До предела

Марина была дома, когда ей позвонила Нина и попросила приехать в Склиф. — Хорошо, а что случилось-то? — начала собираться Нарочинская. — Автобус с пассажирами снес ограждение моста, зацепил несколько машин и повис над рекой, — в телеграфном стиле отчиталась Дубровская. — Ужас какой. — Ужас — не то слово. Наших уже дернули туда, но ты же понимаешь, что этого недостаточно. Все равно кого-то привезут, а у нас полтора землекопа. Уже в машине Марина поняла, что не спросила, где Брагин. Он же явно не мог усидеть на месте и помчался на место аварии. Под ложечкой неприятно засосало, но Нарочинская постаралась отмахнуться от этого ощущения. — Надеюсь, он не будет затаскивать автобус на мост в одиночку, — пробормотала она и включила радио. Как назло — попала именно на новости. Сначала диктор проговорил все то, что уже сказала Дубровская. А потом предупредил, что на мост никого не пускают — там, помимо всего прочего, разлилось топливо. «Значит, взорваться может….» Марина похолодела и, не прекращая движение, достала мобильник. Брагин был вне зоны доступа. Нина тоже не отвечала.

***

Когда Нарочинская добралась до Склифа, она была уже на грани истерики. Двадцать раз пожалела, что не поехала на место происшествия. Да, это было далеко, да, ее бы туда вряд ли пустили. Но если там Олег… — Где?! — Марина валькирией влетела в отделение. Аж атмосфера сгустилась. Нина шарахнулась. Хотя у нее нервы совсем ни к черту стали, и Нарочинская тут была ни при чем: — Кто? — Брагин! Тут за спиной Дубровской прозвучал голос, от которого дернулась уже Нарочинская: — Марин, че ты вопишь? Вот он я. Нейрохирург посмотрела на Олега как на привидение и, вдохнув-выдохнув, почувствовала, что все это время сильно сжимала зубы. Брагин тем временем, не обращая внимания на остолбеневшую от удивления Нину, подошел ближе: — Мариш, ты чего? — Что у тебя с телефоном?! Мужчина растерянно моргнул и захлопал себя по карманам: — Не знаю, а че? — нащупал, наконец, мобильник и глянул на экран. — Черт, разрядился, наверно. Нарочинская никогда еще не была настолько близка к смертоубийству: — Разрядился?! Мозг у тебя разрядился, Брагин! Он слишком хорошо ее знал, поэтому не отреагировал на оскорбление — взял Марину за руку, отвел в сторону и обнял, не давая вырваться: — Тихо-тихо. Я здесь и никуда не поехал. Женщина вздрогнула: — На тебя это не похоже. Еще и на звонки не отвечаешь. Что я должна была думать?! Олег успокаивающе поцеловал ее в нос, но все-таки не удержался: — Ты уже определись как-нибудь: лезу в обвал — плохо, не еду на разваливающийся мост — тоже плохо. Конечно же, он собирался. Сначала. Потом вспомнил слова Марины, узнал, что из поврежденных машин вытекло топливо, и отказался от этой идеи. Боялся снова сделать Нарочинской больно. Испугался, что больше никогда ее не увидит. Давно Марина так на него не смотрела. Наверное, с тех пор, когда Брагин пришел к ней «навеки поселиться». В широко раскрытых глазах наперегонки сменяли друг друга страх, надежда, недоверие и такая любовь, что Брагина почти ослепило. — Подожди, ты из-за меня, что ли? — осипшим голосом спросила Нарочинская. Она все еще не верила. Олегу стало неловко: — Да прям. Тоже мне, царь горы, — начал ерничать, но мысль не завершил. Потому что Марина взяла его лицо в ладони и порывисто поцеловала. Впрочем, быстро отстранилась и, пользуясь замешательством, выскользнула из объятий: — Спасибо. — Да пожалуйста, — совсем растерялся Брагин и замер с глупой улыбкой, гипнотизируя уходящую женщину влюбленным взглядом. Нина посмотрела на эту кисло-сладкую парочку и фыркнула: — Чур, я буду свидетельницей. Слышь, Михалыч? — А? — глянул на нее Олег. Дубровская махнула рукой: — Понятно все с тобой. Учти, если опять все испортишь, я тебе лицо откушу. Он посерьезнел: — Да я сам себе тогда.

***

— Вызывали, Диана Валентиновна? — Нина заглянула в кабинет заведующей. — Да, присаживайтесь, — кивнула ей Меркулова. Дубровская села: — Что-то случилось? — Это я у вас хотела спросить. — Не поняла, — озадачилась регистратор. Диана просканировала ее внимательным взглядом: — У вас все в порядке? Нина качнула головой, но как-то нервно. Меркулова продолжала: — Вы уверены? — Диана Валентиновна, вы какими-то загадками говорите. Как будто к плохому готовите. Я вас чем-то не устраиваю? — Как специалист — устраиваете, — Дубровская выдохнула, и Диана добавила. — Пока устраиваете. Но меня очень беспокоит ваше состояние. И не только меня. «И эта туда же. Сговорились они с Михалычем, что ли?», — уныло подумала Нина, но попыталась закосить под дурочку: — Не понимаю, о чем вы. — Я могу ошибаться, но у вас все признаки послеродовой депрессии. И Александра Алексеевна тоже так считает. А она точно не заблуждается. Регистратор нервно заправила волосы за уши: — Да нет у меня никакой послеродовой! Просто няне не очень доверяю, вот и волнуюсь. Это нормально для матери, у вас же у самой дочь, — сказала и испугалась: вдруг перешла границу, которую нельзя было переходить. Меркулова едва заметно улыбнулась: — В том-то и дело. Моя дочь давно выросла, конечно, но я прекрасно помню, каково мне было после ее рождения. И даже тогда мне смогли помочь, хотя у нас эта сфера была плохо развита. Дубровская непонимающе нахмурилась: — Это вы к чему? — К тому, что вашу послеродовую депрессию, которую вы отрицаете, не только нужно, но и можно лечить. Предлагаю вам этим заняться. У меня есть контакты хороших специалистов, могу дать, если нужно. В противном случае мы с Юрием Михайловичем обратимся к Покровскому, и он отстранит вас от работы. Нину прошиб холодный пот. Как это она без Склифа-то будет? Да кто такая вообще эта Меркулова, чтобы за нее решать?! Все эмоции отразились на лице регистратора, и не увидеть это было нельзя. — Подумайте хорошенько, прежде чем отказаться, — резко убрав сочувствие из голоса, произнесла Диана. — Подумаю, — сдавленно ответила Дубровская, лишь бы что-то сказать. Меркулова ей не поверила, но комментировать не стала: — Можете идти.

