Наша история.

Все в тот день происходило внезапно, спонтанно. Как бы не старался, но я никак не мог повлиять на капризную судьбу, решившую внести в мою, по ее мнению скучную, жизнь немного разнообразия и шума. Эти 24 часа были больше похожи на какую-то череду нелепостей и неувязок, чем на обычный день обычного человека. Все шло кувырком, если, конечно, имеет место понятие "шло". Все планы - срывались, поезд задерживался почти на час, что уж говорить о зажигалке, которая именно сегодня решила перестать работать. Как бы мне не хотелось сказать, что денек выдался живой, он скорее наоборот все время пытался замедлиться, если не вовсе остановиться на мертвой точке. Гуляя вдоль перрона и ожидая позднего транспорта, я с горем пополам раздобыл в близлежащей забегаловке спички с чудной надписью "Бедолага". Ну чтож, мне под стать. Еще пару минут спустя, вдоволь посетовав на то, что даже коробок спичек мне сочувствует, я наконец закурил. С третьей попытки правда, ибо две первые сигары ловко ускользали из пальцев, падая никуда иначе, как прямо на рельсы. Но, как это ни странно, именно в тот несчастный день судьба познакомила меня с ним, человеком, которому было суждено навсегда изменить мою размеренную, до тошноты спокойную жизнь. Подобно холостой пуле пролетели последние пол часа, оставшиеся до прибытия поезда. Шумно, но, увы, бессмысленно. Среди людей, так же как и я ожидающих приезд поезда, нарастало раздражение, что скверно сказывалась на оборотах их речи и настроении в целом. Неподалеку от меня даже завязалась драка. Но мне она показалась скорее похожей на театральное выступление, чем на сражение. Уж очень комично выглядело противостояние неотесанного верзилы, внешне очень похожего на первых людей из учебников об эволюции, и, довольно аристократично одетого, мужчины в, достаточно дорогом с виду, пальто. Еще большей абсурдности картине придавал тот факт, что выигрывал далеко не первый. Не сказал бы, что люблю наблюдать за боями, хоть и являюсь по сути своей азартным игроком, но эта "стычка" крайне заинтересовала меня. И даже не так сам ее процесс был мне интересен, как его участники. А именно тот, приятного внешнего вида и на удивление стандартного телосложения, для подобных потасовок, брюнет. Как ни старался, но я никак не мог себе представить, что встреть я его случайно на улице, догадался бы о его хорошем, да что уж там, идеальном владении боевыми искусствами. Больно знатно он выглядит, чтобы приписать ему грязь уличных драк. Принятие того, что даже такие приличные с первого взгляда люди тоже, бывает, ввязываются в подобные авантюры, было одним из первых серьезных изменений в моих взглядах на жизнь. Оставшиеся минуты прошли для меня так же быстро и незаметно, как если бы я их проспал. Звуки ударов и крики собравшихся вокруг зевак заложили мне уши, напрочь отключив от окружающего мира. Я, затаив дыхание, наблюдал за неравной схваткой, с каждой новой секундой все больше проникаясь симпатией к, с виду хрупкому, но в то же время сильному и ловкому мужчине. Какие точные движения, какая техника ведения боя. Временами создавалось ощущение, что он точно знает, куда противник ударит в следующий раз. Я бы так и остался стоять, не заметив ни, прибывшего наконец, поезда, ни того, что зрители понемногу расходились по своим вагонам, если бы не услужливый проводник, вернувший меня на землю своим вежливым: "Вы едете, или провожаете?". Мало удовольствия мне доставила нужда отвлечься от столь увлекательного зрелища, чтобы рыться в карманах в поисках своего билета. Наконец найдя его, и, вручив проводнику, я зашел в вагон и занял свое место. Наверное, впервые в жизни мне было так жаль, что опаздывающий поезд таки изволил прибыть. Не смотря на то, что окна моего купе выходили как раз на ту сторону перрона, где разворачивались привлекшая мое внимание драка, толпа идущих по нему людей скрывала происходящее от моих глаз, что делало невозможным для меня, увидеть чем кончится бой, исход которого, по сути, был известен заранее.