Разбитый мир

Скорпион застонал, когда когти Харуми глубже вонзились ему в грудь. Лезвия вонзились ему под грудь и достигли сердца. Она двигалась медленно, следя за тем, чтобы он чувствовал каждое мучительное мгновение, и никогда не переставала смотреть ему в глаза. Холод сказал держаться — ярость и огонь, которые так долго гнали его, угасли, и он не нашел сил сопротивляться. — Это оно? — прошипела она. — Это конец гордого Скорпиона? После стольких лет мстительный призрак встречает свой конец хныканьем? Он смотрел на нее, его зрение было расплывчатым и темным, оставляя только ее лицо в пустой пустоте. Несмотря на ее ужасный цвет лица, мертвые глаза и размазанный макияж, она все еще была его любимой женой. И как бы он не ненавидел позволить Куан Чи победить, он задавался вопросом, не была ли она оправдана в своем гневе? — Я не буду драться с тобой, Кана, — сказал он. — Я никогда не мог причинить тебе боль. — Даже сейчас… после того, как я напала на тебя по приказу Куан Чи? Ты не посмеешь поднять на меня руку? Он закрыл глаза и вздохнул, отгоняя боль и гнев. — Я эгоист, Харуми. Я привел тебя в свою жизнь, когда ты заслуживала лучшего. Я подверг тебя опасности, присоединившись к Ширай Рю. Мне не удалось защитить тебя и нашего сына, и я пропал без тебя. — Он посмотрел ей в глаза. — Единственное, что поддерживало меня, — это месть. Но это твое, и так должно было быть всегда. Возьми это. Ее лицо смягчилось. Она убрала когти с его груди и погладила его лицо. — Ханзо, — прошептала она. — Как это произошло? В зале повисла тишина. Факелы слегка потускнели, и иероглифы на стенах начали светиться. Как и раньше, через коридоры пирамиды пронесся импульс света, только на этот раз ярко-синего, а не красного цвета. Звук, эхом разнесшийся по залам, был не столько ревом, сколько музыкальным криком. Когда свет исчез, Куан Чи подозрительно огляделся. Он подождал, словно чего-то ожидая, затем усмехнулся и сказал Харуми: — Хватит. Прикончи его. Она посмотрела на Скорпиона, а затем уставилась на свои когти. Ее лицо, когда-то застывшее в горьком гневе, смягчилось до скорбной печали. Сожаление и тоска наполнили ее глаза, когда она сняла умирающую розу со своих волос и положила ее ему на грудь. — У нас никогда не было шанса, не так ли, Ханзо? Почему ты продолжаешь пытаться? — Это моя природа. Что она собиралась делать дальше, он никогда не узнает. Словно сверкнула молния, комнату окутало ослепительное белое сияние. Это было так сильно, что Куан Чи закрыл глаза и попятился, как будто ему было больно находиться в его присутствии. Харуми тоже закрыла глаза и прислонилась к стене. Скорпион перевернулся, когда свет померк, и начал видеть появившуюся фигуру. Он был высок и крепко сложен, с длинными черными волосами, собранными в хвост. Он носил униформу, похожую на форму Скорпиона, но бело-золотую, а не жёлто-чёрную, что придавало ниндзя неземной вид. — Пойдем, Мать, — сказал ниндзя. — Я принесу тебе мир. Харуми и Скорпион смотрели на него в благоговейном молчании. Этого не может быть. Это было невозможно. Даже если это был он, как он мог быть там сейчас? -… Сатоши? Их сын шагнул вперед с серьезным и сосредоточенным лицом. Его взгляд немного смягчился, когда он увидел своих родителей, и он слегка кивнул. — Мать, — повторил он. — Пойдем со мной. Давай я тебе помогу. — Это наш сын, Ханзо, — сказала она, подходя к нему. — Наш мальчик… наш сын жив… Свет, окружающий Сатоши, стал ярче, когда она подошла к нему. Он протянул руку и взял ее. Он слегка улыбнулся ей, прежде чем повернуться к отцу, который изо всех сил пытался подняться на ноги. — Подождите, — сказал Скорпион, потянувшись к ним. — Дзюбэй… позволь мне пойти с тобой… пожалуйста… — Твоя работа не закончена, отец. Мы встретимся снова. Но еще нет. Свет стал ослепительно белым, но Скорпион не отводил взгляда. Несмотря на свои раны, он поднялся на ноги и нырнул на них. Но свет исчез, унеся с собой Сатоши и Харуми, оставив его хвататься только за пустой воздух. — Еще нет, — прозвучал в последний раз голос его сына. Стоя на четвереньках, Скорпион издал мучительный вой. Они были прямо там, в пределах его досягаемости. Каким-то образом его сын возродился и стал тем, кем он всегда надеялся стать. Он хотел быть с ними, но ему снова отказали. Как долго его семья должна быть вне досягаемости? Отдышавшись и восстановив силы, он снова встал и вспомнил, зачем он здесь. Царства были в опасности. Онагу нужно было остановить. Он повернулся и увидел, что Куан Чи смотрит на него с отвращением и страхом. Моя работа не закончена …

