Пятьдесят семь

- - - - - - .       Гарри проснулся от того, что его лицо обдувал легкий теплый ветерок. Еще не открывая глаз, он успел подумать о том, что он не умер, что окно в его комнате над кроватью, за его головой, а дует откуда-то слева, и о том, что все тело не ноет, как обычно после стычек с кузеном. Он никак не мог отделаться от ощущения, что что-то не так. Гарри открыл глаза – все, как обычно, было размыто и расплывчато. Он протянул руку к тумбочке, нащупал дужку очков и нацепил их на нос. «Что-то не так» тут же полезло наружу. Очки были не круглыми, а аккуратно-прямоугольной формы. Это были не его очки. Он огляделся вокруг. Это была не его кровать, не его комната и, более того, не его мир. Первой его мыслью было: «Наверное, так выглядит особняк Малфоев…». А основания подумать так были. Он лежал на громадной двухместной кровати под тяжелым бархатным пологом, как в Хогвартсе, только темно-фиолетового цвета. Слева от него было широко распахнутое громадное окно в пол, выходящее на балкон, откуда, видимо, открывался вид на парк – парень видел со своего места только макушки деревьев, и явно не плодовых. Столбики кровати, тумбочка и явно вся остальная мебель в комнате была из резного дерева, сама же комната была просто гигантских, по сравнению с комнатой Гарри у Дурслей и Хогвартской спальней, размеров. Стены, как ему показалось, были обиты тканью с обойным рисунком, он протянул руку – и точно, это были не обои. Он несколько раз ущипнул себя и даже дал себе пощечину – было больно – это был не сон. Он не успел еще даже начать перебирать варианты, где и как он оказался, когда в комнате с тихим щелчком появился домовик. Он стоял перед окном, спиной к Гарри, и когда он медленно обернулся, то юноша понял, что в жизни не видел такого домовика. Существо не было похоже ни на Добби, ни на других домовиков, которых приходилось видеть Поттеру. Оно было выше, как минимум, по пояс взрослому человеку, пропорциональнее, отсутствовала дистрофичная худоба, уши не были такими длинными и не так болтались, глаза были не размером с блюдца, а, по пропорции, только чуть крупнее человеческих глаз и не бледно-голубые, а темно-синие. А уж как эльф был одет! Грязная наволочка и рядом не валялась – на нем, наподобии римской тоги, так чтобы герб оказался на груди, была замотана чистая, гладко выглаженная ткань с гербом, который показался юноше странно знакомым: фиолетовое поле с золотым штурвалом на нем. На ногах же у него были легкие плетеные сандалии, сделанные из чего-то, напоминающего тростник. - Молодой господин, наконец, проснулся. – Констатировал факт домовик, которому, видимо, надоело, что его так пристально разглядывают. Голос у него оказался удивительно приятным - низким и мягким, из тех голосов, услышав которые, дети мгновенно успокаиваются. Гарри это порадовало – не смотря на все теплые чувства, которые он испытывал по отношению к Добби, от фальцета эльфа разве что не закладывало уши. - Доброе утро.- Поздоровался парень. Этот домовый эльф, определенно, был очень необычным домовым эльфом, поскольку он ничуть не удивился вежливости и спокойно ответил: - Доброе утро. Что вам сейчас принести – чай или кофей? - Чай. – Ответил Поттер первое, что пришло на ум, успев про себя удивиться, что его собеседник использовал устаревшую форму слова – даже тетя Петунья говорила «кофе». - Тогда я принесу ваш любимый, если, конечно, нет особых указаний. – Он немного подождал и, так и не дождавшись указаний, добавил – И на вашем месте я бы поторопился с умыванием – если вы опоздаете к завтраку, то милорд Поттер будет крайне недоволен. – С этими словами эльф поднял левую руку, тихо щелкнул пальцами и исчез. Примерно с минуту Гарри понадобилось, чтобы осознать его слова, а по ее истечении, парень пулей бросился искать ванную. Он открыл первую попавшуюся дверь, ожидая увидеть там коридор, где может находиться ведущая в нее дверь, но за дверью оказалась сама ванная комната. - Личная ванная! С ума сойти! Уже умываясь, он подумал: « Это не похоже на