Тяжело вздохнув, я было решил, что день неприятностей и зрелищ можно назвать подошедшим к концу, но не тут-то было. Стоило мне только отбросить свои мысли о том, что занимало их последние минуты, как на меня, подобно морской волне, нахлынуло понимание того, как сильно у меня болят ноги. Слишком долго стоял на одном месте не меняя положения. А ведь и правда, я даже не помню, как докурил свою, едва начатую на тот момент, сигару. Докурил ли я ее? Я даже не удивлюсь, если она в один момент просто выпала у меня из рук, так как, когда я начал искать билет, у меня ее уже не было. Поразительно. Давно я так не концентрировался на чем-то одном. Какое не подобающее моему возрасту поведение, стоять и глазеть на чужую драку. Как дитя малое, ей богу. К моему удивлению, подобные мысли не вызвали у меня ни стыда, ни угрызений совести. На лице застыла чуть заметная улыбка, какой улыбаются дети, которых застали за свершением очередной шалости. Шум и болтовню людей за окном на несколько секунд перекрыл гудок, извещающий о скорой отправке поезда. После все еще больше засуетились, кто поспешно искал свое место, кто, исполняя сегодня роль провожающего, готовился помахать на прощание с перрона. Еще гудок и поезд тронулся. Медленно набирая скорость он дал старт из Брайтона и собирался домчать нас никуда иначе, как в Лондон. Я последний раз бросил взгляд в окно, тщетно надеясь еще хоть один раз, краем глаза увидеть тот черноволосый профиль. Но увы. - Я выиграл. Ударил по сонной артерии и он отрубился. - Голос был ровным и спокойным, будто сказано было не о возможном убийстве, а о каком-то скучном, совершенно не значительном, научном факте. Я повернул голову и, боже правый, кто стоял в дверях моего купе. Освещаемый слабым светом вечернего солнца, проникающим в купе через широкое окно, брюнет выглядел усталым, побитым, но упрямо пытался стоять ровно и не подавать виду, что в любой момент готов упасть. - Вам тоже не мало досталось, - я сам не заметил, как придал своему голосу некие нотки, коих там быть не должно. Я сказал это как старому приятелю, которого давно не видел, но очень хорошо знал. А он лишь хмыкнул, видимо сочтя лишним что-либо отвечать на столь очевидное заявление. В дверях он решил не задерживаться. Беспардонно войдя, он расположился на сидении напротив, попутно, ленивыми, как мне показалось, движениями стянув с себя пальто. Только после этого я понял, что его медлительность была вызвана совсем не усталостью, а болью в плече. И, судя по глубине раны, боль была просто адской. - Могу я попросить Вас оказать мне первую помощь, доктор? - Его голос все еще был холодно ровным, но это меня уже не волновало. Я было встал, чтобы занять место рядом с ним, но тут меня осенило: у меня нет ровным счетом ничего, чтобы как-то помочь. Возможно меня выдало сожаление на лице, а может и что иное, но мой новый знакомый вывел меня из ступора, чуть ли не беззвучно произнеся: "Все, что может вам понадобиться, в моем пальто." Сказать, что я был поражен, это не сказать ничего. Проверив его карманы, я и правда нашел все, что только могло мне понадобиться. Выбирая между простой перевязкой и наложением швов без наркоза, к моему величайшему удивлению он выбрал второе. Мало кто поступал так, за время моей врачебной практики. Пока я занимался его плечом, он мне что-то рассказывал, уставившись в одну точку. Говорил он почти не слышно, невнятно. Голос с каждой секундой становился все слабее, временами вообще исчезая. Но я не счел нужным запретить ему говорить. Пусть говорит, если ему так легче. Думаю лишним будет говорить, что "операция" прошла успешно. Я старался как мог и это не могло не дать хорошего результата. Закончив накладывать швы, я перевязал рану и сел на свое место. А мой попутчик все продолжал говорить, не отрывая взгляда от противоположной стены. Меня хватило минут на пять от силы, после эта бессвязная болтовня стала невыносима, что, собственно, и сподвигло меня ее прервать: - А как вы.. - Ваш пиджак был порван и вы его зашили хирургическим швом, что говорит о том, что вы - врач. - Неизвестно как, но он ответил именно на тот вопрос, который я хотел задать. Я, честно сказать, смутно