До предела

Олег проснулся от запаха сигарет. Щурясь, вышел из спальни и увидел стоящую у окна Марину: — Ты же бросила, — сказал и ощутил дежавю. Только тогда она спрашивала его. Нарочинская обернулась: — Бросила. И, видимо, зря. — Ничего не зря. Женщина невесело усмехнулась: — Каждый раз, когда я бросаю, в моей жизни что-то рушится. «И каждый раз, когда расстаюсь с тобой, Брагин, — тоже». — Это совпадение, — Олег подошел ближе и начал внимательно разглядывать ее лицо. Марина всегда была слишком красивой. Но сейчас она выглядела просто сногсшибательно: кожа сияла, мешки под глазами, вопреки отсутствию полноценного сна, исчезли, а губы… На губы Брагин старался не смотреть, потому что переставал себе принадлежать. Выдавали Нарочинскую только глаза. Непозволительно грустные для счастливой женщины глаза. Потому что счастливой она не была. И Олег об этом знал. Как понимал и то, что одна ночь ничего не изменит. — Наверное. Или это со мной что-то не так. Этого только не хватало. Брагин не хотел, чтобы Марина себя в чем-то винила. Потому что она не была виновата. — С тобой как раз все так, — серьезно заявил он. И, почти без передышки, чтобы не успеть испугаться, выдал. — Ты лучше всех людей на свете, Марин. — Так не бывает, — Нарочинская приподняла уголки губ, но выглядело это тоскливо. — Бывает. Она докурила и взяла следующую: — Тогда почему все через задницу у меня, а, Брагин? Не знаешь? Олег задумался. Пытался сформулировать так, чтобы его правильно поняли. А Марина ждала. Когда решила, что бессмысленно, отвернулась к окну. И чуть сигарету не выронила, услышав: — Потому что остальные не дотягивают и тянут тебя вниз. Нарочинская снова повернулась к Брагину и пронзила его недоверчиво-острым взглядом: — И ты? «Я-то — в первую очередь». — И я. Кажется, мужчина действительно признавал свою вину. Или делал вид. Хотелось думать, что первое, но сути это не меняло. Марина боялась. Снова поверить и обжечься, открыться и получить очередную рану, рискнуть — и остаться брошенной. Такое уже было. И самым сложным оказалось то, что Брагин все это делал не специально. Неосознанно как-то. Не со зла. Словно был не в состоянии понять — то ли изначально, то ли потом какие-то блоки появились. Хотя глупым точно не был. В любом случае это было ненормально. А лечить его Нарочинская не собиралась. Особенно во вред себе. Так плохо, как от Олега, ей не было ни от кого. Но и так хорошо, как с ним, ей тоже не было ни с кем и никогда. И дело было далеко не только в постели. Это все усложняло. — И что дальше? — спустя длинную паузу спросила Марина. — Чего ты хочешь, Олег? Тут он ответил быстро: — Я хочу быть с тобой. Наверху. — Ты что, — она ухмыльнулась, — предлагаешь тебя туда затащить? Я не осилю. — Да нет. Сам справлюсь, — Брагин звучал так твердо, что его словам очень хотелось верить. Нарочинская, не ответив, посмотрела ему в глаза — кажется, прямо в душу посмотрела, — и Олег залюбовался. Какая же она, все-таки… И как же ему плохо без нее. Плохо и страшно. Кстати о страхах. — Марин. — Она приподняла брови, показывая, что слушает, и мужчина продолжил. — А где ты была после Павловой? Ну, когда дома не ночевала. — В шестьсот двадцатом. Брагина словно кипятком обожгло: — Я тоже… там, — хрипло ответил он. — Ну, сначала, когда съехал. Женщина невесело рассмеялась: — Мазохисты. — Согласен, — в том же тоне подытожил Олег. О сигарете они оба забыли, поэтому та догорела до фильтра и обожгла пальцы. Нарочинская ойкнула, отбросила окурок и начала дуть на ладонь. Брагин оказался совсем рядом: — Дай гляну. Марина и пикнуть не успела, как мужчина осмотрел пальцы и потянул ее на кухню. Включил холодную воду и опустил женскую ладонь под струю воды: — Мазь от ожогов или обезбол есть? — Шутишь? — на автомате засопротивлялась Нарочинская. Сердце не просто твердило, что так, как Олег, о ней никто не заботился, оно выло. Но Марина отмахивалась. — Там только покраснение. Брагин пререкаться не стал: молча пошел к шкафчику с аптечкой, быстро нашел необходимое и вернулся. Нарочинская, тоже молча, дождалась, пока с ее конечностью проведут необходимые манипуляции, и устало произнесла: — У меня слишком много требований к тебе, Брагин. Оно того не стоит, — сказала — и ощутила, как противно защипало в глазах. Олег погладил ее по лицу — будто что-то почувствовал и пожалел — и оставил ладонь на щеке: — Стоит. — Уверен? — от родного тепла на коже хотелось прикрыть глаза. Но Марина не давала себе это сделать: ей нужно было видеть Брагина. Каждую эмоцию, каждую деталь. Даже то, что мужчина, возможно, сам не осознавал. — Уверен. — А если подумать? — Марин! — он убрал ладонь и отодвинулся. Стало неуютно. Нарочинская не выдержала и снова посмотрела в окно. Теперь долго, минут пять, молчала уже она. А от последующего ее вопроса Олег офигел. — У тебя кто-то был? Он даже не врубился: — Чего? — У тебя был кто-то после..? — Марина не договорила. И вот тут Брагин почти обиделся: — Дура ты, что ли, совсем? — возмутился он. — Еще скажи, у меня нет повода так думать. Есть, конечно. Точнее, не повод, а их прошлое. Его прошлое. Господи, ну какой черт его дернул связаться с Михалевой, а потом еще и сделать ей предложение? Брагин пожалел об этом в ту же секунду и многократно жалел позже.

