На двоих одна судьба

На Стамбул медленно опускались сумерки, шум во дворце стихал, с Босфора тянуло прохладой. Мерджан-ага открыл окно в комнате, сел на подоконник и попытался собраться с мыслями. Обычно в это время суток он любил выкроить минутку, чтобы посидеть у окна с книгой, вдохнуть запах страниц, хоть ненадолго перенестись в мир букв, слов, предложений. Часто это позволяло отвлечься, но только не сегодня. День выдался ужасным. Тревога нарастала, прокрадываясь в самые потаённые уголки сознания. Причиной беспокойства стал визит его госпожи Шах-и-Хубан к дочери султана Михримах. Встреча происходила втайне, но по наглому поведению главного евнуха гарема Сюмбюля-аги можно было понять, что случилось что-то очень и очень плохое как для самого Мерджана, так и для его госпожи. Беспокойства добавляло то, что всегда невозмутимая на людях Шах-и-Хубан чуть ли не выбежала из покоев племянницы, еле сдерживая слёзы и пряча что-то в рукаве платья. Она выглядела встревоженной и даже напуганной. Не обращая внимания на Мерджана и Гюльфем-хатун, госпожа стремительно направилась к карете и поспешила покинуть дворец. Такое поведение было абсолютно не свойственно госпоже, это Мерджан знал точно, ведь он долгие годы служил Шах-и-Хубан, с момента её свадьбы с Лютфи-пашой и отъезда в Конью, а знаком с нею он был задолго до этого. Он вспомнил тот самый день, когда впервые увидел Её. Свою Госпожу. Утро того дня не предвещало ничего хорошего. Маниса ещё тонула в предрассветных сумерках, когда пришлось встать пораньше, чтобы поймать первые лучи солнца, так необходимые для работы. Нужно было переписывать трактат о звёздах и планетах, и на столе появились листы бумаги, чернильница, перо. Не успело взойти солнце, как с улицы послышались крики детей: у мясника, жившего по соседству, их было целых восемь человек — пять сыновей и три дочери. Все как на подбор, крепкие и румяные. Старшему минуло двенадцать, и он вовсю помогал отцу в лавке. Младшие же дети постоянно бегали и шумели под окнами соседей. Подружиться с ними не получалось и не очень-то хотелось: трудно заводить друзей, если ты низкорослый и хилый, да к тому же единственный ребёнок пожилых родителей. Хорошо, что иногда удавалось поддерживать нейтралитет с соседскими детьми. Иногда, но точно не сегодня. — Эй, убогий! Червяк книжный! — послышались крики, визг, хохот и в окно полетел огрызок от яблока и пучок соломы. — Язык проглотил? Язык был на месте, но отказывался повиноваться. При попытке что-либо сказать выходило только нечленораздельное мычание. Пришлось молча убрать мусор и закрыть окно. — Константин, — раздался из соседней комнаты голос отца, прерывающийся хриплым кашлем, — подойди сюда. С тех пор как полгода назад умерла матушка, отец сильно сдал и почти не выходил из дома, где как будто навеки поселилась смерть. Совсем недавно дом был наполнен жизнью: матушка суетилась по дому, шила и стряпала, весело напевая что-то. Она любила баловать своего единственного, посланного на старости лет сыночка, сажая его на колени и приговаривая: «Котя, Котя, золотоволосый малыш мой». Отец же обычно был холоден, строг и всегда звал только полным именем — Константин. От этого пробегал между лопаток неприятный холодок и становилось тревожно — как будто сделал что-то не то и сейчас будут ругать. Отец держал книжную лавку — единственную в Манисе. У него было чутьё на редкие, пользующиеся спросом книги, которые он обязательно переписывал, делая как минимум одну копию, и только после этого продавал. Лавку посещали богатые и знатные господа, образованные люди и даже бедняки, которые за умеренную плату могли брать книги на время. Отец видел своего единственного сына продолжателем семейного дела и с малолетства учил его переписывать тексты, копировать рисунки и