляк-мальчуган? Неожиданно по перелеску разнесся хриплый смех старика, и Ран тут же закрыл глаз рукой. Чертова девчонка! Уже за это можно было из принципа лишить ее жизни — наказание, соразмерное проступку. — Никто меня не бил! Я сам случайно… — Случайно упал глазом на чужой кулак? — поинтересовался дед и вновь прыснул. Кумихо лишь махнул рукой, понимая, что бесполезно было этому старику что-то доказывать. Пускай думает, что хочет. И пускай думает, что это действительно был мальчишка: от девчонок он еще никогда не получал.