***

— Не волнуйся, дитя мое. Ты и здесь не умрешь. Волосы Синдел напряглись, заставив Китану вздрогнуть от боли. Даже если бы у нее осталась хоть какая-то сила воли, она не вырвалась бы на свободу. Жалкое чувство дежавю охватило ее. Она вернулась в Море Крови. Снова во власти жестокого родителя — сломленная, побежденная и безнадежная. — Ты будешь заключена в тюрьму, — сказал Синдел. — Как я и собиралась, пока Шанг Цунг не разрушил все. Ты будешь жить с болью и унижением своих неудач. А оттуда… посмотрим. Возможно, однажды я устану от твоих страданий и дарую тебе смерть. А может быть… только может быть… ты одумаешься и примешь свою настоящую семью. Китана посмотрела на свою мать — эту женщину, которую она когда-то считала хорошим и благородным человеком. Женщина, за которую она поклялась отомстить и почтить, даже не зная ее. Женщину, которую она приняла в свое сердце, даже если это стало возможным благодаря колдовству Шанг Цунга. Женщина, которая теперь радостно упивалась ее болью и страданиями. Она плюнула ей в лицо. Синдел заколебалась и моргнула, ошеломленная. Она вытерла слюну, и ее лицо исказилось в отвратительной ухмылке. Хотя она пыталась сделать вид, что неповиновение Китаны ее забавляет, ярость, которую оно вызвало, была очевидной. — Понятно, — прорычала она дрожащим голосом. — В тебе еще какая-то борьба. Хорошо. Это хорошо. Мне просто нужно победить кое-кого… Коридор содрогнулся, и руны, выгравированные на стенах, ожили светом. Они становились все ярче и ярче, пока вспышка голубого света не пронеслась по залу со странным воем. Когда он прошел, над пирамидой воцарилась тишина с легким сквозняком. Хотя пульс остановился, гнев Синдела не уменьшился. Она покачала головой и снова обратила внимание на дочь. — Как я и говорила, — сказала она, схватив Китану за шею. — Мне придется задушить в тебе последний огонь раз и навсегда… Что-то хлестнуло Синдел по запястью, как хлыст. Ни она, ни Китана не успели увидеть, что это было, прежде чем ее отшвырнуло от дочери и впечатало в противоположную стену. Китана рухнула на пол, освободившись от волос матери. Она посмотрела в холл, и ее глаза расширились, когда она увидела женщину, появившуюся из темноты. Это была другая Синдел. На ней была похожая пурпурно-черная одежда, но глаза этой Синдел были пустыми белыми и отмечены темным макияжем. Черная прядь спускалась по центру ее волос, а кожа была бледной, как фарфор. Она встала перед своим противником и заявила: — Не трогай мою дочь! Она издала крик банши, от которого злобная Синдел врезалась в каменную стену. Китана могла только недоверчиво смотреть. Это не имело смысла. Как их теперь может быть двое? Была ли эта… может ли она быть…? Когда пыль осела и в коридоре воцарилась тишина, Синдел обратила внимание на упавшего Джеррода. Она опустилась на колени рядом с ним, и на нее глядел страдальческий взгляд. — Любовь моя, — прошептала она, гладя его волосы. — Что они с тобой сделали? Она повернулась к дочери, выглядя извиняющейся. — Китана, — сказала она. — Китана, я… — Нет-нет-нет, — сказала она, отступая. Она не осмеливалась надеяться, что это правда или хорошо. Она слишком многое пережила, чтобы позволить себе поверить, что эта женщина — эта Синдел — была матерью, которую она знала. — Я не могу… я не могу продолжать это… — Китана, послушай. Пожалуйста, посмотри на меня. Посмотри на меня. Она вздрогнула и прижалась спиной к стене. Мать