— Ты не думай, я не совсем безрукая, я даже салат могу с креветками приготовить.

Если бы он не загулял с Леной, у них бы с Мариной уже тогда все было хорошо. Да черт возьми, откуда в Нарочинской столько сил, чтобы продолжать с ним хотя бы просто общаться, не говоря уже о большем? Брагину захотелось забиться в угол, но Марина ждала ответа. — Мне давно никто не нужен, Нарочинская. Я тебя люблю, — после этих слов Олегу стало легко. Он впервые сказал их нормально — не потому, что вырвалось на эмоциях, и не чтобы съехидничать. — Так получилось, — произнес, а потом сообразил, что это могло прозвучать издевкой. И испугался. Но Марина поняла правильно: — Я не знаю, что делать, Олег. Мы уже столько раз обжигались, ничего не получается, — страшно было говорить такое, но признание Брагина будто не оставило выбора. — А давать тебе надежду, чтобы потом забрать, — это подло. Мужчина взял ее ладони в свои и аккуратно поцеловал в каждую: — Я готов ждать тебя, сколько угодно.

***

Несмотря на сложное утро, настроение Олега, впервые за долгое время, было очень хорошим. Да, Марина боялась и не была уверена. Но он чувствовал, что Нарочинская все еще его любит, и понимал, что горы свернет, чтобы быть с ней. А потом Брагин увидел Марину, о чем-то беседующую с Голицыным. Она улыбалась Тимофею так, как обычно улыбалась только ему, Олегу. И знакомы они с Голицыным долго, и говна он ей наверняка не делал. Еще и красивый как музейная статуя. Нет, Брагин прекрасно понимал, что Нарочинская не гоняется за внешностью, но признавал: если сложить все факторы, то он однозначно проигрывает. И не верил, что от такой женщины, как Марина, можно отказаться по собственной воле. Соответственно, и в просто дружбу со стороны Тимофея верил слабо. Поэтому когда Нарочинская, ни о чем не подозревая, подошла к Брагину и попросила ассистировать, мрачно процедил: — А что, ваш фаворит на это не способен, Марина Владимировна? Может, его и в мед взяли за красивые глазки, а вы потом, за эти самые глазки, его и вытягивали? Понимал, что это он зря. Но остановиться уже не мог. А затем увидел побелевшее лицо Нарочинской. В нем было столько боли и ярости, что Брагин пожалел, что не ослеп. — Тима — вдовец, — не своим голосом произнесла Марина. У нее было ощущение, что в грудь воткнули что-то тонкое и острое и методично проворачивают. — Он был женат на моей подруге. Это я их познакомила, а потом они попали в аварию. Тимофея собирали по частям. Катю хоронили в закрытом гробу. Олега будто оглушило. Земля ушла из-под ног. — Мариш, — произнес он и осознал, что выглядит очень жалко. — Прости. Нарочинская улыбнулась, но улыбка ее была похожа на оскал: — Ты — чудовище, Брагин.

