Галльская сказка

Время летело неумолимо. Казалось, будто кто-то невидимый нанизывает каждый день на нить судьбы, создавая ожерелье для любимой женщины. Ночные птицы кричали всё громче, дождь становился холоднее с каждым восходом солнца, а промозглый ветер ощущался даже на согретой пламенем огня скамье. Несмотря на то, что Сайофра накрывалась на ночь тёплыми выделанными шкурами и подолгу грела руки у огня, ей было невыносимо холодно. Она промерзала настолько, что к утру не могла пошевелить губами, поэтому время от времени девушка напевала сама себе детские песенки и хлопала в ладоши, чтобы разогнать кровь по телу. Тёмными ночами делать это было страшно. Боясь пошевелиться, она прислушивалась к каждому шороху за закрытой дверью и подолгу замирала, если ей чудились какие-то звуки. Больше всего Сайофра боялась вновь услышать колдовскую мелодию, которая чуть не погубила её у реки. Каждое утро девушка настежь открывала дверь, чтобы увидеть дневной свет и порадоваться пережитой ночи. Иногда она ложилась спать в первой половине дня, чтобы просидеть настороже всё темное время суток. Из-за того, что режим сбился окончательно, под глазами у Сайофры залегли тёмные круги – вестники недосыпа. Теперь, глядя в отражение на воде, девушка видела себя полноценно больной. Уже можно было не притворяться. Она многое бы отдала сейчас, чтобы уйти из страшного дома обратно к семье и жить там, но мать строго запрещала появляться у неё на глазах, чтобы не разнести хворь по детям и соседям. Лучше бы тогда она принесла воды! В один из дней, когда всё селение вело подготовку к завтрашним проводинам, Сайофра вышла подышать свежим воздухом. Измученная и уставшая, она не стала надевать надоевший платок, позволив волосам лечь на плечи неспокойной белокурой волной. В этой части поселения никто не ходит – можно и простоволосой походить. Девушка окинула взглядом покосившийся старый двор. Всё пришло в упадок после смерти праматери Кианнэйт. Дом пустовал из-за своей дурной славы, поэтому молодожёны предпочитали лучше селиться в построенных собственными руками жилищах, чем обживать это. Когда праматерь умерла, скотину сразу разделили между родственниками и перегнали, а хлева разобрали на строительный материал. Теперь в поросшем сухой травой дворе остались только разбросанные повсюду худые расщепленные дощечки и всякий мусор, который даже любопытные сороки не подберут. По ночам высокая трава шелестела и пугающе шуршала, чем только добавляла тревожности. Как здесь жила Кианнэйт долгие годы? Про неё ходили разные слухи. Праматерь была одной из тех, кто прожил настолько долгую жизнь, что никто из живших в её последние годы селян не мог доподлинно рассказать о Кианнэйт ничего. Мать говорила, будто прабабка прожила три века и ещё пять лет сверху. Это было настолько много, что даже не умещалось в голове. Про детство праматери Сайофра практически ничего не знала, так как застала её лишь в глубоком детстве и расспросить не додумалась. Изибил любопытством не страдала, да и желанием что-то рассказывать Сайофре тоже. Почему-то именно сейчас, стоя в заросшем и заброшенном дворе, девушке стала безумно интересна жизнь умершей праматери. Из воспоминаний о ней остались лишь морщинистые теплые руки, ласково заплетавшие старшей дочери Изибил косички, мягкий голос, полный любви и нежности к ребёнку. Погрузившаяся в воспоминания девушка не сразу заметила направленный на неё взгляд холодных серых глаз. Ударивший порыв ветра привёл её в чувство, и Сайофра, приглядевшись, заметила у поворота к общей улице Августина, который задумчиво смотрел на неё. Что ему в тепле не сидится? Ходит, бродит, вынюхивает что-то для своего Рима. Девушка покачала головой и прикрыла уши волосами на всякий случай. Она поспешила зайти в дом, чтобы не играть в гляделки с чужим воином. Кто их, римлян, знает? Ночь выдалась неспокойной. Никак не удавалось удобно устроиться на тесной лавке и плотнее завернуться в шкуры, чтобы холод не пробирал до костей. Иногда Сайофре казалось, что он шёл изнутри, рождаясь где-то под грудью и растекаясь по телу неуправляемой волной. После неудачных попыток уснуть девушка устремила глаза в потолок, рассматривая