взяла ее лицо в руки, отказываясь оттолкнуть ее. Ее прикосновение было нежным, а голос успокаивающим. Несмотря на ее призрачный вид, в ее белых глазах было тепло и любовь. Китана замерла, не зная, чего ожидать и во что верить. — Шао Кан, — сказал Синдел. — Помнишь? Он использовал меня, чтобы вторгнуться в Земное Царство. Он извратил мой разум, чтобы сделать меня своей верной невестой. Она вытерла слезы со щек Китаны и улыбнулась. — И ты спасла меня. Ее сердце колотилось, когда она смотрела на эту Синдел, и на нее нахлынули смутные воспоминания, которые она приняла за сон. Воспоминания о вторжении Внешнего Мира, осаде крепости Кана… и ее матери… — Ты никогда не отказывалась от меня. Ты спасла меня, а потом мы вместе освободили Эдению. Часть ее все еще сомневалась. Она вспомнила сладкие слова и добрые объятия, которые она обрела в Палате Душ после того, как Шанг Цунг оживил ее мать вместе с Фуджином. Тогда у нее были сомнения, но она решила поверить, но это закончилось горем. Но больше воспоминаний вернулось. Воспоминания о восстановлении Эдении рядом с матерью. О том, как Синдел вернула себе трон и поклялась никогда больше не бросать свою дочь. — … Мама? Это… это действительно…? Они обнялись, и через мгновение Китана поняла, что это так. После всего, что произошло… через переписанные временные линии и измененные реальности… через катастрофу, вызванную вмешательством Рейдена… несмотря на ненависть Синдел, рожденной вмешательством Кроники… наконец, Китана снова воссоединилась со своей истинной матерью. — Я не понимаю, — сказала она. — Как… как ты…? — Хотела бы я знать, — сказал Синдел. — Последнее, что я помню, был Армагеддон. Все после этого… это похоже на кошмар. Из темноты донесся пронзительный крик. Синдел посмотрела на дыру, оставленную ее коллегой. Китана знала, как и она сама, со злой Синдел еще не покончено. — Китана, тебе нужно идти. Я разберусь с этим. Она колебалась и быстро схватила свою мать, когда та начала уходить. — Нет! Нет, я не оставлю тебя! — Это мой бой. Ты нужна в другом месте. — Нет! Мама, пожалуйста! Я только что вернула тебя… Я просто… сначала Отец и… — Эмоции переполняли ее. Она прижалась к матери, а слезы лились из ее глаз. — Пожалуйста. Я больше не могу этого делать. Я недостаточно сильна. Лицо Синдел было сочувствующим, а глаза любящими. Она погладила волосы Китаны и поставила ее прямо. — Послушай меня: что бы ни случилось… что бы ни осталось, когда это закончится… всегда помни, что было время… был мир, где у тебя была мать. И она любила тебя больше всего на свете. — Она вытерла слезы с глаз и улыбнулась. — И ты сильнее, чем она когда-либо была. — Как мило, — сказала другая Синдель с отвращением в голосе и на лице. — Так что же это за обман? Она та мать, дорогая Китана, о которой ты мечтала? Слабачка, которая покончила с собой? Две Синдел столкнулись друг с другом, мало чем отличаясь от одного из зеркальных матчей Шанг Цунга. Мать Китаны преградила ей путь и сказала: — Иди. Этот бой принадлежит мне. Все еще слишком опустошенная всем случившимся, она могла только стонать: — Мама… я не могу идти одна. Синдел — настоящая Синдел — оглянулась на нее и улыбнулась. — Ты не одна. Внезапно пирамида загрохотала, и стены сдвинулись. Проход между ними закрылся, оставив двух Синдел наедине. Китана колотила в стену и звала мать, отчаянно надеясь, что она снова откроется, но камень застрял на месте. Она прижалась к нему лбом и заплакала, желая только лечь на пол и позволить всему этому закончиться. Ее сердце сжалось, а голова раскалывалась от такой боли и слез. Было жестоким испытанием вернуть ее родителей только для того, чтобы их у нее забрали. Но она держалась за слова матери и контролировала свое дыхание. Несмотря на все, что произошло, она держалась за единственную истину: независимо от временной шкалы или реальности, у нее действительно были мать и отец, которые ее любили. Никто никогда не мог отнять это у нее. И она была не одна. Сестра нуждалась в ней.

