Ксенодерма

Чем ближе они были к Конохе, тем сильнее закипало внутри зелье из самых различных чувств. Первым и отчасти превалирующим ингредиентом было предвкушение. По-настоящему побывать в деревне ему, на самом деле, давно не удавалось: Появиться в Конохе открыто, без масок,не в чьём-то теле безвольным наблюдателем, не с войной. Это было довольно странным и, одновременно, вполне ожидаемым чувством. В конце концов, ведь рано, или поздно, это же должно было случиться? Вторым, не менее сильным, был продолжающий закипать гнев, который всё больше охватывал Змея. Ему казалось, что чем ближе они к деревне, где так давно вместе с Джирайей считали друг друга хорошими друзьями, тем сложнее становится контролировать зверское желание разорвать в клочья каждого, кто хотя бы как-то поспособствовал смерти Лягушатника. Осознание того, что он с крайним трудом сдерживает собственные эмоции неприятно саднило в груди, но он объяснял это для себя тем, что гнев вполне оправдан. Ещё ему казалось довольно странным следовать сейчас за Учихой. Юнец, хотя и казавшийся всё более и более статным сейчас, занимал место главного в команде и это было весьма непривычно. Если мягко выразиться. Да и более того - этот же юнец не то чтобы очень давно сам же и "убил" своего учителя. Нет, Змей не сетовал на предательство Саске, которого он научил многому из того, что знал сам. Он слишком увлёкся реальным обучением, вместо того чтобы экономить знания, растягивая изучение на бОльший срок. Тогда бы юный Учиха не стал настолько сильным и не расправился бы с ним. Да и даже если не думать о силе - Саске хоть и не знал точно, что в ближайшие часы он должен был всё-равно подвергнуться обряду переселения, но вполне осознавал, что рано, или поздно это так, или иначе случится. А значит всё это было лишь вопросом времени. Саннин уже не винил Учиху за произошедшее, он не знал, как сам поступил бы на его месте. Просто было всё ещё до жути досадно. Ни одна его техника не сможет справиться с глазами Учихи, так ему сказал каждый из братьев? Саднящее ощущение досады смешивалось ещё и с возмущением. Почему, собственно, Учиха правит группой? Обосновать этот вопрос Змей прекрасно мог и сам, однако от чувства униженной гордости это совершенно не спасало. А ещё Орочимару тосковал. Ощущение грызущей из самой глубины души тоски заставляло всё больше и больше отвлекаться от прочих эмоций и незначительно приглушало их. Он тосковал по супруге, с которой вынужденно расстался переселяя свой дух в печать Анко. Где сейчас его Ксенодерма, жива ли она вообще? Хотелось, конечно же думать, что да - она поклялась ждать, значит положит все свои силы, лишь бы выполнить это клятву. Как далеко она сейчас от Конохи? Путешествует ли одна, или с кем-то? И думает ли ещё о нём, хоть изредка. Впрочем, последнее было довольно необоснованным всплеском эмоций. Конечно же думала, он знал это... Она не могла забыть его так просто, такое не забывается. Они пережили вместе так мало времени, но так много безумия, страха, любви... Такое врезается в память навсегда и искоренить подобное довольно трудно, да и, особенно незачем. Он знал лишь одно место, куда супруга могла отправиться и, хоть вероятность этого была крайне мала, он надеялся встретить её там, когда они покинут Коноху. Иначе ему придётся рвать Мадаару голыми руками. А это довольно проблематично, когда голова находится совсем не там, где ей следует. Спокойнее, он должен быть спокойнее... Но это трудно... Невыносимо трудно. _________________________________________________ - Привал, - Хируно спрыгнула с дерева возле небольшого ручья, чтобы пополнить запасы воды и перевести дух. Спешка спешкой, они и так круглосуточно путь проходят без сна, но без коротких привалов к сроку весь его не преодолеют. Ее попутчики опустились рядом. Погода портилась, не к добру это, но прерывать движение нельзя, иначе они не успеют поймать Орочимару. На деле, никто толком не знал, где нужно искать Змея, но чутье подсказывало Хируно, что сейчас он стремится в Коноху. Почему? Этого она не знала. Она даже не могла уверенно сказать, что Саннин уже обрел самостоятельное тело. Однако казалось, что где-то там, внутри, вместе с клетками супруга живет и маленький маячок. Вот он-то как раз и указывал и на события и на место, где в теории им вполне можно было бы происходить. А еще внутри кипел ничем не оправданный гнев, который хотелось тут же выплеснуть на ближайшей ходячей мишени. Этого состояния женщина не понимала, однако вполне могла сослаться на то, что за все время скитаний, она устала от всего этого настолько, что вполне могла бы начать рвать и метать, лишь бы ее наконец-то оставили в покое. Она тяжело вздохнула и на миг прикрыла глаза, давая им законный короткий отдых. Рядом послышался шорох и кто-то еще опустил флягу в воду: - Хируно? - М? - глаз она не открывала, но конечно же прекрасно знала, кто сейчас сидит рядом. - Что ты чувствуешь, когда думаешь о том, что скоро увидишь его после такой долгой разлуки? Она усмехнулась. Не скажешь ведь, что чувствуешь гнев? Странно, глупо и как-то совсем не реально. - Спокойствие. Все вернется на круги своя. - Говорят разлука убивает любовь, - он задумчиво поднял глаза к небу, едва видимому за кронами деревьев. - Это говорят те, в ком нет вживленного кусочка плоти его "любви", - она тихо хмыкнула и закрыла флягу, - Сам то? Лица благоверной не забыл еще за такой немалый срок. Мужчина вздохнул. Зря он завел этот разговор: - Так, разговоры это хорошо, но нужно двигаться дальше, - она убрала фляжку под плащ, крепко закрепив на ремне и выпрямилась, - Ну же, вы оба! Я не стану долго Вас ждать! - Ты и при муже такая вредная была? - мужчина накинул капюшон обратно и запрыгнул на ветку вслед за Кабуто. - Меньше слов, больше шагай! - Вот верно говорят, муж и жена одна сатана. Орочимару такая же задница. - Что прости? - она обернулась, останавливаясь на одной из веток и подозрительно вздергивая бровь. - Ничего, задумался просто, - и он, подмигнув ей, прыгнул вперед.