На Невском

Всё это будет впереди, Коля выдыхает в её губы сладкий дым, держит за шею, никаких терзаний, Юечка любит и тает, она мороженое по весне, она вкусная, её тело прекрасно, когда он её трахает, в волосами жвачка и патока, всё это неважно, когда кровь в жилах переливается, когда под пальцами белый снег, такой же, как и её прекрасный топ, такой же, как и чудесный голос и запах ванили, и эта вкусная пудра на её щеках — всё это приводит в дикую ахинею. Потом они лежат под одним одеялом, и можно шептать ей на ушко о том, как хорошо бывает всё время лететь с Юечкой в одном поезде, в общем, сплетничать, и можно вдруг засыпать и вспоминать, какой сегодня день, и сегодня вы говорите о всякой ерунде, а потом и этого не будет, она говорит, что ей завтра надо рано вставать, у них завтра первый учебный день будет. Некоглаю не хочется, прощаться, но он понимает, что надо. А завтра, наверно, будет следующее: они встретятся у книжного на Невском. Это первый день учёбы, и он покупает себе учебники, билеты и десять минут одиночества в парке, стоит лето, и на улице уже почти тепло, но ещё снег и так темно, что кажется, будто вокруг темно всегда. Наверное, он будет вспоминать, как рядом с ним проходит эта огромная стена и голые ветки лип, а под снегом нежно звенит капель. А потом придёт Юечка, и всё будет так же, как было всегда. Тогда, как всегда, всё будет опять хорошо. Хорошо… Она поворачивается к нему, откинув одеяло, и он целует её в грудь, трогает губами сначала её сосок, потом — холмик. Даша улыбается и проводит ладонью по его шее. Коля гладит рукой её обнажённое тело, под её ладонями теплеет и так приятно, и так хочется, чтоб это скорее кончилось, чтоб всё скорей кончилось, чтоб не наступило этого бесконечного сентября, чтобы больше не было этого бессильного гнева и слепой тоски, чтобы можно было стать, наконец, прежними.