созвучные

      Работы в эти двадцать дней было очень много. Андрей даже понял, что стал ощущать физическую усталость, хотя раньше эмоции всегда перекрывали любые недомогания. Просто было некогда об этом думать. Дни тянулись долго, точно кто-то замедлил часы. И для Андрея это был день сурка: проснуться, поехать по делам, затем на переговоры по проектам, в Усово и обратно домой. И сказать, что все полгода до этого он не занимался тем же? Нет. Ничего не поменялось, не считая того, что не в одном из перечисленных пунктов не присутствовало Каштановой, а это значит поменялось всё.       До того, как она уехала, Андрей никогда, казалось, не задумывался на сколько тесно их жизни переплетены. Нет, он конечно это осознавал, всё же девушка была его близкой подругой, с которой он проводил много времени, вместе работал, творил, но он не знал, на сколько её роль была важна.       Он очень плохо спал.       Бессонница стала его постоянной спутницей, и только в те редкие вечера, когда и Саша, и он выходили на видео связь, он мог поспать чуть больше четырёх часов за ночь. Это было по крайней мере странно, потому что она никогда не спала в его кровати — или вообще что-то подобное с этим связанное, — чтобы ему её не доставало.       Он правда не мог себе объяснить, как её отсутствие обозначилось на каждом шагу, куда бы он ни направлялся в течение дня, о чём бы ни думал.       Решение профессиональных моментов по поводу встреч, концертов, собственных проектов, их общего с народным фильмом — сейчас всё это легло на плечи молодого человека и их команды. И многие почувствовали, как не хватало одного важного звена этой цепи — Саши. Андрей это чувствовал во много раз больше остальных, потому что для него она была человеком, кто всегда был рядом. Без неё всё ощущалось… бессмысленным, пустым, очень серым.       Головной боли добавили проблемы в личной жизни и его отношениях с девушкой. Он не знал, когда что-то пошло не так, но за последние недели, они могли несколько дней едва ли сказать друг другу пару слов, потом помириться и снова поссориться по каким-то пустякам. Но эти пустяки максимально раздражили нервы. Никогда раньше он не хотел настолько отстраниться от подобных разговоров, хотя раньше всегда первым инициировал диалоги, потому что без них отношения невозможно было построить. Сейчас нервы сдавали и было не до них. Не было желания что-то исправлять.       Настроение менялось по несколько раз на дню, от спокойного и боевого до раздражённого и расстроенного, но самое тянущее за сердце чувство, которое преследовало его повсюду, — тоска. Почти всегда тоска.       Если в первые дни он старался об этом не думать и просто с головой погружался в работу, то уже к середине съёмок девушки в Минске, Андрей поражённо признался — он безумно скучал по Сашке. По девочке, с которой они были больше, чем близкими друзьями. Сейчас он понимал, почему родственных душ так называют: его душа бессовестно тянулась к ней. Вспоминала её голос и маленькие ручки. Её смех и то, как она любила эмоционально тараторить, когда о чём-нибудь рассказывала. Андрей скучал за всем этим. Он очень хотел её обнять. Рассказать о том, что чувствовал… но, быть может, не стоило. Всё и так было слишком запутано, и за этим ураганом событий и грузом ответственности он мог что-то не так понять. Нужно было успокоиться.       Пару раз они втроём с Алексеем Юрьевичем бурно обсуждали вопросы по концерту. Саша переживала. И он это прекрасно понимал, потому что эта девушка не любила терять контроль над ситуацией. Безусловно здесь вместе они бы намного эффективней решали возникающие проблемы, но лучшее, что сейчас могла сделать девушка, это довериться им. Заниматься проектом в Минске. Позволить всему идти своим чередом.       Ещё её съёмки… он был рад, что девушка смогла реализоваться в них, и если бы она тогда в начале отказалась от участия в фильме, он был силком затащил бы её в самолёт. Она давно ждала подобного проекта. Но эта оторванность от неё, от их эмоциональной связи, тот факт, что он не мог заглянуть к ней в глаза вживую, почувствовать её, знать, что происходит с ней… это было тяжело. Андрей не знал, почему так переживал. Точно за это время их знатно так потрясли. Больше всего на свете он боялся, что они лишатся чего-то, чем жили последние полгода, даже больше. Судьба как-то иначе распорядится. Он не знал.       Просто сжимал по вечерам кулаки, выпивал пустырник, чтобы быстрее уснуть и ждал девятнадцатого июля. Ждал, когда всё вернётся на круги своя.