посмертный мир, хотя я не знаю, как он выглядит, но мне кажется, что не так, значит это параллельный мир, в котором родители живы и я живу с ними!» - его мозг отказывался понимать слова домовика «милорд Поттер» как-то иначе. «Так вот почему герб казался мне таким знакомым! Это мой герб, я видел его в своем сейфе в Гринготсе!» - осенило его. Уже выйдя из ванной, он выпил чай, подумав что «его любимый чай» очень вкусный и начал надевать принесенный домовиком костюм. Когда он, не без помощи домовика, наконец, справился с костюмом, то критически оглядел себя – он ни разу так не одевался, даже на Святочный Бал, и чувствовал себя, мягко говоря, непривычно. На нем были плотные белые гольфы до колена, классические черные брюки, накрахмаленная белая рубашка с отложным воротничком, золотые с изумрудами запонки, зеленый расшитый жилет на пуговицах, в кармашке которого лежали золотые часы… Оставалось только обуть черные классические туфли, завязать темно-зеленый галстук и надеть черный пиджак. - А давай я зашнурую ботинки, а ты завяжешь мне галстук? - предложил Поттер, который обычно в Хогвартсе не носил галстук, потому что не умел его завязывать. - Ох! Молодой господин! Вы так в жизни эти галстуки не научитесь завязывать! Но сейчас я, так и быть, в последний раз сделаю это за вас, чтобы вы не опоздали к завтраку. - Спасибо тебе, – улыбнулся волшебник, завязывая шнурки. Такой выделки кожи не было даже на ботинках «золотого» Дадли. Когда он покончил со шнурками, эльф несколькими взмахами руки завязал ему галстук, заправил его под жилет и заколол его золотой булавкой. Гарри надел пиджак и поинтересовался, искренне надеясь, что он не всегда так одевается: - А по какому это поводу меня так вырядили? - О, Мерлин! У вас же отличная память – не притворяйтесь забывчивым! Вы сегодня отправляетесь в гости. И поторопитесь! – домовик снова щелкнул и исчез. Но вместо этого Гарри подошел к зеркалу в полный рост, осмотрел себя с ног до головы и пришел к выводу, что сейчас Малфой казался бы рядом с ним отнюдь не самым богатым и не самым аристократичным человеком во всей школе. Гриффиндорец улыбнулся от этой мысли и присмотрелся к себе внимательней – было очень странно видеть себя в прямоугольных очках, а не в круглых. Да к тому же так одетого. Черные вихры от чего-то не просто торчали во все стороны, а были длиннее, чем стригла его тетя Петунья, и слегка подвивались, из-за чего на голове хоть и был бедлам, но хотя бы не похожий на воронье гнездо. - Что-то не так… - пробормотал он. – Шрама нет!!! – он приподнял челку и потер место, где должен был быть шрам, наклоняясь близко к зеркалу – Нет! Может быть, если это параллельный мир, то мой шрам здесь достался Невиллу? – и тут он понял, что еще было не так: – Веснушки?!! – Гарри в ужасе посмотрел на полосу бледных веснушек, проходящую по скулам и пересекающую нос. От этого увлекательного занятия его отвлек щелчок и голос домовика: - Вы решили нарваться на наказание?! Ваши родители уже ждут вас! Пойдемте! – эльф схватил одной рукой парня за рукав, а другой щелкнул. На секунду весь мир померк перед глазами, свернувшись по спирали в одну точку, а потом резко развернулся обратно, только картинка была уже другая – коридор с голубыми обоями. - Скорее, к последней двери! Поттер повиновался, стремительно идя к указанной двери с улыбкой на лице. Он ожидал увидеть за дверью Лили и Джеймса Поттеров, но реальности было суждено жестоко обмануть его ожидания. Когда он открыл дверь, то почти в ту же секунду увидел молодую женщину в красивом платье; у нее были темно-русые волосы, собранные в сложную высокую прическу, и зеленые глаза, и она нисколько не походила на Лили Эванс. Он чуть было не отшатнулся. Женщина ласково улыбнулась ему, обняла его за плечи и легонько поцеловала в щеку. - Доброе утро, милый. - Доброе утро – откликнулся он, переживая свое разочарование. - Ты еле успел – еще чуть-чуть и ты бы опоздал на завтрак, – она помолчала немного. - Рейл! – позвала женщина, перед ней появился тот самый необычный