Ксенодерма

Дни для Кабуто текли бесконечно. С появлением новой отмеченной печатью, забот стало гораздо больше. Хвала всем Богам, она сама старалась не доставлять никому неудобств, игнорировала подколы со стороны прочих обитателей логова и всегда гордо сносила их, не отвечая ни на один вопрос. Кабуто знал, что логово не самое приятное место, однако уже спокойно реагировал и на ползающих в нём мокриц, и на капающую с потолка воду в сезоны дождей, однако он даже представить себе не мог, что новичку всё это... понравится? Ему удивительно было видеть, как без тени неприязни, она берёт с пола одну из самых крупных мокриц, переворачивает её и внимательно рассматривает, получая от этого, казалось бы, настоящее удовольствие. Женщина. Да даже Таюя, хоть и не боится их, но вечно ругается о том, что можно было бы и вытравить их, а эта ссадила в аквариум и наблюдает. К Саннину она больше не ходила, да и он сам не приглашал её, в последние дни его состояние было всё хуже и хуже, он определённо не хотел показываться перед кем либо в подобном виде. И не смотря на то, что Хируно вовсе не надоедала остальным своим присутствием, она попросила его как-нибудь посетить лабораторию. Из любопытства. Иногда Якуши не верилось, что перед ним женщина. И вот теперь, когда она ходила по лаборатории и внимательно рассматривала всё, ничего при этом не касаясь, так как было запрещено, медик отчаянно размышлял, что же за эти две недели он сможет доложить Змею... "Ты передашь мне каждый её шаг. Ты запомнишь каждую её тренировку и технику. Ты расскажешь мне всё что она скажет тебе, или кому-либо ещё. Я хочу знать об этой женщине всё." И вот теперь из-за этого приказа он едва ли может оставить гостью одну. Однако, не смотря на это, узнал он ничтожно мало. По сути, весь рассказ его состоял бы из нескольких строк: - Каждое утро она встаёт раньше остальных и идёт тренироваться пока ещё над рисовыми полями стоит туман. Её техники - управление металлом в чистом виде. Она плавит его, вновь закаляет, вытягивает из чего угодно и возвращает обратно. Выглядит довольно пугающе. Она носит что-то металлическое с собой везде, в волосах, в одежде, в обуви, видимо использует его в бою. Так же она недурно обращается с разного рода оружием, особенно мечом. Говорит очень мало, о себе не рассказывает вовсе. Три дня назад попросилась посмотреть лабораторию, я показал самую простую, где скрывать особо нечего. Сказала, что разочарована и ожидала от меня большего. Хорошо ладит с разной подвальной нечистью, похоже они ей даже нравятся, а вот на кухню заходить избегает, особенно в тот день, когда я растапливал печь и сжигал старые бумаги. Когда я брал у неё кровь, то обнаружил в ней огромное количество мельчайших частиц первоклассной стали. Похоже, что металл течёт по её венам вместе с кровью, могу лишь предположить, что его она тоже использует в бою. - Любопытно... это всё, что ты смог узнать? - Я.... не думаю что остальное будет Вам интересно. - Я не прошу тебя думать. Говори всё что знаешь. Медик на мгновение замялся и потёр шею, невольно отводя глаза: - Она не раздевается. Никогда. И не оголяет тело больше, чем сама считает нужным, выбрала самую длинную форменную одежду, которая закрывает горло. Даже когда я проводил осмотр, она не позволила раздеть себя. - И ты считаешь это странным? - Змей усмехнулся, закрывая глаза, - Вроде бы ты и не был никогда охотником до обнажённых тел. - Нет, конечно нет! Но ведь это осмотр, она должна была... - Уже в первую минуту она дала понять, что не считает себя в чём-то должной. Дай ей вести себя так, как она хочет. - Хорошо, Орочимару-сама... - медик выпрямился и посмотрел на него, ставя аптечку, которую до сих пор держал, на стол, - Нужно обработать Ваши руки. - Да... руки.... - он посмотрел на свои искалеченные конечности и неслышно вздохнул. Стоило медику приступить к разматыванию бинтов, как в дверь тихо, но вполне отчётливо постучали. Стоило послышаться разрешению войти, в кабинете появилась Хируно. Она коротко кивнула Саннину и обратилась к Якуши: - В карцере внизу устроили потасовку, творится чёрти