***

Джонни Кейдж попытался встать — скорее инстинктивно, чем осознанно, так как голова у него все еще кружилась. Он едва успел встать на колени, как копыто Мотаро ударило его в челюсть и швырнуло на пол. — Шао Кан сделал меня своим генералом не просто так, — сказал Мотаро. — Я не оставляю выживших. И тебе лучше поверить, что это включает в себя такого нелепого клоуна Земного Царства, как ты. Он прижал острие своего копья к груди Джонни и ухмыльнулся. — На этот раз Бог грома не спасет тебя, маленький человек… Он поднял копье для удара. Джонни сжался, ожидая, что лезвие пронзит его грудь. Когда он готовился к смерти, ему пришла в голову странная мысль, которая тогда не имела для него смысла. В одной жизни он был шутом, бесцеремонно погибшим от рук кентавра. В другом он спас Землю от Старшего Бога. Думаю, я снова пошутил … Прежде чем лезвие упало, голова Мотаро лопнула, и мозги и кровь выплеснулись в воздух. Конечно, он умер мгновенно, но прозвучало еще пять выстрелов, поразивших его голову и грудь пулями, от которых Кентавр рухнул на пол. Джонни повернулся к источнику стрельбы и обнаружил странную вещь: блондинку лет двадцати с небольшим. С первого взгляда он мог подумать, что это Соня, но лицо ее было менее суровым, а глаза теплее. — Кэсси? — Папа! Она бросилась к нему и помогла ему встать на ноги. Убедившись, что с ним все в порядке, она крепко обняла его. На мгновение ему показалось, что у него сотрясение мозга. Разве его дочери не семь лет? — Кэсси, — сказал он. — Ты… выросла? — Я не знаю, что, черт возьми, происходит! Он тоже не знал. Но на данный момент это не имело значения. Он повернулся и увидел, что Кано душит Соню в другой комнате, и все сомнения и замешательство исчезли. Он вырвался из хватки Кэсси и даже не удосужился предложить остроту, когда он сравнял Кано с теневым ударом, от которого головорез врезался в ближайшую стену. Кано хмыкнул и рухнул на пол. Нанося удар за ударом по лицу ублюдка… думая о том, что он сделал с Даниэлем… что он сделал с Соней… что он мог сделать с Кэсси… Джонни мог легко убить его прямо здесь. Он определенно хотел. Но он также знал, что если кто и заслуживал этого, так это Соня. Когда он остановился, костяшки его пальцев были в крови и воспалились, но лицо Кано превратилось в изуродованные руины. Его красный кибернетический глаз был треснут, и даже окружающий его металл был помят. Но он все еще жил, его дыхание было неглубоким, хриплым через сломанный нос. Джонни и Кэсси помогли Соне подняться на ноги. Она кашляла и была в синяках, но в остальном казалась невредимой. Поскольку другие нападавшие не угрожали им, он воспользовался шансом обнять их двоих. Он до сих пор не понимал, что произошло и почему, но был благодарен за то, что его семья все еще с ним. — Прости, — сказала Кэсси. — Но кто-нибудь может объяснить, на какой я планете?

***

— Фрост… что ты с собой сделала? Под маской она улыбнулась и вытянула спину и руки, наслаждаясь своим телом киборга. — Я сделала то, чего ты никогда не позволял, — сказала она. — Стала тем, чему ты сопротивлялся. Саб-Зиро поднялся на ноги. Он попытался прийти в себя, но так много всего произошло одновременно. Внезапная атака Текунина, Смоук и его альтернативная сущность, а теперь и Фрост… хотя он пытался сохранять самообладание, хаос был ошеломляющим. Как будто кто-то повернул выключатель и перевернул мир вверх дном. — Я хотел только лучшего для тебя, — сказал он. — Это… это не ответ. — Что ты знаешь? — сказала она, посмеиваясь. — Оглянись! Текунин — мой клан, и мы уничтожили Лин Куэй! Я переросла тебя! Без предупреждения она врезалась в него, ударив его коленом в грудь. Удар оставил его лежать на спине и выбил из него дух. Прежде чем он успел прийти в себя, она ударила его ногой по голове, отчего его зрение замерцало и расплылось. Прежде чем он успел прийти в себя, пара киборгов подняла его и схватила за спину. Он пытался сопротивляться, но