домовик. - Да, миледи. - Пожалуйста, буди его пораньше, – сказала она, кивая на юношу – он чуть не опоздал. - Как прикажете, миледи. – Эльф коротко поклонился и со щелчком исчез. - Эх, лохматый ты мой! – ласково воскликнула женщина, проведя рукой по его непослушным вихрам. Гарри даже стало стыдно за свое разочарование в том, что это не Лили, и он одернул себя: «У тебя есть родители, у тебя есть мать, и она тебя любит, чего тебе еще нужно? Радуйся тому, что есть, или ты захотел к тете Петунье?!». - Садись. – Женщина указала рукой на один из стульев и в этот момент, сидевший во главе стола человек, которого не было видно за газетой, допил кофе, поставил чашку на блюдце и опустил газету. Парень еле удержался, чтобы не открыть рот от изумления. Не было никаких сомнений, что это был его здешний отец – он сидел во главе стола, а других мужчин в комнате не было – но Поттер никак не думал, что он будет выглядеть так. Первой его мыслью было: «Перси Уизли!», но потом он понял, что сходства мало, хотя оно все, же было. Мужчина был огненно рыжим (теперь было понятно откуда у Гарри веснушки!), его волосы слегка подвивались, на носу у него были очки в толстой роговой оправе, за которыми были видны ярко-голубые глаза. На нем тоже был классический костюм, только рубашка была со стоячим воротником, а вместо галстука был шелковый шейный платок с орнаментом в голубых тонах. Юноша успел заметить серебряные кольца – несколько на правой руке и два на левой, когда его застал врасплох вопрос: - Нельзя ли постараться быть более пунктуальным? – Гарри уже открыл было рот, но мужчина поднял руку, останавливая его, и пояснил: – Вопрос был риторическим. Садись, и давайте, наконец, приступим к завтраку. Женщина обошла стол и села по правую руку от главы семьи, Гарри сел на указанное ему место – по левую руку. На столе уже начала, прямо как в Хогвартсе, появляться еда, когда отец, как старался называть его мысленно наш герой, удивленно спросил у жены, оглядываясь по сторонам: - Дебора, а где Ри? – к слову, голос у главы семейства был очень приятный и мягкий. - Ри? Только что была здесь! Сию секунду! Правда у меня есть одна догадка… - Дебора приподняла край скатерти, нагнулась и заглянула под стол. Выпрямившись, она добавила – …и эта догадка не оправдалась. В этот момент в комнате с щелчком появилось что-то мельтешащее и послышался голос, по тону которого сразу стало понятно, что говорит какая-то нянюшка: - …И что за ребенок! Никакого покоя от вас родителям вашим нету! – Наконец мельтешение прекратилось, и парень смог разобраться в ситуации: домовая эльфийка, такая же странная как Рейл, держала вырывающуюся девочку лет десяти. - Миледи Дебора, миледи Дебора, я ее поймала, она пойти переодеться хотела, а я-то помню, что вы велели это платье на нее надеть! - Вот чего-чего, а хитрости тебе не занимать! Ушла потихоньку, пока родители говорили с братом? И от кого ты этому научилась? От этого самого брата разве что… - покачал головой рыжеволосый мужчина - Садись. Пока невысокая, огненно-рыжая и голубоглазая, как отец, девочка, с мелко вьющимися волосами, собранными в хвостики голубыми лентами, одетая в недлинное бело-голубое платье, обходила стол, Гарри пытался осознать тот факт, что у него есть сестра. Когда ему, наконец, удалось это, девочка, уселась и стала недовольно жаловаться никому в отдельности и всем сразу на свой наряд. - Нет, это не платье, а просто ужас какой-то! Я же в нем как кукла! Меня на улице остановит аврор и спросит, из какого магазина живых игрушек я сбежала! Papa, - сказала она по-французски – пожалуйста, разрешите мне переодеться во что-нибудь другое! – взмолилась девочка. - Розмари. Элеонора. Поттер. – Печатая каждое слово, сказал отец. Ри скривилась, услышав свое имя. – Немедленно. Прекрати. Ныть. Если твоя мать решила, что ты должна идти в этом платье, значит, ты пойдешь в этом платье. И точка. Возражения и попытки к бегству – отменяются, в противном случае, вся семья, до конца лета, будет называть тебя только полным именем и