делать переплёты. Каждое утро начиналось с переписывания книг. Пока соседские ребята пинали мешок с соломой и дрались на палках, приходилось заниматься главным семейным делом — книгами. Казалось, так всегда было и всегда будет, но со смертью матушки всё стало иначе: отец слёг, лавку пришлось закрыть и торговлю перенести в дом. Появилась необходимость топить печь, носить воду из колодца, готовить незамысловатую снедь, убирать в комнатах. Детство закончилось, но одно событие навсегда разделило жизнь на «до» и «после». Накануне в лавку зашёл красивый, богато одетый молодой человек. Он щедро заплатил отцу, сказав, что ему необходимо встретиться с одной особой, настолько высокопоставленной, что её имя нельзя произносить даже в мыслях. Эта знатная особа должна зайти в лавку за книгами для своей младшей сестры. Предложенная гостем сумма оказалась настолько велика, что можно было месяц жить безбедно, да ещё и купить дров на зиму. — Константин, — повторил отец, — поторопись. Нужно было быстро перевязать волосы шнурком, одернуть рубашку, поправить ремень и в таком опрятном виде идти к отцу, который не любил расхлябанности и за каждую небольшую провинность строго отчитывал. В комнате отца было темно, лишь перед иконами теплилась лампадка. Войдя в дверь, следовало сначала перекреститься и поклониться иконам, а затем — отцу, который лежал на кровати, исхудавший и осунувшийся. Казалось, от него осталась одна оболочка, только глаза оставались прежними — смотрели строго и сосредоточенно. — Подойди — прохрипел он. — Помоги мне встать. Подтянись, стой прямо, ты же потомок князей Мещерских. Отец очень любил к месту и не к месту приплетать свою родословную, подробно рассказывая о далёком предке — татарском князе Бахмете, в стародавние годы правящим Мещёрой. Отец считал, что походит на пращура внешностью и характером, и постоянно напоминал о своём благородном происхождении, которое обязывало всё делать идеально: от переписывания иллюстрированного трактата по китайской медицине до штопанья прохудившейся на локтях рубашки. Бедный, но гордый князь Всеволод Константинович Мещерский бежал из далёкой холодной Московии, скрываясь от дворцовых интриг и нападок старших братьев, не желавших делиться наследством. Прибыв в Стамбул без гроша в кармане, он устроился работать в типографию, принадлежавшую переселенцам из Португалии, и с первого взгляда влюбился в дочь хозяина — прекрасную Рахиль. Чтобы добиться расположения неприступной красавицы и согласия её родителей, пришлось немало потрудиться. Семейному счастью помог случай — появилась необходимость расширить торговлю и открыть книжную лавку в Амасье. Сначала велась торговля только печатными книгами, но затем стало понятно, что не имеет смысла отказываться и от рукописных, а ещё лучше — переписывать и продавать редкие книги. После смерти родителей Рахили типография перешла в руки старшего брата, который не испытывал особого интереса к книгам, а потому не стал продолжать семейное дело, продал всё, что можно было продать, и отправился в Алжир на поиски счастья. Для Всеволода и Рахили наступили непростые времена, пришлось забыть о торговле печатными книгами и перебраться в Манису, где шехзаде Сулейман открыл несколько школ и медресе и книги всегда пользовались спросом. Всё это отец долго и нудно рассказывал, требуя постоянного внимания, забывая и многократно повторяясь. — Тебе уже восьмой год, пора взрослеть, — ворчал отец, — и приведи себя в порядок. У нас сегодня важные гости, а ты… Ты выглядишь неподобающе. Важный гость не заставил себя долго ждать и появился на пороге с огромной корзиной фруктов, которые велел помыть и аккуратно разложить на случай, если его дама проголодается. Пришлось быстро сооружать причудливые пирамиды из яблок, груш и каких-то ароматных