***

      Как она скучала по дому. По Москве. По команде.       По нему.       Они очень долго сидели в обнимку в аэропорте и ничего не говорили. Просто наслаждались тем, как приятно было ощущать родное тепло рядом. Её точно отпустило. Всё действительно хорошо. Теперь да.       Но смотря на молодого человека, его вдруг ставшие более заметными круги под глазами, ещё больше похудевшую фигуру, Саша не могла отделаться от неприятного щемящего чувства в груди. Его что-то тревожило, и девушка знала, что им всем приходилось в срочном порядке решать в связи с изменениями по концертной программе, авторским песням, но всё же не хотела видеть друга таким вымотанным.       На репетиции он несколько раз выходил на улицу говорить по телефону, Саша почти была уверена, что это Катя. Назад он возвращался ещё более дергаными, чем он и так был.       — Не хочешь рассказать мне о чём-нибудь, Андрюш? — она передала ему микрофон, пока музыканты настраивали технику. Андрей без охоты взглянул на неё, точно не хотел давать ответ на этот вопрос. — Ты какой-то сам не свой в последнее время.       — Так концерт скоро, Саш, поэтому.       — Это да, но всё уже почти готово, переживать не стоит. Тебя же не только концерт беспокоит, да? Сколько ты спал за эти дни?       Андрей устало потёр глаза.       — У меня всё в порядке, — улыбка была искренней, для неё, но слабой, он едва ли смог это сделать.       Саша вздохнула и покачала головой.       — Нет. Я же вижу. Просто расскажи…       — Давай не будем об этом сейчас, ладно, солнце? — он немного резко прервал её, поднявшись на сцену. — У нас не так много времени осталось. И… неважно, просто сделаем это.       Сашу расстроил его ответ. Он казался чем-то обеспокоенным и закрытым. Ещё в Минске она чувствовала, как тяжело было ему время от времени, и поэтому ещё больше спешила домой. Чтобы встретиться и обсудить всё, что они упустили будучи порознь. Дать возможность ему поделиться… но что-то останавливало его. А она не хотела признаваться себе, как это ранило. Но больше ранило его состояние.       Ей не оставалось ничего большего, кроме как оставить его в покое и довести репетицию до конца. Сегодня они планировали сидеть допоздна.