никак иначе. Ты меня поняла? - Да. – Буркнула девочка. Кажется, собственное имя не нравилось ей куда больше чем платье. - Что-что? Я не расслышал. - Да, Papa. - Хорошо. Ри надулась, а отец вернулся к еде и чтению газеты, которую он сложил пополам и положил на угол стола, между собой и сыном, так что какое-то время все молча ели омлет. За это время, Гарри успел, как ему казалось, понять, кем же он все-таки оказался. Мысль о том, что он в теле собственного внука была первой не абсолютно бредовой мыслью, пришедшей ему на ум. Правда, в этом варианте его смущал один момент – кто же тогда его жена, если его сын огненно-рыжий и похож на Перси? В голову лезла Джинни, но даже мысль о том, что это она, почему-то приводила его в ужас. Кроме того, если его дети живут настолько на широкую ногу, это можно объяснить только тем, что он сам играет с Малфоем в игру «Кто плюнет выше». А зная себя, Поттер мог сказать, что он скорее плюнул бы на Малфоя, чем стал бы играть с ним в эту игру. Тьфу ты! Получался уже какой-то каламбур… На этом месте его размышлений, Ри надоело дуться, и она ехидно сказала, как подозревал парень, болтая под столом ногой: - А сестрица Лизетт опаздывает… Поттер - младший застыл как громом пораженный, так и не донеся вилку до рта. Положив серебряный столовый прибор обратно на тарелку, он, моргая, уставился на хлебницу. «У меня есть еще одна сестра?!» - этот вопрос еще отдавался эхом у него в голове, когда Дебора обратилась к дочери: - Ри, прошу тебя, не дразни ее так. Ей же обидно. - Но ведь на Papa она не обижается! - Papa единственный на кого она не обижается. Пообещай мне, что больше не будешь ее так называть. – Девочка молчала. – Ну? - Обещаю. Обещаю, что больше не буду дразнить Лиз, Maman. - Хорошо, тогда я разрешу тебе снять ленты. - Правда? – глаза девчушки снова загорелись. - Правда,… - Спасибо, Maman! – она потянулась к волосам. - …но только после еды. – Закончила свою фразу женщина и добавила – И не перебивай взрослых, Ри! За столом снова стало тихо, и Гарри вернулся к своей недодуманной мысли. Хотя может это и не Джинни, а просто мамин рыжий ген проснулся через поколение… В таком случае я все-таки свой внук, определенно, хотя второй вопрос все так же без ответа… В этот момент послышалось цоканье каблучков, и дверь отворилась; парень повернул голову, желая увидеть свою новоявленную сестру, и, в этот раз по-настоящему, выронил вилку, которая со стуком упала на тарелку, и даже приоткрыл рот от изумления. В столовую вошла красивая девушка лет семнадцати, в красивом синем платье с закрытыми плечами. Она была натуральной блондинкой, ее волосы были завиты, или вились от природы, что было ясно по нескольким обрамлявшим лицо локонам – остальные волосы были собраны в какую-то неимоверно сложную прическу. У нее были голубые глаза, как у сестры и отца, и она надела небольшие серебряные сережки, с синими камнями, подчеркивающие цвет глаз. - Доброе утро, Papa, Maman. – Сказала она с порога и, пройдя дальше, заметила состояние Гарри и чуть насмешливо добавила, обращаюсь к нему: - Не думала, что так хорошо выгляжу, но спасибо за комплимент, братец. Кажется в этой семье обращение «братец» или «сестрица» были неотъемлемой частью подколок и подковырок между детьми. Но парень не особо обратил на это внимание - сейчас его занимало совсем другое. Он закрыл лицо руками, а потом, не открывая глаз, запустил пальцы обеих рук в волосы и взъерошил их привычным жестом. Он всегда взлохмачивал волосы, когда нервничал – это помогало ему расслабиться и сосредоточится. Лиз, устроившаяся на пустовавшем месте между матерью и сестрой, подумала, что если даже брат отреагировал на ее внешний вид, то, что будет, когда ее увидит Генри… Но юношу привело в такое смятение вовсе не ее красота, хотя она и в правду была красивой, и он признавал это. Он открыл глаза и посмотрел на, расположившуюся, почти что напротив, старшую сестру. Она была очень похожа на Лаванду Браун. Даже слишком похожа… Мысли метались в голове как загнанные зверьки: никто