что. Они не успокоятся и разнесут всё, если их не остановить. Кабуто на мгновенье посмотрел на неё недовольно, но затем снова продолжил заниматься руками Орочимару: - Так пойди и успокой их, если всё так плохо. - Я не могу, меня они не слушают. Я чужак, забыл? - она развела руками в якобы сожалеющем жесте, - а использовать "мои ужасные техники" вне тренировочного поля ты запретил. - В самом деле ты запретил ей? - Змей заинтересованно вздёрнул бровь, глядя в глаза женщины, - И она тебя послушалась? Та в ответ не отвела взгляда, продолжая смотреть в глаза Саннина: - Как видите, Орочимару-сама. Тем не менее, Якуши, - она снова посмотрела на медика. Лицо Кабуто от злости начинало приобретать багровый оттенок, но он отчаянно держал себя в руках, - они всё ещё дерутся, я думаю, причём кто во что горазд. Разберись с ними, я смогу закончить то что ты начал. Две пары удивлённых глаз уставились на неё. - Ты не должна касаться его рук, только я имею права на то, что бы... - Иди... - сухой хриплый голос заставил Кабуто притихнуть и поражённо уставиться на Змея, - Это приказ. С пару секунд тот хотел было подобрать слова, беззвучно открывая рот, однако потом захлопнул его, поднялся и хмуро кивнул, направившись к выходу. Уже у двери он поравнялся с Хируно, зло сверкнул глазами сквозь стёкла очков и покинул кабинет. - Перевяжет ему руки, как же... как будто думает, что он после этого к ней станет лучше относиться! - он свернул за угол, недовольно сунув руки в карманы и направляясь к карцеру. Ему вспомнилось вдруг, что Орочимару как-то делился с ним своими размышлениями о том, что эта женщина напоминает ему ксенодерм. Маленькие змейки, казалось бы, что может быть проще? Но нет. Они не были ядовиты, не отличались чем-то иным. Только вот кожа их больше походила на драконью, нежели на змеиную. Серебристые чешуйки напоминали дивно выкованный доспех. И до сих пор никто, даже сам Орочимару толком не смог узнать ничего об этой змее. Он любил этих змей, в какой-то мере восхищался ими, частенько любовался. Кабуто не знал, есть ли что-то особенное в Хируно, которую теперь Змей частенько звал в разговоре "Ксенодерма", однако то что она та ещё змея Якуши не сомневался. По крайней мере в его глазах. В кабинете тем временем, в полном молчании они сверлили друг друга взглядом. Лишь спустя пару минут, Саннин кивнул в сторону бинтов, намекая, что можно бы уже и продолжить. Она медленно закрыла дверь, приблизилась к нему и опустилась на колени у его кресла. Он же наблюдал за тем, как её тонкие пальцы медленно и осторожно разматывают пропитанные мазью и кровью бинты, оголяя ужасающего вида руки. - Неприятное зрелище... - Я видела гораздо хуже, поверьте, - она продолжала своё дело медленно и осторожно, словно боялась причинить ему ещё большую боль, или навредить и так искалеченным рукам. Мужчина медленно опустил голову, скрывая лицо волосами, дабы не выдавать искажающей его гримасы боли. Сейчас, когда руки соприкасались с воздухом, они, казалось, начинали гибнуть втрое быстрее. Ему было больно, но боли своей он показывать не хотел. Не поднял он головы и тогда, когда она осторожно покрывала мазью пострадавшие руки, а затем и снова перебинтовывала их. Впрочем, он не мог и сказать, что всё это было совсем уж ужасно. Несмотря на разъедающую боль, судорогами сводившую тело, ему нравилось то, как женщина обращалась с его руками. В её движениях не было медицинского профессионализма Якуши, не было холода долга. В какой-то миг ему показалось, что она искренне волнуется за состояние его рук. Или его самого? Эти мысли наводили его на одну большую о том, что боль помутила его разум, похоже что Змей сходит с ума. Как он может думать, будто кто-то искренне заботится о нём. Да и разве это может волновать его? Она всего лишь его очередная ученица, а он... Он главный злодей в этой пьесе. О нём по определению никто не может заботиться. Это закон. Закон, о котором раньше он думал лишь в одинокие ночи, засидевшись в своём кабинете, или лаборатории и понимая, что скорее всего проведёт так всю жизнь. Но разве не этого он так хотел всегда?