***
— Мам, я кушать хочу! — завопила Катька спустя час дороги. Но Нарочинская к такому повороту событий была готова и, молча выудив из стоящей в ногах сумки контейнер с бутербродами, протянула его дочери: — Только Батону, пожалуйста, колбасу не давай, а то ему плохо может стать. Катя контейнер открыла и поняла, что такую колбасу, как мама положила на бутерброды, она не любит. А Батон ну таким жалобным взглядом на неё посмотрел, что она просто не смогла удержаться и скормила-таки ему пару кусочков. — А почему я в клесле ехаю, а Батося не плистёганый? — наевшись, закрыв контейнер и вернув его маме, спросила девочка. — Потому что Батоша шевелится больно много, — буркнул Брагин, не отрываясь от дороги. Батон только ухом дёрнул, морду удобнее у Кати на ногах устраивая. — И гаишники нас за то, что он не пристёгнут, не оштрафуют. А вот если ты поедешь без кресла, то обязательно. — И не «ехаю», а «еду», — поправила дочь Марина. — Тебе музыку включить? — Пожалуйста, нет, — взмолился Олег, — я не переживу песенку про динозавриков на репите сто раз! — Да! Пло дизавликов! — захлопала в ладоши Катерина Олеговна. — Какие вы активные-то в семь утра, — недовольно проворчал мужчина, понимая, что от динозавриков, жующих баобабы на завтраки и поющих голосом Боярского, ему всё-таки не отделаться. — Ладно, врубайте уже про своих хвостатых. Катюха довольно захохотала, Нарочинская принялась искать нужный трек, а Батон предпочёл просто уснуть — знал, что Катька сейчас начнёт подпевать, а ей медведь все уши оттоптал, кажется.***
— Мам, я пить хочу! — снова заныла девочка, спустя два прослушивания песенки про динозавриков (у Олега в голове уже эти самые динозаврики хороводы вокруг баобабов водили, но он старался не отвлекаться от дороги). — Аккуратно, не разлей только, — Марина с готовностью протянула дочери открытую бутылку. Но Катя, конечно же, облила и сидение рядом с собой, и мирно спящего Батона. Из дневника Батона Проснулся я от того, что Катька облила меня водой. Блин, ну вот креветка она, как папа говорит, и в Африке креветка. Неуклюжая — вечно спотыкается, падает, роняет что-то, обливается, пачкается… А ещё она у нас действительно леволапая (но только лапы, как говорит мама, у неё, как и у папы, левые все четыре — но так же быть не может, наверное). И тут я понял, что в животике у меня предательски бурчит. И зачем я на Катьку жалостливо смотрел? Ох уж эта колбаса… Я тут же заскулил, привлекая внимание, и заскрёб лапами по сидению. — Что такое, Батош? Кать, ты ему колбасу не давала? — Неть, — отрицательно помотала головой креветка. Вот врушка! Ой, как нехорошо! Пап, останови, я слезу! Я снова заскулил. — Мама, я писать хочу! — пропищала Катька. О, кажется, папа сейчас остановит! Но папа даже скорость не снизил: — Катюх, ну минутку потерпи, заправка будет. Пап, она-то, может и потерпит, а вот я, кажется, не смогу. Колбаса наружу просится! Никогда больше её есть не буду! Вообще-вообще совсем-совсем! — Я ни-ма-гу-у-у-у! — проныла креветка. Я присоединился к ней и заскулил ещё громче. — Ну ты-то, хвостатый, чего? — спросила у меня мама. — Кать, ты точно его не кормила колбасой? — Тосьна! — глядя на маму честнейшими глазами, сказала Катя. — Он сам съел! Врушка! И предательница! Сам я съел, ага. Если бы не дала — не съел бы! — Долго там ещё до заправки? — спросила мама у папы. — А то нам придётся машину отмывать. — Да нет, вон она, — папа кивнул куда-то головой. И действительно, впереди замаячила красная вывеска. Не люблю заправки, там воняет чем-то всегда. А ещё водички никогда не нальют. Эх. Едва папа машину остановил, а мама заднюю дверь открыла, чтобы Катьку забрать, я поспешил выпрыгнуть и в ближайшие кусты побежать — ой, как колбаса наружу просилась! Папа за мной помчался, а мама Катьку в туалет повела. — Дубина ты плюшевая, — ворчал папа, наблюдая за тем, как я зарылся мордой в кусты, желая спастись от позора. — Ну сколько раз тебе говорить, что нельзя жрать то, что не приколочено?! По такой логике получается, что всё то, что приколочено, есть можно, что ли? Не поня-а-атно… И вообще, это всё Катька! Я тут ни при чём! — Ладно, Булочный, пошли, водички налью тебе, — папа сменил, кажется, гнев на милость. Фу-ух, полегчало. Надеюсь, это была вся колбаса, которую мне скормили. А водичку я люблю. Пока я пил, мама с Катькой из туалета вернулись. Мама ещё кофе им с папой купила, а Катька в руках какую-то новую книжку тащила. Конечно же, про своих этих уродов хвостатых. Я вот тоже хвостатый, а про меня книжки не пишут. — Ну чего вы тут? — спросила мама у папы. — Да ничего хорошего, — буркнул папа. А я просто жадно пил водичку. И вообще, не разговариваю. — Кусты ближайшие загадили вон. — Батосе поха? — участливо спросила Катька. — Плохо, да, — кивнула мама. — Ну-ка, извинись перед ним и погладь. Ты же виновата. Говорила же я тебе, не корми его. — Плости, Батося, — креветка меня погладила и даже обняла. Я её в ответ лизнул. И мы снова загрузились в машину и дальше поехали. А динозаврики из песни, которую Катька опять у папы затребовала, всё ещё ели баобабы на завтраки. Значит, баобабы это что-то съедобное. Интересно, где их попробовать можно?***
Дети и пёсики наконец уснули, позволяя выключить набившую оскомину песенку про динозавриков (Брагину уже просто хотелось от неё блевать, а динозаврики в его голове всё ещё водили хороводы вокруг баобабов) и включить что-то поприятнее (и не детское). Мужская рука очень привычно покоилась на обтянутом тканью джинсов женском колене. Всё ещё горячий кофе заполнял своим ароматом всю машину. На часах было девять утра. Впереди было ещё очень много километров пути.