из семьи больше на нее не похож, даже мать, значит, внешность передалась от третьего поколения, следовательно, его дед, то есть он сам, женат на Лаванде… Эта мысль пугала его еще больше чем свадьба с Джинни, она не нравилась ему настолько, что он даже на одну секунду не желал допускать возможности, что это правда. Поэтому он сразу отогнал от себя мысль о том, что он свой внук. Но кто, же он тогда…? Отец не спеша дочитал какую-то статью в газете и лишь, потом поднял взгляд на свою старшую дочь. - Элизабет, как ты думаешь, Генри будет терпеть твои опоздания? – Девушка покраснела, ее, кажется, задели за больное. – И это ведь не в первый раз, когда ты опаздываешь к еде. Пожалуйста, не позорь меня хотя бы перед другими людьми. Рыжий мужчина продолжал что-то говорить, но парень уже не слышал его – на него снизошло озарение – он понял кто он. Он - Джеймс Поттер, он – свой отец. Все сходилось – костюмы и манеры были несколько старомодными, а Элизабет была будущей матерью Лаванды! - …так ты меня поняла? – закончил тем временем отец и, получив утвердительный кивок, спросил: - А после свадьбы вы с Генри будете жить с его родителями или в отдельном доме? Вы говорили на этот счет? - Да, мы думали, жить с его родителями, по крайней мере, по началу. - Хорошо, я понял. Гарри не особо запомнилось, о чем говорили после, все это было не особенно важно, потому что когда они уже вышли в прихожую и стали одеваться, отец попросил его принести забытую в столовой газету. Взяв газету, он уже направился к выходу из столовой, когда его взгляд зацепился за номер и дату выпуска, напечатанную в верхнем правом углу. 12 августа 1939 года. Он тяжело опустился на стул, ноги были как ватные. - Тридцать девятый год… я из девяносто шестого… это получается,… я переместился назад во времени на пятьдесят семь лет! Это что же из-за той неудачной попытки самоубийства? Меня ждут… надо идти… - он усилием воли заставил себя встать и вернуться в прихожую. Когда он вернул газету, мать сказала ему: - Мы можем опоздать, одевайся скорее, Клод. – Если бы она не смотрела при этом на него и не протягивала ему верхнюю мантию, он бы так и не понял, что обращаются к нему. «Клод?! Хотя… Клод… Клаус… как-то так звали деда… как-то на «Кл»… Значит я свой дед? Ну да, отец ведь родился в шестидесятом…» - эти мысли мелькали у него в голове, пока он застегивал крючки на темно-зеленой дорожной мантии – «Забавно, что моя первая теория, о том, что я свой внук, подтвердилась с точностью до наоборот – я свой дед…». - Альберт, - обратилась Дебора к мужу, - прошу тебя, сними эти очки, они такие жуткие, я никогда не любила эту роговую оправу! - Но, Дебора, дорогая, они удобные! – тяжело вздохнул мужчина. - Пожалуйста, одень эти очки. – Она протянула мужу аккуратные прямоугольные очки в тонкой оправе, похожие на очки самого Гарри. Тот тяжело вздохнул, снял одни очки и одел другие. Женщина удовлетворенно кивнула ему. – Думаю, пора отправляться. - Да. Пора. Юноша почувствовал, как невидимый домовик взял его под руку, и весь мир снова свернулся в одну точку, померкнув перед глазами. Вся семья, один за другим, с тихими щелчками появилась на подъездной аллее какого-то дома. Через несколько секунд из дома, им на встречу, вышел молодой человек лет двадцати, с каштановыми волосами, в коричневом классическом костюме. - Господин Поттер. – Он поклонился Альберту и поцеловал руку Деборе и ее старшей дочери – Госпожа Поттер. Элизабет. Рад засвидетельствовать свое почтение. Позвольте поприветствовать вас в доме моего отца и проводить внутрь. Когда они сняли в прихожей верхние мантии (и зачем их вообще надо было одевать?) и прошли в дом, то, наконец, увидели самих хозяев дома, в общем, уже не молодых людей. После всех официальных приветствий, отец сказал: - Лорд Браун, я прав, полагая, что вам, вашей леди-жене и сыну не доводилось раньше видеть двух моих младших детей. Позвольте, я представлю вам их. Мой сын – Клод Альберт Поттер и моя младшая дочь – Розмари Элеонора Поттер. - Я – лорд Брайан Браун – ответно представился старик – это – моя жена – леди Джулия, и мой сын Генрих. Я думаю пора приступить к обсуждению приготовлений к свадьбе. Все эти обсуждения свадьбы Генриха и Лиз были настолько скучными, что Гарри неудержимо клонило в сон и какая-то мысль, которую он все пытался додумать, постоянно ускользала от него. Наконец, его выслали из комнаты, отвести Ри в сад, и погулять с ней там, что бы она не мешала взрослым. На свежем воздухе голова его немного прояснилась и он, наконец, поймал свою мысль. «Если я свой дед, а Лиз женится на Брауне, значит Лиз – бабушка Лаванды, а не мать. Значит я, настоящий я, троюродный брат Лаванды, а этот я, ее двоюродный дедушка. Вот». Правда и это предположение вдребезги разлетелось спустя всего пять дней. Эти пять дней были одними из самых счастливых дней в жизни Гарри. Существование родителей и двух сестер было непривычным, но одна мысль о них заставляла улыбнуться. Это были не его родители, но они искренне и по-настоящему его любили, хотя отец и уходил после завтрака и возвращался домой только к ужину, уставший и с тяжелым от бумаг портфелем. Мальчик неожиданно для себя стал проводить много времени в домовой библиотеке – не меньше двух часов в день – нужно было узнать об обычаях этого времени и выучить этикет заодно с правилами приличия. Было очень неприятно слышать недовольство в голосе отца, из-за какой-то случайной оплошности. На шестой день пребывания Гарри в этом мире или в этом времени, кому как больше нравится, к нему за завтраком обратился отец, как раз закончивший разбирать утреннюю почту, которую принес ему на подносе домовик. - Клод, - парень, который никак не мог привыкнуть к своему новому имени, вздрогнул, - пришло письмо с официальной просьбой отпустить тебя на неделю в гости, ты предупреждал меня об этом приглашении. Мне очень жаль, я знаю, что вы лучшие друзья, но в связи с неожиданными семейными обстоятельствами я, боюсь не могу тебя отпустить. - Жаль… - Грустно сказал юноша, опуская взгляд в тарелку и напуская на себя грустный вид, хотя на самом деле радовался – этот лучший друг наверняка хорошо знал Клода и в пять минут догадался бы, что это не он. - Неожиданные семейные обстоятельства? – нахмурилась Лиз, - О чем вы, Papa? - Ваш двоюродный дедушка Джеймс умер. - О Господи! – воскликнула девушка; Ри предпочла промолчать, хорошо зная, что взрослые чаще всего считают все ее высказывания произнесенными не к месту и не ко времени. - Его похоронят в Америке, где он и жил большую часть своей жизни, нам не обязательно присутствовать на похоронах, но вечером мы отправимся на поминки. В данном случае, этикет позволяет нам недолго носить траур – всего две недели. - О, нет! – не выдержала, наконец, младшая из сестер, больше всего не любившая собственное имя и дресс-код. - Ри! – прикрикнула на нее мать. Вечером, напустив на себя несколько скорбный вид и стоя у камина в ожидании отца, Поттер понял, почему Ри так не любит траур. Это для него траурный вид заключался только в том, что на него надели все ровно то же что в гости к Браунам, только черного цвета, а на обеих сестрах и матери были черные шуршащие платья в пол с длинными рукавами и высоким воротником. Для непоседливой десятилетней девочки с таким характером как у Ри этот наряд приравнивался разве что не к аду. Когда отец, тоже в черном костюме и черной мантии, спустился вниз, все уже собрались там. - Поттер – мэнор! – четко произнес мужчина, бросая в пламя горсть летучего пороха и шагая в камин. Пламя горело зеленым так долго, что, все успели пройти вслед за главой семейства. Пока Гарри кружило в круговерти каминной сети, он успел подумать о том, что если они отправляются в мэнор, это значит, что сами они живут, по видимости, в Поттер – хаусе. Сириус к чему-то однажды рассказал ему в письме, что все детство провел в Блэк – хаусе, который стоит в Лондоне, а не в родовом мэноре. Когда парень вышел из камина, ему сначала заслепило глаза от количества свечей в громадном зале. Зал был полон людей, и все они были одеты