***

      В программе снова были изменения. Незначительные, и они не меняли сути дела, но это были изменения. Андрей старался не заострять на это внимание и в другом случае отпустил бы и всё, но общее состояние не способствовало адекватной реакции на ситуацию. Несколько минут он просто стоял у окна их усовской «гостиной». Так они называли комнату, куда Алексей Юрьевич завёз диваны и поставил небольшой синтезатор. Здесь они с Сашей могли отдохнуть после тяжелого рабочего дня, и кто-то иногда играл что-нибудь на инструменте, создавая приятную атмосферу.       Сегодня в комнате было непривычно тихо, а Саша просто сидела на диване, периодически поглядывая на парня. Андрей вернулся на диван, прикрывая глаза и не давая эмоциям взять вверх. Возможно хотел… но не мог. Мужчинам не пристало. Они должны быть сильнее страстей, кипящих в голове и на душе. В голове было слишком много мыслей. Ему надо было принимать важные решения, прекратить дерьмо с Катей, и Саша приехала, а у них даже толком не было времени побыть одним, без нервов и миллиарда задач в голове. Он злился на себя за то, что не мог решить эти проблемы. Злился и… и всё равно не мог высказать.       Саша попыталась отвлечь его, рассказывала разные истории из Минска, показала фотографии. Он пытался быть с ней в этот момент. Нет, ему было жаль, что в те моменты на этих фотографиях его не было рядом. А сейчас точно всё пытался догнать.       И не сойти с ума от суматохи вокруг себя.       Саша снова аккуратно перевела тему на него, её участные глаза ещё больше бередили душу, сердце рвалось наружу. Почему всё так чертовски сложно?       — Андрей, хочешь не рассказывай всё. Но просто тебе же самому сложно… я не могу видеть тебя таким, я хочу…       — Да, Саш, сложно. И поэтому, прошу я, — он замолчал и покачал головой, отстраняя её руку от себя. — Эти двадцать дней. Всё… я разберусь, но не хочу говорить ни о чём.       — Тебе не нужно разбираться, — нахмурилась она. — Зачем одному в чём-то разбираться, вы сами учили меня позволять помочь…       — Знаю. Знаю, но всё равно.       Они долго молчали. За окном моросил дождь, запахло азотом и мокрой травой. Он чувствовал, как срывался. А она была так рядом.       Андрей закусил губу. Её глаза, с беспокойством рассматривающие его с их встречи в аэропорте. И ведь никто так не смотрел. Не пытался. Одному правда сложно. Он вспомнил, как в самые тяжёлые моменты убегал на репетиции с Сашей. Домой он возвращался с её такими нужными в те моменты словами, и всё казалось решаемым.       А сейчас что..?       Сейчас он хотел отпустить. Эти нервы. Хотел спокойствия. Перестать убегать от себя.       Грудь по-особенному горько сдавило, он вдруг повернулся к девушке, которая тут же подхватила его взгляд. Он не сразу понял, что потянулся к ней, и только когда уткнулся носом в её шею, а её руки уверенно обвили его плечи и спину, судорожно вздохнул.       — Андрюша, — успокаивающе шептала она рядом с его ухом, и он просто не понимал, как сейчас за секунду отказался больше что либо анализировать, останавливать и контролировать.       Он крепко держал подругу в объятиях, вдыхал её цветочный запах, родной запах, которого так не хватало. Ему было нужно сейчас. Дышать ей. Отпускать всё это.       Как без неё было плохо.       Слёзы сами побежали по щекам, и он поначалу пытался их остановить, но это было похоже на эмоциональный выход всему тому, чему он запрещал выходить все эти бесконечно долгие недели.       — Сашка, — он сжимал в руках её короткие пряди, мягко, но отчаянно целуя в шею, в загривок, а её маленькое тело так грело.       — Всё хорошо, я тут.       Она тоже расплакалась, но позволила ему так сидеть вместе, и кажется сама находила утешение в его тепле. В их тепле.       Усталость и бессонные ночи с первых слёз накрыли его стремительной волной.       Девушка точно почувствовав это, ненадолго отстранилась и потянулась за пледом. Андрей понял, что Саша ему предлагала, но не был уверен, что мог себе позволить… эту слабость. Имел ли он право на слабости?       Саша легла на диван с открытым пледом в руках и подвинулась, освобождая ему место рядом.       Андрей чувствовал, как хотел позволить теплу забрать всю эту боль, но с испугом смотрел в спокойные карие глаза напротив себя.       — Ложись сюда. Здесь никого нет, только мы. — Саша взяла его за руку. — Тебе это нужно. Нам… нам это нужно. И неужели за столько объятий, в которых меня приглашал ты, я не могу пригласить тебя в свои?       И он позволил. Просто позволил воздуху покинуть лёгкие и снял обувь, приползая к ней. Она сама дала устроиться на своей груди, точно дурманом окутывая его в кокон своего тепла и успокающего запаха. Он снова нашёл носом сгиб её шеи, глубоко вдыхая и обвивая её миниатюрное тело руками. А она подарила свои объятия. Ласково гладя одной рукой ещё подрагивающую от уходящей истерики спину и второй — лицо, большим пальцем проводя по щеке. Её такие нежные руки.       Ему давно не было так спокойно. Хотелось снова расплакаться от этого, но слёз не осталось, и сон всё быстрее настигал его уставшее сознание.       И её голос. Она тихо-тихо напевала какую-то песню, похожую на колыбельную, одну лишь мелодию. Кажется, из «Русалочки».       Андрей нашёл в себе остатки сил немного приподняться, чтобы посмотреть на свою самую волшебную девочку. Такой больше не было. Не будет. Он хотел запоминать с ней каждый момент, только тогда он чувствовал, что по-настоящему жил.       Был собой. С ней мог быть… слабым. Каким никогда не представлял, что имел право быть.       — Так скучал без тебя, моя хорошая, — они привычно встретились носами, он увидел, как она улыбнулась. — Так скучал. Ты не представляешь.       — Почему? Очень даже. Не помню ни одного свободного часа, чтобы не сидеть одной в гримерке, и… И, — она прикрыла глаза, прислоняясь своим лбом к его. — Мне было одиноко там без тебя. Без твоих постоянных объятий. Больше никогда не буду жаловаться, что умею ходить. Не умею я ходить, вот.       Андрей не смог сдержать смеха, смотря как девушка мило надула губы. Он соединил их руки вместе.       — Не выпущу больше. Сама напросилась.       — Да, сама, — она по привычке убрала назад его неуёмные, длиннее чем её собственные, волосы, укладывая голову парня обратно на себя. — Давай поспим немного.       Андрей мог только кивнуть. Её нежные движения пальцев по щеке быстро убаюкивали, и уже через несколько минут он заснул под мерное биение девичьего сердца под ухом.       Сердца, без которого его не стучало.       Саша ещё немного полежала без сна, но тепло Андрея, окутавшее её и его запах, сам заставил сонно прикрыть глаза. Рефлекторно она продолжала перебирать волосы парня.       Из полудрёмы её вывел осторожный тихий скрип двери. Из-за неё показалась голова их учителя, который увидев умиротворённую картину перед собой, только понимающе улыбнулся, заставив девушку смущённо спрятать лицо в волосах парня. Он же ни о чём не догадывался, его лицо расслаблено, он только чуть сильнее прижал к себе девушку, удобно расположив голову у неё на груди.       — Наконец-то выдохнул этот трудоголик несчастный. Не слушался меня. Загнал себя без тебя, Каштанова, — осуждающе покачал головой мужчина.       Саша согласно вздохнула, мягко заправив упавшую русую прядь ему за ухо:       — Теперь, Алексей Юрьевич, будете снова наблюдать двух несчастных трудоголиков.       — Идите вы. Только попробуйте не есть у меня.       — Вы нас любите, — подмигнула девушка, и когда мужчина ушёл, оставляя их в полутьме комнаты, снова почувствовала, как сон почти забрал её к себе.       Она и не сопротивлялась, надеясь и там встретиться с тем, кто дарил ей это необыкновенное умиротворение и спокойствие.       Они дома.