заморских диковинок. Гость углубился в чтение сборника любовной лирики персидских поэтов и через непродолжительное время, в нетерпении расхаживая по комнате, декламировал: Я в этот мир пришел, в тебя уже влюблённым, Заранее судьбой на муки обречённым. Ищу с тобою встреч, ищу, как озаренья, Но гордость не могу забыть ни на мгновенье. О смилуйся и скинь густое покрывало, Чтоб сердце пало ниц и бога потеряло! Отбрось надменность прочь, лицо приоткрывая, Чтоб гордость вознесла меня в обитель рая. И если ты меня не удостоишь взглядом, Покину этот мир, что стал при жизни адом. В дверь постучали и на пороге возникли две знатные особы, о которых предупреждал отец. Старшая из них оказалась красивой стройной девушкой лет шестнадцати. С её лица не сходила улыбка, а звонкий смех наполнил комнату чарующими звуками. Казалось, в тёмную лавку заглянула сама Весна. Платье цвета безоблачного неба облегало гибкий стан, а золотая корона сияла как солнце. Да что там корона, она вся сияла! Сияли глаза, улыбка, всё лицо её было озарено каким-то доселе невиданным светом. Рядом с ослепительно сияющей госпожой стояла ещё одна — маленькая, лет семи от роду, но такая же прекрасная. Если старшая напоминала небо и солнце, то младшую можно было назвать олицетворением весенней зелени. Её платье цвета подснежника, расшитое витиеватыми розетками листьев, искрилось и переливалось, а голову украшала миниатюрная корона в виде переплетённых стеблей с изумрудными листочками. От присутствия прекрасных гостий в тёмной лавке стало светлее и воздух, пропитанный книжной пылью, наполнился ароматом весенних цветов. Это было приятно и странно одновременно. И непонятно, как себя вести. Пришлось последовать примеру отца, который учтиво поклонился и опустил глаза в пол. — Прошу вас, — наконец произнёс он и немного помолчал. — Вас интересуют книги? — Да, — ответила старшая госпожа, — моей сестре нужна книга о соколиной охоте, а мне — что-нибудь из любовной поэзии. — Прошу вас, Госпожа, у нас есть самые редкие книги лучших поэтов на персидском, арабском, европейских языках. Если желаете — французская поэзия. Сияющая госпожа удивлённо захлопала длинными ресницами, видимо не понимая, что делать с таким многообразием книг. Ситуацию спас благородный господин, показавшись из комнаты, где провёл все утренние часы, наслаждаясь любовной лирикой знаменитых персидских поэтов. — Демир-бей, какая неожиданная встреча! — с притворным удивлением воскликнула госпожа и подарила молодому человеку обворожительную улыбку. — Да, я тоже увлекаюсь любовной поэзией. Пойдёмте, Госпожа. Возможно, я смогу что-нибудь вам порекомендовать. Если желаете, прочту вам свои стихи, которые написал сегодня утром. Младшая гостья смерила влюблённую пару насмешливым взглядом. — Милая сестрёнка, — защебетала Сияющая Госпожа, — нам нужно побыть вдвоём. А ты посмотри книги. Надеюсь, ты ничего не натворишь. Потом она добавила, обращаясь к отцу: — Ой, вы не представляете, на что она способна. Однажды наша неуклюжая старшая сестра решила покататься на лошади и тут же упала, а эта малявка приказала слугам убить несчастное животное. Она топала ногами и кричала: «Казнить за государственную измену!» — Хватит, не смешно! — резко одёрнула её юная госпожа. — Не забывай, мне тогда было всего три года. Три! Года! Сейчас я уже большая и не делаю глупостей. Девочка напустила на себя надменный вид и свысока оглядела присутствующих. Хотя она была ниже всех ростом, это ей прекрасно удавалось. — Госпожа, — учтиво обратился отец к юной гостье, — это мой сын, Константин. Он не может говорить, но всё слышит и понимает. Он поможет вам подобрать нужную книгу. Девочка удивлённо взглянула и залилась звонким смехом. Он звенел как колокольчик, как щебет птиц, как звон ледышек на лужах. Возникло