в траурные одежды. Он молил все высшие силы, что бы эти люди были гостями, а не его родственниками – он просто физически не смог бы запомнить столько имен. Когда вся его здешняя семья вышла из камина, отец подошел к стоящим неподалеку и встречающим гостей людям – высокому худощавому мужчине, невысокой приятной женщине и юноше примерно возраста Гарри. Мужчина чем-то очень походил на Альберта Поттера, здешнего отца Избранного, но был более высоким, черноволосым и не носил очки. Женщина была невысокой, даже ниже своего стоящего рядом сына, и светловолосой, она казалась бы хрупкой, если бы не была немного полноватой. - Здравствуй, Чарльз. - Альберт. – Мужчины кивнули друг другу, и в этот момент стало абсолютно ясно, что они братья. После приветствия Чарльз, по всей видимости, хозяин дома, сделал странный жест, которого не делал со всеми остальными гостями – он поднял правую руку ,на которой было несколько перстней на уровень груди и Альберт сделал вещь еще более странную – прошептал «милорд», склонился к руке брата и поцеловал один из перстней. В этот момент, когда отец наклонил голову, Гарри увидел, как промелькнуло на лице новоявленного дяди выражение собственного превосходства и это очень не понравилось юноше. Мать подтолкнула его в спину, и он следом за отцом, который сейчас здоровался с женщиной, подошел к дяде. - Милорд. – Он склонился, впрочем, несильно, ввиду своего роста, и тоже поцеловал перстень. Затем подошел к женщине, поцеловал ей руку, пробормотав «миледи» и неожиданно услышал ее мягкий голос совсем рядом со своим ухом: - Не забывай, что когда рядом нет твоего дяди и кузена, ты можешь называть меня «Мия». Юноша посмотрел на нее чуть удивленно, но она лишь почти незаметно подмигнула ему. Он отошел еще немного в сторону и по примеру Альберта Поттера склонился перед парнем примерно своего возраста в полупоклоне. - Помни, что ты всегда будешь кланяться мне, а когда-то даже целовать мне руку. Не забывай об этом, Клод, не нарывайся в Хогвартсе. – От этого тихого холодного голоса по спине пробежали мурашки. «Ну а ты чего хотел? Все просто не может быть идеально, везде обязательно найдется свой «Драко Малфой», это неизбежно» - прошептал внутренний голос где-то внутри. «Ну, хорошо, что тут Волдеморта хотя бы еще нет, а «Драко Малфоя» мы как-нибудь переживем» - мысленно ответил ему Гарри, выпрямляясь, что бы посмотреть кузену в глаза. Взглянув в них, он резко отпрянул. И даже когда он отошел достаточно далеко, эти глаза все еще стояли перед взглядом. Темные, но не черные, а цвета топленого шоколада. Глаза такого красивого теплого цвета, которые смотрели так холодно. На секунду парню захотелось представить, как выглядели бы эти глаза, если бы смотрели на любимого человека. И как ни странно у него получилось. А потом он вдруг осознал, где видел это – фотография. Фотография его родителей, его настоящих родителей, а не этих, фотография, которая всегда стояла у него на прикроватной тумбочке. Та самая фотография, где Джеймс и Лили Поттеры кружились в вальсе. Какую любовь излучали теплые шоколадные глаза отца… - Клаус как всегда безумно противный. – Негромко сказала Лиз, останавливаясь рядом. - Клаус? – недоуменно переспросил Гарри. - Ну, да, Клаус, – Она указала кивком на их кузена, - Он, конечно же, не мог просто, как все нормальные люди поздравить меня с тем, что я скоро выйду замуж, ему обязательно нужно было сказать что-нибудь мерзкое и гадкое! Ему, видите ли, исполнилось шестнадцать и он теперь имеет право носить титул виконта! Возомнил себя пупом Земли! – зло прошипела Лиз. - Если бы мне можно было говорить, я бы сказала, что он всегда считал себя пупом Земли. – Произнесла подошедшая Ри и тут же закрыла рот двумя ладошками. - А почему тебе нельзя говорить? - Клод, а то ты не знаешь! Мне нельзя говорить, потому что я могу сболтнуть чего не надо, но не тащить меня на приемы нельзя по правилам этикета, поэтому меня таскают на подобные скучные собрания, на которых мне разрешено только здороваться, - девочка