был слишком ослаблен и застигнут врасплох. Они заставили его встать на колени перед Фрост, которая с нетерпеливой ухмылкой поправила свои наручные рукавицы. — Я так ждала этого, — сказала она, когда в ее руке образовалось острое, как бритва, ледяное лезвие. — За каждый раз, когда ты толкал меня вниз. За каждый раз, когда ты критиковал. Теперь, наконец, я Мастер! — Какой ценой? Твой дар был естественным. Кто ты теперь? — Больше, чем человек, — сказала она. — Больше, чем плоть. Совершенство. Его желудок заурчал. К нему пришло воспоминание о другом времени — времени, когда Лин Куэй пытался превратить своих воинов в бездушные взаимозаменяемые машины. Он считал грязной и отвратительной практикой отнимать у человека человечность и душу. Худшее нарушение. И теперь его ученица, которую он ценил больше всех, не только пошла по тому же пути, но и радостно приняла его. — Неужели я так сильно подвел тебя, Фрост? Был ли я таким плохим учителем? — Ты меня об этом спрашиваешь?! — ответила она, смеясь. — Оглянись вокруг, Саб-Зиро! Только дурак будет смотреть на тебя как на учителя, друга или союзника. Что такое твоя жизнь, если не вереница трупов? — О чем ты говоришь? — Есть и другие жизни, шифу. Кроника показала мне. В каком бы мире мы ни жили, ты всегда подводишь своего бедного друга Смоука. Би-Хан… я… Лин Куэй… все, к чему ты прикасаешься, постигнет та же участь, что и все, что замерзает. Они увядают, умирают и разрушаются. Куай Ляну казалось, что он плывет по течению в бушующем океане, и у него нет ничего, кроме скудного куска коряги, за который можно было бы уцепиться. Разные воспоминания столкнулись в его сознании. Он видел противоречивые версии своей жизни, и вместе с этим пришел ужас осознания того, как часто вокруг него менялись время и реальность. Но что по-настоящему пробрало его до глубины души, так это насмешки Фрост. Будь то киборг или ревенант, Смоук всегда был обречен. Независимо от временной шкалы Би-Хан становится хладнокровным призраком. И как бы он ни старался, ему никогда не спасти Фрост от самой себя. — Несмотря на все твои усилия к величию и чести, ты всего лишь еще один неудачник, цепляющийся за безнадежное дело, как и все остальные. Но не бойся. Я могу переделать тебя в одного из моих кибер-ниндзя. И тогда ты сможешь стать моим учеником. Она подняла ледяной клинок, чтобы отрубить ему голову, когда холод пронесся по главному залу храма. В воздухе образовался снег, и Фрост замерла, когда ее тело киборга застыло. Ее глаза стали злыми, когда она попыталась бороться с этим, но луч льда поглотил ее, прежде чем она успела нанести удар. Из тени появилась женщина, одетая в бело-черную одежду Лин Куэй. Она пинала замерзшие ноги Фрост, разбивая их на мелкие осколки. Бывшая ученица Саб-Зиро закричала от ярости, ударившись об пол, и, не теряя ни минуты, женщина заморозила головы двух киборгов, державших его. Он вырвался из их хватки и одним размашистым ударом снес обоим головы с плеч. Он посмотрел на свою спасительницу и узнал ее бледную кожу и черные волосы с синей прядью. — Сюэ? Сюэ Тяньши кивнула своему брату и сказала: — Мы должны уйти, пока не пришли другие. Он колебался, снова сбитый с толку событиями, разворачивающимися вокруг него. Он знал свою сестру, да, но она не была обучена драться. Когда и как она тоже стала воином Лин Куэй? — Сюэ, — сказал он. — Я не понимаю … — Значит, нас двое, брат, — сказала она. — Но давай побеспокоимся об этом позже. Она повела его в ближайший коридор, но он сопротивлялся. Фрост корчилась на полу, крича и выкрикивая угрозы и обещания отомстить. Смоука нигде не было видно. Возможно, худшее: из разбитого входа в храм хлынуло еще больше киборгов. Лин Куэй был потерян. — Куай Лян! — крикнула Сюэ. — Пожалуйста! Мы должны идти! С тяжелым сердцем Саб-Зиро присоединился к сестре и сбежал, но не без клятвы, что узнает, кто виновен в этой катастрофе, и привлечет их к ответственности.