желание провалиться сквозь землю, но одновременно хотелось слушать этот звонкий смех, смотреть неотрывно на юную госпожу, на её прекрасные чёрные глаза, на тоненькую фигурку в бело-зелёном переливающемся платье. — Пойдём, — девочка ободряюще улыбнулась. — Мне нужна книга о соколиной охоте в подарок моему другу Ибрагиму. Эта книга давно ждала своего покупателя — иллюстрированный перевод «De arte venandi cum avibus» Фридриха II в богато украшенном переплёте. — Как красиво! — воскликнула юная госпожа, переворачивая страницы и любуясь изысканными иллюстрациями, изображающими различные виды пернатых, сцены охоты и этапы обучения охотничьих птиц. — Даже дарить жалко! Пришлось достать ещё одну книгу и дать кое-какие пояснения: — М…мы с отцом переписываем все редкие к…книги. Есть точно т…такая же, но переплёт п…проще. Голос звучал тихо, еле слышно, но достаточно чётко для того, чтобы девочка удивлённо округлила глаза, видимо недоумевая, что же её больше поразило — то, что у понравившейся книги нашлась копия, или то, что «немой» вдруг заговорил. — Так ты можешь говорить? — Н…немного. Очень редко. Обычно п…пишу на восковой т…табличке. Юная госпожа удовлетворённо кивнула и принялась разглядывать и сравнивать подлинник с копией. Наконец она приняла решение: — Ту, что в богатом переплёте, я подарю Ибрагиму, а другую возьму для себя. Здесь картинки лучше. Птицы как живые. И у охотников лица разные. А простой переплёт даже лучше. Такая книга не привлечёт внимания, ведь моя Валиде не позволяет мне читать ничего, кроме Корана. Я уже знаю его наизусть. Немного полистав книги, гостья неожиданно заговорила. — Я открою тебе тайну, только ты не проговорись. Я не простая госпожа, а дочь самого Повелителя Султана Селима. Меня зовут Шах-и-Хубан. Но дома меня называют просто Шахи, ведь на Хубан я совсем не похожа, — демонстративно тряхнув чёрными как смоль кудрями, она подмигнула и заговорщически улыбнулась. — Можешь и ты так называть. — Как п…прикажете, Госпожа. — Шахи, а не Госпожа. — Шахи. — Мою старшую сестру зовут Фатьма, только тс-с… — девочка приложила палец к губам. — Об этом никому ни слова. А как тебя зовут дома? Неужели Кон-стан-ти-ин? — Матушка называла Котей. — Котя! Какое забавное имя! Девочка сморщилась и чихнула. — А чем это пахнет здесь в лавке? — Это книжная п…пыль, Госпожа. — Я же сказала, Шахи! — Шахи… Дочь Повелителя оказалась весьма общительной и разговорчивой. Рассматривая то одну, то другую книгу, она живо интересовалась написанным и восхищалась тщательно выполненными иллюстрациями. Время пролетело незаметно, но рано или поздно всему приходит конец. Уходя, юная гостья обратилась к отцу: — Мне очень понравились ваши книги, особенно те, которые с рисунками. Хотела бы купить их все! Но сейчас это невозможно. Придётся зайти в следующий раз. Впервые за долгое время на лице отца появилась улыбка. — Будем рады видеть вас, Госпожа. Это Константин переписывал. И рисунки все его, — с плохо скрываемой гордостью произнёс отец и добавил, обращаясь к Фатьме. — Может быть, у вас во дворце найдётся место писаря? Он может писать на разных языках, чертить карты, схемы… Мне недолго осталось, пропадёт он… — Писарем? Такой маленький? — Фатьма рассмеялась, потом закатила глаза, как будто вспоминая. — Нам нужен хороший повар со знанием французской кухни, вышивальщицы тоже нужны, а писарь… нет, вроде не нужен. Отец вздохнул и поклонился. Госпожи последовали к выходу, унося с собой шуршание платьев, позвякивание браслетов и аромат весенних цветов. Уже стоя в дверях, Шах-и-Хубан обернулась и взглянула, как бы пытаясь поддержать, давая надежду, что всё образуется. Этот взгляд придавал сил и позволял надеяться на лучшее. Мерджан вспоминал его в самые трудные и печальные моменты жизни. Шум за окном заставил