помню как подошел к концу тот день. Рядом с моим попутчиком время будто растворилось. Помнится только, что мы разговаривали. Мой твердый, врачебного тона, голос, каким разговаривают со смертельно больными: ровные, односложные ответы на любую фразу пациента, главной целью которых является простое знание того, что собеседник еще в сознании. И его долгие монологи, пронизывающие холодом голоса и, в то же время, следом мгновенно согревающие своей открытостью и мягким построением фраз. Он говорил много, интересно. У меня же не было ни сил, ни желания отвечать ему тем же. Я просто слушал, с удовольствием, пытаясь дышать как можно тише, чтобы не пропустить ни одного слова его тихого голоса. Его речи ввели меня тогда в состояние некоего транса, я вроде слушал его, воспринимал и запоминал все им сказанное, но все-таки не смог заметить, когда он уснул. Возможно я и сам на какое-то мгновение задремал. Мне пришлось не один раз встряхнуть головой, чтобы окончательно прогнать осадок дремы, окутавший меня во время нашей, скажем так, беседы. Тихо, чтобы не разбудить, я подошел и проверил его пульс, затем накрыл его лоб ладонью, проверяя температуру тела. Убедившись что все нормально, я облегченно вздохнул и, выйдя из купе в коридор поезда, стал бесцельно смотреть на пейзаж за окном. В голове роилось, непривычно большое, количество мыслей. Обычно мне не свойственно думать о многих вещах одновременно, а тут такое. Голова кругом. Я думал о многом. О том, как, казалось бы неудачный день, оказался для меня самым что ни наесть удачным. Припоминал ту замечательную драку, пытаясь как можно точнее проиграть ее в своей памяти. И не переставал удивляться тому, как с такой раной он еще, мало того что находился в сознании, так еще и в драке выиграть смог. Анализировал все то, что рассказал мне новый знакомый. Вспоминал его баюкающий баритон, плавно переходящий в бессвязную болтовню во сне. Приятный голос, ничего не скажешь. Думал я и о том, что он работает частным сыщиком. Хотя его способ раскрытия того или иного дела, скорее походил не на расследование, а на что-то ближе к смеси неземной интуиции и крайне удачных "тычков в небо". С каждой новой мыслью боль в голове все увеличивалась. Слишком много информации за один вечер я получил. Если бы мысли считались наркотиком, то я мог бы смело заявить, что у меня тогда случилась передозировка. Вскоре головная боль перестала быть незаметной. Она уже отчетливо била мне по вискам барабанной дробью пульса. Почувствовав слабость в ногах, я сильнее облокотился на подоконник, ища в нем опору. И, к счастью, я ее нашел. Окончательно убедившись, что не потеряю равновесие при первом же повороте поезда, я снова взглянул за окно. Там шел снег, мелкий, больше похожий дождь. Падая, он таял раньше, чем достигал земли. Это был первый снег в этом году. Впервые за сутки я вспомнил, что на дворе конец ноября. - Прекрасная погода, не правда ли? - Раздался позади меня уже знакомый тихий баритон. Я медленно повернулся, все еще боясь отпускать подоконник. На меня смотрели два темных, ясных глаза, в которых больше не было той тени боли и усталости. "Мне бы так быстро отходить" -мысленно усмехнулся я. Тем временем мой друг продолжил, подходя и становясь к тому же подоконнику: - Печально, наверное, в такой момент находится вдали от семьи и знакомых, не имея возможности разделить с ними восхищения по этому поводу. - Не знаю. У меня нет семьи. - Да? Простите. - Мне на секунду показалось, что в холоде его голоса было искреннее сожаление за сказанное. После повисла тишина. Она будто давила на сознание, что было крайне неприятно мне, только-только справившемуся с ним после долгих раздумий. - Ватсон. - Моя рука сама потянулась в приветственном жесте. - Джон Ватсон. - Шерлок Холмс. - Детектив на мгновение отвлекся от леса за окном, чтобы пожать мне руку, после чего к нему же и вернулся. Мы снова замолчали. В моей голове с новой силой закружились новые мысли и предположения, которые я ни в коем случае не собирался сейчас обдумывать. - Рад знакомству, - запоздало добавил я. - Мне тоже, очень приятно.