***

— Чоу, послушай меня! Я твой брат! Давай я тебе помогу! Чоу заколебался, ухмылка все еще застыла на его лице, и с любопытством наклонил голову. Беспорядок в шрамах на месте его глаз лишил его способности выражать свои мысли, придав ему тревожный кукольный вид, как будто он был марионеткой, управляемой какой-то невидимой силой. — Помочь мне? — повторил он. — Но брат, это я пришел помочь тебе. Лю попытался встать. Рана на его боку не была серьезной, но достаточно глубокой, чтобы вызвать сильное кровотечение. Он покачал головой и попытался осмыслить происходящее. Внезапной атаки таркатана было достаточно, но почему его брат вдруг сошел с ума? — Чоу, пожалуйста… поговори со мной. Это не можешь быть ты… — Ты знал, что когда-то я тебе завидовал, Лю? Ты был Избранным, которому суждено было защищать Земное Царство от сил зла. А моя судьба… пошла совсем другим путем. — Это бессмысленно! Мы оба выросли здесь с Шаолинем! Мы оба соревновались в… Чоу скривился и ударил его ногой по поврежденному ребру. — Не обращайте внимания на этот нелепый сон, который был тебе сотворен, — сказал он. — Помни мир таким, каким он должен быть. Mortal Kombat — это не какой-то священный турнир чести и мастерства. Это бесконечная болезнь боли и смерти, причиняемая жестокими богами, которым наплевать на нас. От удара ноги Лю подогнулись. Схватившись за бок, он опустился на колени и попытался игнорировать разглагольствования брата. Каким-то образом, несмотря на отсутствие глаз, Чоу, казалось, осознавал, что его окружает. Ему нужно было двигаться осторожно, если он надеялся подчинить его. — Мы оба отмечены судьбой, брат, — продолжил Чоу. — Как я уже сказал, я когда-то думал, что у тебя великая судьба, но теперь мне интересно. Я знаю время, когда ты был убит предательством колдунов только для того, чтобы возродиться как нежить-мерзость. В другой раз ты встретишь свой конец от руки Рейдена только для того, чтобы стать Императором проклятых. Пустая улыбка слегка дрогнула, превратившись в настоящую ухмылку. — И еще один, где ты подводишь свою любимую принцессу, когда она больше всего в тебе нуждается. У Лю похолодело в крови. Хотя он хотел проигнорировать это как бред сумасшедшего, слова Чоу что-то зажгли. Воспоминания, которые он считал просто снами… или кошмарами. Разные жизни, которые заканчиваются смертью, страданиями и позором, независимо от того, сколько раз он побеждал в Mortal Kombat. — Моя судьба тоже была связана с болью» — сказал Чоу. — Но в отличие от тебя… обреченного вечно бороться с течением… я вышел просветленным. — Что с тобой случилось, Чоу? Зачем ты это делаешь? — Я глашатай, — сказал он, поднимая окровавленный кинжал. — Я принес вести из бездны. Они идут, Лю. Если мы — сон Единого Существа, то они — его кошмар. Присоединяйся к нам … Его брат подошел, и, несмотря на всю свою подготовку и опыт в качестве Чемпиона Земного Царства, Лю Канг оказался замороженным. Он не мог понять, о чем говорил Чоу, и это не приходило ему в голову до тех пор, пока позже его брат, возможно, не намеревался поступить хуже, чем убить его этим кинжалом. Но Чоу остановился как вкопанный и нахмурился. Затем он пригнулся, едва избежав остроконечной шляпы, которая просвистела над его головой и врезалась в стену рядом с ним. Несмотря на слепоту, он повернулся лицом к Кун Лао и зашипел на шаолиньского воина. Шляпа Лао снова появилась на его голове, и он прыгнул на Чоу своим пуленепробиваемым ударом. Чоу уклонился от атаки и попятился к окну, все еще ухмыляясь. Снаружи грохотал гром и сверкали молнии, сигнализируя, что Кун Лао пришел не один. — В другой раз, брат, — прошипел Чоу, прежде чем выпрыгнуть из окна, чтобы спастись. Инстинктом Лю было броситься в погоню. Поймать брата и потребовать ответов или воззвать к его здравомыслию. Или, возможно, найти Райдена и присоединиться к битве за храм Шаолинь. Но его силы оставили его, когда ужас и новые забытые воспоминания поселились. Он опустился на пол, держась за кровоточащий бок, и почувствовал себя плохо. Кунг Лао проверил тело своего предка и покачал головой. — Я давно мечтал встретить своего тезку, — сказал он. — Это не то, что я имел в виду. — Что ты помнишь, Лао? К тебе тоже вернулось? — Слишком много, — ответил он. — Как будто проснулся от дурного сна. В дверях появился Рейден, его тело пульсировало электричеством. Увидев Лю, он бросился к нему. — Прости меня, мой мальчик, — сказал он, осматривая рану. — Я должен был прийти раньше. Таркатаны бегут. Лю посмотрел на своего наставника, и внутри него столкнулась смесь эмоций. Часть его была благодарна. Другой почувствовал подозрение и злость. Но в целом было ощущение растерянности. — Что происходит, Рейден? Почему это произошло? — Я не знаю. Но как только мы закончим здесь, я намерен это выяснить.