Мерджана вынырнуть из воспоминаний детства. Два стражника вели через двор заплаканную служанку со связанными руками. В ней трудно было узнать Эмине — кормилицу внучки султана Айше Хюмашах. Эту служанку Мерджан сам подыскал, когда появилась необходимость подослать своего человека в дом Михримах Султан. Молодая вдова, мечтающая уехать на родину в Ираклион вместе с матушкой и маленьким сыном, как нельзя лучше подходила на эту роль: ей нужны были деньги на переезд и покупку дома, а наличие близких в городе не позволяло неожиданно сбежать. Эмине казалась толковой и сообразительной. Долгое время она шпионила в доме Рустема и Михримах и ни разу не попала под подозрение. Даже когда обезумевшая Нигяр похитила малютку Айше Хюмашах, Эмине смогла выйти сухой из воды. Но сегодня удача отвернулась от неё. Бредя по двору в сопровождении стражников, она вдруг пошатнулась и упала, то ли споткнувшись о камень, то ли обессилев от пережитого. Один из стражников замахнулся, пытаясь ударить её по лицу, но другой перехватил его руку и, оживлённо жестикулируя, стал что-то объяснять. У Мерджана не было времени наблюдать эту печальную картину. Ему выпал шанс из первых уст узнать о произошедшем. Что ж, этим шансом надо воспользоваться. Прихватив масляную лампу, Мерджан покинул комнату и широким шагом, сохраняя невозмутимый вид, направился к дальней кладовой, в которой хранились запасные держатели для факелов. На вид это была обычная кладовая, но в углу её под старым сундуком с ветошью располагался люк, ведущий в потайной ход. Мерджан поднял тяжелую крышку, спрыгнул вниз и стремительно побежал по коридору, по скользким ступенькам лестниц, пролезая через узкие отверстия канализационных труб. Он знал подземелья дворца как свои пять пальцев. В далёкой юности, во время службы в Архиве, ему доверили перечерчивать план дворца, а немного позже он в качестве наказания насколько месяцев чистил дворцовую канализацию. Некоторые переходы были закрыты решетками, но Мерджан имел ключи от всех замков во дворце, да еще и Джафер-ага подарил ему набор специальных приспособлений, открывающих любые замки. Джафер, промышлявший кражами из богатых особняков, называл их «чудо-ключи» и утверждал, что это одна из самых необходимых вещей. Мерджан держал путь в самый отдалённый уголок дворцового комплекса, где стояла небольшая башня с балконом, нависающим прямо над водой. Часто с этого балкона скидывали трупы умерших или казнённых рабов, а иногда там же проводили казни. Мерджан предполагал, что Эмине ведут именно туда, и не ошибся. Едва он успел перевести дыхание, выбравшись из потайного хода в небольшой комнатке рядом с балконом, как в коридоре показалась знакомая процессия: два стражника почти волоком тащили запинающуюся и спотыкающуюся бывшую служанку. Мерджан напустил на себя максимально грозный вид и преградил стражникам путь: — Куда ведёте? — Приказ Михримах Султан! Утопить! — отозвался один из стражников. — Почему без моего разрешения? Я должен допросить! Стражники не двигались и крепко держали Эмине с двух сторон. Мерджан сделал шаг вперёд и рявкнул: — Можете идти! Я допрошу и сам всё сделаю! Стражники переглянулись, но не сдвинулись с места. — Это вам, — примирительно сказал Мерджан и протянул большой кошель с золотом, который всегда носил с собой, — за службу. Один из стражников быстро схватил кошель, поклонился и согласно закивал: — Как пожелаете, Мерджан-ага, вот здесь мешок, верёвки… Второй же стражник сначала тупо смотрел на своего пронырливого напарника, а потом промямлил: — Если будет нужда, зовите, Мерджан-ага, мы будем здесь, рядом. Мерджан быстро вытолкнул несчастную, потерявшую дар речи Эмине на балкон, грубо схватил её за горло и прошипел, глядя прямо в глаза: — Рассказывай всё немедленно, если хочешь жить!