***

Дубровская выскочила из кабинета и практически сразу налетела на Голицына, держащего в руках стаканчик с дымящим напитком. Реакция Тимофея не подвела — он увернулся, поэтому ни на себя, ни на Нину ничего не пролил. Да и вообще почти ничего не пролил. Еще и регистратора за руку подержал, чтобы не упала. — Нина, у вас все в порядке? — В порядке! — рявкнула Дубровская и, вглядевшись в серые внимательные глаза, осеклась. — Извините. Не с той руки встала. — Бывает. Хотите? — Голицын протянул ей стакан. — Я еще не пил. — Я не пью кофе. Тимофей улыбнулся: — Я тоже. Это чай. Черный. — Тогда хочу, — Голицын вручил ей стаканчик. — Спасибо. — На здоровье, — Тимофей еще раз улыбнулся и отправился к ординаторской. Дубровская посмотрела ему вслед и чертыхнулась. — Ничему меня жизнь не учит.

***

Потом Нина пожаловалась Нарочинской. Но Марина, к великому изумлению Дубровской, ее не поддержала: — Знаешь, а я с ними согласна. Тебе действительно нужно к специалисту, и чем быстрее — тем лучше. — Ты посмотри, какое единодушие, — Нина недовольно цокнула языком. — Все такие знатоки, одна я дурочка с переулочка. Марина пристально посмотрела на подругу: — Ты чего боишься-то? — Вот еще, — вскинулась Дубровская. — Ничего я не боюсь! — Тогда иди. Хотя бы ради сына: ему нужна здоровая и счастливая мама. — Да не дам я копаться в своей голове! — возмутилась Нина. — И пилюли пить не буду! Нарочинская повела плечом: — Зря. Таблетки и психотерапия отлично работают. Регистратор скривилась так, будто съела лимон без сахара. Целиком: — Да ты-то откуда знаешь?! — Знаю, — Марина была абсолютно серьезна. Увидела на лице собеседницы огромное недоумение и пояснила. — У меня, конечно, была не послеродовая, но впечатлений хватило. Прекрасно помню, как это хреново и страшно. И как признавать проблему не хочется, тоже помню. Дубровская наморщила лоб, пытаясь сопоставить факты: — Это когда? — она словно забыла, что у Нарочинской была жизнь до Склифа. — Мы тогда не были знакомы. И знаешь, — Марина стала строже, чем была. — Если бы тогда не обратилась, я бы дальнейшее вряд ли выдержала. Ничего бы с собой не сделала, наверное, но сломалась и провела бы оставшуюся жизнь, боясь выйти из квартиры. Нина неуверенно хмыкнула, и Нарочинская закончила: — У тебя сын, — погладила подругу по предплечью. — Подумай хорошенько, пожалуйста. Через несколько дней Дубровская попросила у Меркуловой контакты специалиста.

***

Лена и Виктор собрали деньги на удивление быстро: еще срок, объявленный Брагиным, не подошел. Продали дом и машину Жулина, дачу Михалевой, взяли каждый по кредиту. Лена ужасно переживала, что о детях придется забыть, но Виктор ее успокаивал. Во-первых, Лене было мало лет, а родить можно и в сорок. Во-вторых, мужчина обещал что-нибудь придумать, чтобы закрыть кредиты побыстрее. Лена ему верила. С Витей ей вообще было очень спокойно и хорошо. Любовь ли это — Михалева не знала до сих пор, но понимала, что не готова променять это ощущение ни на что другое. Поэтому и замуж вышла так быстро, хотя предложение стало неожиданностью. На встречу с Брагиным пошла еще и Ленина мама. Ее пытались отговорить, но миссия оказалась невыполнимой: Наталья Ивановна не смирилась с потерей драгоценной дачи и собиралась выплеснуть все негодование на бывшего зятя. Только тот пришел не один, а с нотариусом — крупным и серьезным мужчиной, потому Наталья Ивановна не рискнула возмущаться сразу. В банке перевели деньги на счет Олега и получили выписки. Затем бывшие супруги написали расписки — каждый свою, которые нотариус и заверил. — На кой черт тебя спасли вообще! — не выдержала под конец Ленина мать. Лена и Виктор замерли: такого не ожидали даже они. Михалева-младшая вдруг подумала, что в чем-то понимает бывшего мужа. Олег расслабленно улыбнулся: — Это вопросы к тем, кто спасал. — Я так понимаю, Олег Михайлович, если с вами что-то случится, то подозреваемая уже имеется, — снова вступил нотариус. — Передам знакомому следователю, — и непонятно было, блефует он или нет. Наталья Ивановна поперхнулась воздухом и зависла на полуслове. — Типа того, — Брагин усмехнулся и перевел взгляд на бывшую жену. — Ладно, Ленок, надеюсь, больше не увидимся. Вить, — пожал Жулину руку, — держись.