Пятьдесят семь

Гарри было хреново. Точнее говоря, Гарри было очень хреново. Его, когда он выносил мусор, в очередной раз подловили в узком проулке дружки Дадли во главе с самим кузеном и сильно избили. А он даже не смог ничего сделать! — Ничтожество! Я ничтожество! — парень со злостью пнул комод. — Я бессильный человек! Я никчемный волшебник! Я не могу справиться даже со своим пятнадцатилетним кузеном–магглом! В нем внезапно поднялась долго копившаяся волна злости и раздражения и хлынула наружу. — Я не могу ни-че-го!!! А вы, — он обернулся кругом, как будто вокруг него была аудитория, — вы все хотите, чтобы я сражался с Волдемортом! Вы хотите, чтобы я победил величайшего темного волшебника современности!!! Почему я?! Почему?! Почему не Невилл Лонгботтом, не Рон Уизли, не Драко Малфой?! Почему не бывалый, опытный аврор?! Почему я?! Потому что я «Избранный»?! А вы никогда не думали, что я от этого отнюдь не в восторге?! Что моя «избранность» часто выходит мне боком?! Вы даже ни разу не спросили меня, а хочу ли я сражаться с Волдемортом! А надо ли оно мне? А если мне и вправду это не нужно?! Если меня вполне устраивает такой расклад, где Темный Лорд захватывает Магическую Британию?! Если так?! Что вы тогда будете делать?! ЧТО ТОГДА?! Из глаз полились слезы. Он только что кричал в полный голос и теперь чувствовал себя опустошенным. Голова кружилась, но он остался стоять. Наверх с грохотом взбежало все семейство Дурслей и остановилось, толкаясь, на пороге его комнаты. Они смотрели на него странно и испуганно. Он представил, как выглядит со стороны: без малого пятнадцатилетний подросток в поношенной одежде не по размеру и поломанных очках, весь в синяках, ссадинах и кровоподтеках, как после побоев, всклокоченный и с дорожками слез на щеках. Он неожиданно даже для самого себя полубезумно расхохотался и резко замолк. Невесть откуда взявшаяся палочка в его руке мелко дрожала. Бесцветным, ровным, ничего не выражающим голосом он, четко проговаривая слова, отпечатал: — Вон. Или я убью вас всех. Было в его голосе что-то такое, из-за чего в их глазах появился страх, что заставило Дурслей съежиться и уйти, тихо прикрыв за собой дверь. На секунду Гарри в голову пришла абсолютно нелепая мысль: — Сколько раз Волдеморт точно так же выгонял своих подданных, когда его терзали сомнения о правильности его поступков? — юноша даже прошептал это вслух. Он упал спиной на кровать и так и остался лежать, глядя в потолок; по щекам катились слезы. Он что-то беззвучно шептал одними губами. — …Прости, Сириус… Хагрид, прости… Рон, Гермиона, и вы тоже простите, хотя вы, так же как и все, виноваты в этом… Мама, Папа, простите меня, пожалуйста, – то, что я сейчас совершу, сделает вашу смерть бессмысленной, но зато теперь мы будем вместе… Он поднял палочку, дотронулся кончиком до виска, набрал в грудь побольше воздуха и резко выдохнул: — Авада Кедавра!.. Перед тем как все закрутилось в водовороте ярко-зеленого цвета, в его сознании промелькнуло всего две мысли: «Оказывается, это даже не больно…» и «Ну вот и все. Теперь я свободен».