паутину и настил из сухой травы, который пробивался сквозь старые бревна. На стене справа висело ожерелье из корней самолуса, которое праматерь не снимала никогда. Интересно, для чего оно ей было нужно? Или это какой-то колдовской подарок? Хотелось снять и рассмотреть получше, однако девушку останавливал страх перед неизведанным. После случая у реки Сайофра стала осторожнее относиться ко всему, что её окружало. Внезапно ей послышались какие-то звуки. Тут же сев на скрипнувшей от резкого движения лавочке, девушка прислушалась. Ничего не слышно. Показалось. Как только она снова легла на скамейку, звук повторился. Сайофра замерла и в наступившей тишине услышала только своё бешено бьющееся сердце, которое, казалось, сейчас выпрыгнет из груди. Вдруг она услышала чьи-то приглушенные крики на улице. С каждым мгновением они становились всё тише и тише, как будто взывавший к помощи удалялся от людского селения. Девушка решительно встала со скамьи. Быстрым движением выбив искру в не до конца потухшую охапку сухостоя, она накинула на себя плащ и, дождавшись пока огонь полностью осветит помещение, открыла дверь. Страх липкими пальцами охватывал сердце, сдавливал дыхание и шептал где-то в глубине души, что она должна остаться в доме. Однако, Сайофра понимала, что в беде мог оказаться кто угодно и если она не сможет помочь сама, то хотя бы приведёт помощь из селения. Луна вышла из-за облаков и осветила двор, в котором мирно качалась на ветру сухая трава и стояла гнетущая тишина. Лишь шуршание сухих листьев напоминало о том, что вокруг живая природа. Сайофра решительно двинулась за пределы двора. Дом стоял на склоне и это было большим преимуществом. Открывался вид на лес, реку и даже часть остального селения. Девушка вгляделась в обволакивающую темноту. Истошный крик повторился где-то на склоне, ведущем к реке. Не раздумывая больше ни на миг, Сайофра бросилась туда. Стараясь двигаться как можно тише, постепенно она начала различать в темноте едва видимые фигуры. Одна из них была существенно больше другой и казалась в обманчивом свете луны неестественно сгорбленной. Спрятавшись за высоким сухостоем, девушка скинула закрывающий обзор капюшон и едва подавила крик. По склону, передвигаясь на двух ногах, волокло римского солдата уродливое существо, больше напоминавшее героя из кошмарного сна. Огромное сгорбленное создание, рыча, тащило за собой чужого солдата. Оно было завернуто в различные тряпки, из которых торчали худые и сухие чёрные руки с огромными когтями, волочащимися по земле. Лицевую сторону головы Сайофре не удалось рассмотреть. Единственное, что она запомнила отчётливо, были горящие алые глаза, словно тлеющие угли догорающего костра. В голове истерично билась мысль о том, что если она сейчас попытается отбить у Кат Ши несчастного, то сама последует за ним. От напряжения тело моментально затекло. Нога Сайофры соскользнула с выступающей кочки и шумно проехалась по сухим свалявшимся веткам. Кошачья ведьма резко остановилась. Создание из безумного кошмара подняло своё уродливое лицо и издало пронзительный звук, похожий на истошный крик умирающего в канаве лося. Сайфора тихо сглотнула и пригнулась пониже к колючей траве, молясь только о том, чтобы тварь не заметила её. Девушка замерла на месте, наблюдая, как два силуэта исчезают среди расступающихся перед лесным монстром деревьев. Когда они скрылись в чаще, страх начал понемногу отступать и Сайофра на негнущихся ногах отправилась обратно к селению. Вздрагивая от каждого шороха, девушка поднялась по склону и увидела, что огонь в её доме потух. Сам он потухнуть не мог – кто-то специально сделал это. Сайофра поняла, что медлить больше нельзя. Ей стало слишком страшно. Усилием воли заставляя себя переставлять ноги, девушка быстрым шагом направилась к дому родителей, чтобы сообщить о случившемся этой ночью. Сайофра понимала, что ей скорее всего никто не откроет. Карнуты верили, что по ночам, особенно перед праздниками, никому нельзя было открывать, даже если голос был до боли знакомый. Так могли одурманить злые духи или опасные альвы, готовые в любой момент похитить наивного человека, решившего открыть дверь. Однако, попытаться