насупилась. - Да, и именно поэтому ты успеваешь поздороваться со всеми, а иногда и по два раза, так? – улыбнулась старшая сестра, явно вспоминая какой-то случай; младшая смутилась и пробормотала что-то вроде: «это было всего один раз, и тогда я еще была маленькая». К ним подошли родители, и отец коротко сказал: - Идем. Пройдя через весь зал, попутно останавливаясь, что бы с кем-то поздороваться, они оказались возле другого камина, обычного, не в полный рост. В пол оборота к залу, в пол оборота к огню в кресле с высокой спинкой сидел человек в годах. Он был высок и худощав, лицо бороздили глубокие морщины, по скуле проходил тонкий белый шрам, но серые глаза были ясными. Серебристые волосы мужчины были аккуратно зачесаны назад, а одет он был в черный с серебром камзол. Его пальцы были унизаны перстнями, он курил сигару, на подлокотнике стояла кованая пепельница в виде кленового листа с загнутыми краями. Когда семья Поттеры подошли к нему, люди вокруг расступились, а сам этот человек положил сигару в пепельницу и встал им на встречу. - Альберт… - чуть хрипло произнес он. - Отец! – воскликнул рыжеволосый мужчина, опускаясь перед стариком на одно колено и склоняя голову. - Альберт. – Человек легко скользнул рукой по вьющимся волосам сына и хотел коснуться его плеча, но мужчина перехватил его руку и прижал к губам. - Альберт, встань. – Он легко высвободил руку, взял сына за плечо и поднял с колен. Следующим к нему подошла Дебора. - Лорд Поттер, - Она по примеру мужа стала опускаться на колени, но старик взял ее за плечи двумя руками и, так и не дав ей опуститься перед ним, с удивительной легкостью для своего возраста, поднял ее на ноги. - Не стоит, Дебора, не дай этого, - мягко сказал он, продолжая держать руки у нее на плечах. - Сир Гарольд! – негромко воскликнула она, искренне улыбаясь. Он улыбнулся ей в ответ и мягко обнял, на несколько секунд прижав к своей груди. В этот момент Гарри понял, что следующий – он. Когда он подошел к своему здешнему деду и опустился передним на одно колено, тот не стал ему мешать, а лишь протянул руку для поцелуя. Когда юноша поднялся, пожилой человек легонько сжал его плечо и улыбнулся одними краешками губ. В то время пока Лиз с появившимся откуда-то Генри Брауном, просила у деда благословение на брак, ее единственный брат, который вовсе не был ее братом, спрашивал сам себя, встает ли перед кем-нибудь на колени Драко Малфой, всю жизнь крутящийся в аристократических высоко-светских кругах. Он заметил, что на перевязи у деда висит шпага и вспомнил, как назвала его мать «Сир Гарольд», не «Сэр», а именно «Сир». Значит, дед все-таки был рыцарем и принадлежал к какому-то рыцарскому ордену. Ри и вовсе не стала пытаться кланяться, просто сразу кинулась деду в объятья, а он чуть приподнял ее над полом и поцеловал в макушку. Кажется, она была его любимицей. На какое-то время «Клоду» разрешили остаться подле деда, и за это время он понял, что всю жизнь мечтал именно о таком деде – высоком, худощавом, но сильном, строгом, но с лучистыми морщинками вокруг глаз и чертиками, порой пляшущими в самих серых глазах. А еще он выяснил, к какому ордену принадлежит дед. По краю медали, висевшей у него на груди, Гарри прочел: «Орден Мерлина I степени, за особые заслуги перед отечеством». Когда пришло время уходить, Ри вся уже извелась от скуки, «сестрица Лизетт» хотела еще остаться, поскольку никак не могла наговориться со своим ненаглядным Генри, а Клод, то есть Гарри, просто очень устал. Пока они шли к транспортному камину вглубь зала, у Гарри всплыло в памяти имя кузена. Не Дадли, Клауса. Клаус… Ему вспомнились собственные мысли в свой первый день пребывания здесь. «Клод… Клаус… как-то так звали деда… как-то на «Кл»… Значит я свой дед? Ну да, отец ведь родился в шестидесятом…». Кузена зовут Клаус… - Точно. – Внезапно выдохнул он вслух. - Ты что-то сказал? - Нет, Papa, ничего. «Точно», - повторил он, уже про себя, – «Я не свой дед, я двоюродный брат своего деда!». И в этот раз он, наконец-таки, был прав. 7. 09. 2013.