***

Клон едва заметил странный синий свет, вспыхнувший в Яме Плоти. Она просто колебалась и пожимала плечами, прежде чем возобновить попытку нанести шрам на лицо Милины. Милина почувствовала, как кончик лезвия вошел в ее плоть. Она кричала и выла не просто от боли, а от ужаса происходящего с ней. Она боролась, но отчаяние лишило ее многих сил. В своем воображении она представляла себе жалкое будущее в качестве нового питомца своей «сестры» — жалкого, прирученного создания, которое повинуется, когда ей говорят, и без вопросов принимает ее оскорбления. — Нет! — крикнула она. — Нет! Это не я! Никогда! Она попыталась вырваться, но клон зарычал и ударил ее локтем в челюсть. — Сейчас, сейчас, — сказал клон, словно наказывая непослушное животное. — Если ты будешь продолжать извиваться, собака, ты испортишь мой текст. И это было бы просто неприлично. — Я Милина! Я Канум Внешнего Мира! Я … Она почти объявила себя дочерью Шао Кана. Но где сейчас ее отец? Клон снова ударил ее, на этот раз острием клинка. Мир, казалось, закружился, и ее конечности стали желеобразными, когда последние силы угасли. — Ты была, — сказал клон. — Теперь я Милина, а ты моя собака. И это способ… Ее спина внезапно выгнулась, а кожа побледнела. Из ее рта вырвалось сдавленное бульканье, а на лице появилось замешательство. Милина не могла видеть закрытый веер, воткнутый ей в спину, но когда она увидела Китану, появившуюся позади клона, она почти подумала, что у нее галлюцинации. — Нет, — сказала Китана. — Я довольна Милиной, которая у меня уже есть. Она вонзила второй веер в рот клона и раскрыла его, разделив голову пополам у линии подбородка. Клон рухнул кучкой, и Милина вскочила на ноги, извиваясь и брыкаясь, словно ожидая, что другой клон или сама Китана нападут на нее. Когда ее сестра не двигалась, она опустилась на пол и обняла колени, пытаясь отдышаться. Китана, которая выглядела так, будто прошла через свой личный ад, оглядела Яму Плоти и различных мертвых клонов, разбросанных по полу. Она вздохнула и покачала головой. — Ты знаешь, — сказала она. — Это теряется среди его других, худших характеристик, но действительно нужно кое-что сказать о причудливой фиксации Шао Кана на мне. Потому что все это… из-за меня? Милина ничего не ответила, стряхнув с себя тошноту и озноб, оставшиеся после конфронтации, и снова надела маску. Столкнувшись с одним клоном, более уродливым, чем она, а затем с другим, «совершенным», ее кожа покрылась мурашками, которых она никогда не испытывала. На протяжении всей своей жизни она всегда была тем, кто запугивал и пугал других. То, что он включил ее, было чем-то, что сделало ее больной. Более сюрреалистичной была Китана из всех людей, пришедших ей на помощь. Подумав об этом, она решила, что ее сестре повезло, что она была клоном, на котором остановился их отец. Если бы совершенный когда-либо родился, Китана была бы убита много веков назад. И что было бы со мной? — Милина, я понятия не имею, что Онага там делает, но все это, наверное… — Шао Кан здесь, — выпалила она. — Наш отец жив. Он здесь и сейчас. Китана побледнела, словно увидела привидение. — Он здесь, — повторила она. — Он в этой пирамиде. Он сказал, что собирается вернуться во Внешний Мир и забрать то, что принадлежит ему. Китана колебалась, принимая это. Она схватилась за грудь и глубоко вдохнула, чтобы сохранять спокойствие. — Онага, — сказала она. — Это должен быть он. Я не знаю, зачем он вернул Кана, но… Она закрыла глаза и болезненно вздохнула. — Я должна остановить его. Сказав это, она вздрогнула, и Милина знала, даже если она действительно однажды победила их отца, это не значит, что она сможет сделать это снова. Но затем Китана посмотрела на нее, и между ними воцарилась тишина. Они уставились друг на друга, и она увидела, что тревога в глазах сестры была не из-за Кана. Она спрашивает, что я буду делать … Возможно, Китана снова сможет победить Кана. Но она определенно не смогла бы этого сделать, если бы Милина пришла ему на помощь. Она сжала свои веера и нахмурилась. Молчание было болезненным, поскольку она, казалось, разрывалась, идти ли за Каном прямо сейчас или сделать что-то еще. Милина колебалась, не зная, ожидать ли нападения или речи. Наконец, после того, что казалось долгим, она покачала головой. — Милина, я ничего не могу сказать, чего бы ты не слышала. Что ты еще не знаешь. Ему нельзя позволить сбежать из этой пирамиды. Он не может снова выбраться оттуда. — Она снова вздохнула, и на ее лице появилось выражение покорности. — Я должна снова встретиться с ним, Милина. Делай, что хочешь. Она в последний раз грустно улыбнулась сестре и вышла из Ямы Плоти.

