Машенька

Ветер резкими порывами ударяет в лицо, пока мы трясемся по ухабам. Холодно, несмотря на то, что мама отдала теплую одежду нам, а сама одета лишь в легкую рубаху. Мы жмемся друг к другу, стараясь согреться. Я чувствую, что маленький Степашка все сильнее трясется от холода. Снимаю с себя тулуп и укрываю их с Анютой, ведь они маленькие. Я уже взрослая, мне уже десять, я должна заботиться о них. Малыши бросают на меня благодарный взгляд, я улыбаюсь им, стараясь, чтобы они не заметили, как стучат мои зубы. Небо заволокло тяжелыми тучами, накрапывает мелкий дождь. Судя по обеспокоенным лицам родителей, прибудем мы не скоро, а вокруг все холоднее. Облачка сизого пара вырываются изо рта. Наша телега ничем не крыта, мы сидим под открытым небом, а единственная лошадь, едва тянущая её, постоянно увязает в грязи. Извозчик, недовольный этим, ударяет её кнутом, животное идет все тяжелее. Пейзаж вокруг не меняется уже давно. Все те же серые поля, с которых уже давно убрали скудный урожай, перемежающиеся с небольшими чащами. Время от времени с громким и зловещим карканьем в воздух вздымаются стайки ворон, ищущих на этих полях остатки овса или других культур. Мы проезжаем мимо таких же деревень, как наша, их жители провожают нас сочувственными, полными боли взглядами. Нас, и еще несколько семей из нашей деревни, желающих выделиться из общины, отправили куда-то по программе переселения. Я не очень понимаю, что это такое, но родители постоянно говорят об этом. Меня это пугает, ведь нам некуда возвращаться, наш участок мы продали, чтобы погасить долги перед помещиком. Мы очень бедная семья и это единственный шанс выжить. Последние месяцы мы жили впроголодь, делили на пятерых ту еду, которой едва бы хватило на одного человека, поэтому за этот шанс мы ухватились, как за спасительную соломинку. И вот теперь мы, трясясь на хлипкой телеге, запряженной старой и слабой лошадью, направляемся невесть куда, желая лучшей жизни. Я со всей силой сжимаю челюсти, лишь бы остальные не услышали, как стучат мои зубы. Предательски урчит живот. Я даже не замечала, что я так сильно хочу есть. Желудок болезненно сжимается, и я не могу сдержать стон. Онемевшие челюсти не смыкаются, все тело бьет мелкая дрожь, мои зубы стучат, как мне кажется, невозможно громко. Мама крепче прижимает меня к себе, медленно покачиваясь из стороны в сторону, словно желая убаюкать меня, как в детстве. Она проводит своими грубыми, рабочими руками по моим покрытым сажей волосам, произнося успокаивающие слова. Благодаря этому, я постепенно успокаиваюсь и начинаю дремать, но мама не дают мне уснуть, чтобы я не замерзла во сне. Она заглядывает мне в глаза и, словно извиняясь, ободряюще улыбается. Сумерки все сгущаются вокруг нас, но конца дороги не предвидится. Все выглядят обеспокоенными, даже ямщик все чаще подгоняет кобылу. Степашка, боящийся темноты, начинает хныкать, испуганно оглядываясь по сторонам. Все мы стараемся его успокоить, но, как назло, как только он успокаивается, что-то снова его пугает. - Ну-ну, малец, успокойся. Скоро будет переселенческий пункт, там переночуем, ночью гроза скорее всего будет, - неуверенно произнес ямщик, стараясь успокоить не столько малыша и нас, сколько самого себя. Но вокруг, насколько видно, лишь пустынная дорога и поля. Постепенно мы въезжаем в лес, покрытый стелющемся по земле туманом. Широкая проселочная дорога, по которой мы едем, полностью пересекает его. Вокруг уже почти темно, а высокие деревья, преимущественно сосны, к тому же скрывают нас от последних лучей заходящего солнца. Ямщик внимательно поглядывает по сторонам, боясь пропустить избушку, в которой расположился переселенческий пункт. Наконец среди деревьев показались тусклые огоньки. Все нетерпеливо заерзали на своих местах, а извозчик едва не вышиб дух из лошади, подгоняя её. От небольшого домика словно веяло теплом и уютом. Маленький островок жизни, посреди темного и недружелюбного леса. Немолодой ямщик слишком резво соскочил с телеги и поспешил к избушке. На стук и оклики некоторое время никто не отвечал, затем дверь медленно отворилась, и оттуда выглянул мужчина. Можно сказать даже парень, но что-то в его облике отталкивало, заставляло держаться на расстоянии, хотя его можно было назвать даже красивым: темные волосы, едва достигающие нижней части ушей, точно цвет определить трудно, вокруг царит полумрак. Прямой нос с широкими крыльями, крупный подбородок, губы, протянувшиеся по лицу узкой полосой, немного более длинной, чем обычно, но они не портили общую картину, а лишь придавали внешности оригинальность. Скорей всего отталкивали в нем его глаза, отталкивали и притягивали одновременно: глубокие и цепляющие, безумно грустные и бездонно серые. - Мы… Они – переселенцы. Нас в дороге ночь застала, а скоро гроза начнется, - стараясь быть как можно более дружелюбным проговорил ямщик. – Нам бы переждать где-нибудь… Хозяин избушки недоверчиво оглядел мужика, затем перевел взгляд на нас. Его лицо озарилось улыбкой, слишком белоснежной для этой местности. Да и весь он был слишком ухоженный, чистый и аккуратный, словно жил не посреди леса, а в городе. Причем был не простым крестьянином, а помещиком. Даже кожа была светлой, гладкой и необветренной, такая кожа у тех, кому незнаком тяжелый физический труд. Но его жилье свидетельствовало об обратном. Небольшая, но крепкая избушка, сколоченная из бревен, добытых скорей всего в окружающем нас лесу. Позади виднелось здание, возможно, выполняющее функции конюшни. Мужчина вышел из избушки и подошел к нашей телеге. Одет он был в странную одежду, я даже не знаю, как её описать, словно она была не из нашего времени. Приветливо всем улыбнулся и пригласил в дом. Все медленно стали перебираться на землю и разминать затекшие после долгого сидения ноги. Я оказалась на земле последней, но мои ноги подкосились, и я приготовилась к болезненному удару о землю, но меня поймали чьи-то руки. Холодные, поразительно холодные руки, учитывая, что я и так продрогла до костей. - С тобой все в порядке? – хрипловатый, но мягкий голос незнакомца эхом отдавался у меня в голове. Что-то мне нехорошо… - Меня зовут Вилайн, а тебя? - Машенька… - единственное, что смогла я ему ответить, прежде чем подошла мама и взяла меня на руки. До чего странное у него имя. Никогда не слышала даже похожих. Оно влияло на меня так же, как и его облик. - Проходите в дом, а мы пока отведем в загон и покормим кобылу, - продолжил хозяин дома. Мама внесла меня в избу. Тепло… Изба просторная, рассчитанная на нахождение в ней множества людей, в первой же комнате расположено большое количество скамей, на каждой из них по подушке, что очень удивило всех нас, подушки считаются роскошью. Также было спальное место на печи, куда меня и отнесла мама, грозно сверкнув глазами на других родителей, попытавшихся возразить. Перед тем, как заснуть я увидела в окно, что кобыла все никак не давалась хозяину избы, и уставшему извозчику пришлось по указам мужчины отвезти её в конюшню самостоятельно.