***

Он нашел ее ближе к вечеру. Искал и раньше, но Нарочинская была на операции. На которую, кстати, вместо Брагина позвала Костю. Марина, увидев Олега, попыталась его обойти, хотя и знала, что не отпустит. Так и произошло. — Прости меня, я был неправ, — быстро проговорил мужчина, придерживая ее за локоть. — Не имел права так говорить, — поймал презрительный взгляд. — И думать тоже. — Иди к черту! — вырвалась Нарочинская только потому, что Олег не держал ее крепко. — Марин. Женщина вскинула на него ледяные глаза: — Зачем тебе мое прощение, Брагин? Спать спокойно? Спи. Прощаю, — саркастично разрешила она. — Да я не хотел тебя обидеть! — с досадой на себя воскликнул Олег. Какой же он мудак. Сам разрушил тот зыбкий мостик, который они построили утром. А может быть и все то, что пытались ранее. Чудовище — это еще мягко сказано. Марина ядовито усмехнулась: — А я не хотела с тобой общаться, когда в Склиф пришла. Ты мне не нравился. Не зря говорят, что первое впечатление — самое правильное, — выплюнула она. — Надо было слушать интуицию. Брагин отшатнулся. Его лицо исказилось такой мукой, что Нарочинской физически поплохело. Олег попятился и, сгорбившись, сел на лавку. — Мне очень жаль, — еле слышно, словно себе самому, сказал он. И было понятно, что речь не об их с Мариной знакомстве. И даже не о его ревности.

— С Ларисой так же было, да? —… Да.

Нарочинская замялась, нервно закусив губу. Поза Брагина выражала абсолютное отчаяние. Его вину никто не отменял, но Олег не знал всей ситуации. Да и про ее с Тимой отношения не шептал только ленивый. — А чего ты хотел? — помедлив, спросила Марина. Брагин не ответил — кажется, даже не услышал, и она повторила. — Олег! Что ты хотел? Мужчина поднял на нее воспаленные глаза и не сразу понял, о чем его спрашивают. Когда понял — потер лицо ладонями: — Не знаю, — ответ прозвучал глухо. — Плохо мне, Нарочинская. Я с тобой быть хочу, а тут с ним увидел, всем таким распрекрасным. Вот и колбасит. Все. Марина покачала головой: почему ее угораздило влюбиться именно в этого человека? Всем было бы лучше, если бы этого не произошло. Брагин — не она, быстро бы остыл: он всегда остывает, если не получает взаимности. Да и если получает, тоже. Только с ней, Нарочинской, система дала сбой. — Странные у тебя способы сообщать о своих желаниях. — Какие есть, — Олег посмотрел в пол. Марина помолчала, сомневаясь, но все же озвучила: — Тимофей — мой лучший друг. Как у тебя Нина. Я с ним знакома большую часть своей жизни и буду общаться, несмотря ни на что. Ясно? — с нажимом поинтересовалась она. Брагин, не поднимая взгляд, угукнул. Нарочинская уставилась в стену и, что-то мысленно прикинув, спросила: — Ты понимаешь, что если ты будешь так себя вести, то ничего не выйдет? Никогда, Брагин. Совсем. Конечно, он понимал: — Прости.