***

Свет ослеплял. Даже когда они были закрыты, глаза Шанг Цунга защипало. Воздух наполнился теплом, словно электричество, и он почувствовал всплеск огромной силы, за которой последовал яростный рев Онаги. А потом он упал на землю. Когда свет померк, в голове звенело. Он почувствовал головокружение и дезориентацию, но был рад снова дышать. Когда он открыл глаза, он был поражен, обнаружив рядом с собой руку Короля Драконов, отрубленную до локтя. Самого Онаги нигде не было видно, но его вой эхом отдавался вдалеке. Он не ушел, но что бы Сарина ни делала с Камидогу, ей также удалось ранить и задержать его. Цунг посмотрел на алтарь и увидел, что она лежит на земле рядом с ним. Подойдя, он заметил пар, исходящий от ее тела. Ее плоть была почти белой, и она выглядела так, будто уже умерла. Ее дыхание было неглубоким, когда он баюкал ее на руках. Ее глаза были пустыми и далекими, как будто она была в шоке. — Сарина? Что… что ты сделала? Ее голос был слабым. Он едва мог слышать ее из-за ее слабого дыхания. — …Я… я не знаю, — сказала она. — …они…они умирали… Мне нужно было что-то сделать… Я просто…я… Она на мгновение отвлеклась и моргнула. — …им нужна была надежда… Он посмотрел на Амулет и не мог угадать, в каком состоянии сейчас находится реальность. Он сомневался, что Сарина способна на многое, но, может быть, достаточно, чтобы противостоять усилиям Онаги? Может, хотя бы дать дуракам шанс побороться? Она содрогнулась. Когда он ощупал ее грудь, ее сердце было слабым, и он быстро понял, что это не похоже на меч Ашры. Ее не разъедал изнутри какой-то божественный свет или ядовитая сила. Напряжение, связанное с использованием Камидогу, вывело ее за пределы своих возможностей. — Я не могу тебя исцелить, Сарина, — сказал он. — Ущерб слишком серьезный. Ты умрешь. Она просто вздохнула. Ее глаза были грустными, но понимающими. Тогда с Шанг Цунгом произошла странная вещь. Он почувствовал… что-то. Огорченный было словом, которое он использовал. Ему это не понравилось. Это его разозлило. — Тебе не следовало этого делать, — сказал он. — Я говорил тебе, что использование Камидогу убьет любого, кто попытается. Это глупо. Это глупо. — …кто-то должен был… — сказала она. — … ты сам это сказал… Я всего лишь демон… Она чуть усмехнулась, но слеза скатилась из ее глаза. -… расходный материал… Он нахмурился. Ему было противно, что это существо должно умереть из-за того, что неблагодарные смертные никогда не узнают даже ее имени. Он этого не понимал. Она снова дернулась в конвульсиях, и ее человеческая форма замерцала. Закрыв глаза, Цунг положил руки ей на голову и живот. Он не чувствовал в ней страха. Зеленая энергия охватила ее тело, но она никак не отреагировала. Когда он исчез, ее человеческая форма вернулась к своему нормальному здоровому виду. Она моргнула и посмотрела на него. — Что ты сделал? — Я не могу тебя исцелить, — сказал он. — Но… я сделал так, чтобы ты сохранила свой человеческий облик. Когда ты умрешь… ты не вернешься в свою истинную форму. Вас будут помнить такой, какой ты есть. — … благодарю тебя. Он колебался. Кто-нибудь когда-нибудь благодарил его за что-нибудь в жизни? — Это глупо, — повторил он. — Отдать за них свою жизнь. Они того не стоят, и ты им ничего не должна. -… Шанг Цунг… Ее дыхание замедлилось, глаза остекленели, но лицо оставалось безмятежным. — …Мне больше не холодно… Сарина улыбнулась и закрыла глаза, ее последний вздох был похож на нежный вздох.