стоило. Римский солдат хоть и был врагом для жителей селения, но даже он не заслужил смерти от когтей и клыков Кат Ши. В селении стояла мёртвая тишина. Глубокая ночь убаюкивала уставших людей, обнимая их своими огромными чёрными крыльями. Слышен был только шелест засыхающей травы и стук первых капель начинающегося дождя о плотные крыши больших домов. В некоторых дворах тревожно мычала и топталась на месте скотина. Через какое-то время замолчала и она. Сайофра тревожно оглядывалась по сторонам, улавливая глазами любое движение на улице. Идти становилось всё тяжелее. Казалось, что темнота сгущается вокруг тела и, словно большое болото, не даёт двигаться дальше. Девушка отдышалась. До дома родителей оставалось совсем немного - ещё парочка домов и она на месте. Собрав всю волю в кулак, Сайофра сделала два шага и упала на колени, не в силах двинуться дальше. Темнота нависла над девушкой, сдавливая и поглощая несчастную в своих объятиях. Она с трудом подняла голову и посмотрела вперёд – туда, откуда доносилось конское ржание и звон колокольчиков. В самом конце длинной улицы виднелся высокий статный всадник на серебрившемся в свете луны коне. Он гарцевал, словно красуясь перед обездвиженной Сайофрой, и каждое движение неизвестного ночного гостя сопровождалось переливчатым звоном волшебных колокольчиков. Рассмотреть ни лицо, ни одежду визитёра девушка не смогла. Она заметила только одно – в свете луны существо не отбрасывало тени, как и его лошадь. Раздался звон сотни других колокольчиков где-то в глубине Чёрного леса. Всадник, повернув волшебную лошадь, тут же поскакал на зов остальных эльфов. Напуганная до дрожи Сайофра поднялась на ноги. По щекам девушки катились слёзы. Она понимала, что это было всего лишь предупреждением. Девушка должна молчать об увиденном, иначе даже подумать страшно что будет дальше. На всякий случай она попробовала сделать шаг в сторону родительского дома и снова ощутила невидимую преграду, которой становилась сама тьма. Вытирая мокрые солёные дорожки на лице и лихорадочно размышляя об увиденном, Сайофра медленно побрела обратно к дому Кианнэйт. Альвы защищают Кат Ши. Вот почему убить кошачью ведьму невозможно – она их подданная. «Не удивлюсь, - злобно заметила про себя девушка. - Если это мерзкое создание крадёт людей для ещё более гнилых тварей – эльфов, которые потом забавляются с несчастными». Мысли путались и расползались в разные стороны. Сайофра подумала о том, почему именно сейчас альвы захотели скрыть похищение человека Кат Ши. До этого кошачья ведьма хозяйничала и без покровительства волшебных созданий. Боятся римских солдат? За размышлениями девушка не заметила, как добралась до пустого холодного дома. На входе она чуть не запнулась о лежащую на пороге вещицу – тонкий гребень из коровьего рога, расписанный точно также, как злосчастная альвийская дудочка. Утро праздника началось с криков Августина. Взбешённый центурион во второй раз пересчитал солдат и убедился, что одного не хватает. Это было уже слишком. Отправивший своих людей на поиски, он дождался Бойрикса и принялся проводить расследование самостоятельно, обходя все подозрительные места. Слишком много совпадений за эти тринадцать дней пребывания римлян в проклятой варварской деревушке. Подозрительная хозяйка дома постоянно проверяет сигнальный инструмент, за который боится куда больше, чем за собственную жизнь. Отправляет под странным предлогом девку в одинокий дом на склоне, где любой адекватный хозяин собак жить не оставит. Уж не идеальное ли место для встречи с заговорщиками? Теперь они все говорят про какой-то безумный праздник, в который нельзя выходить из дома ночью. Не ловушку ли готовят подлые карнуты? А теперь пропадает один из солдат. Возможно он увидел то, что не должен был, и теперь покоится на дне какой-нибудь выгребной ямы. Проклятые галльские твари. Каждая подобная мысль злила Августина всё сильнее. Он целенаправленно шёл к дому на склоне, полный уверенности в том, что Сайофра как-то замешана в этой истории. Подозревать девушку причины были. Сначала она появляется у границы Чёрного леса, которого так боятся карнуты. Даже у друида это вызвало опасения. Прекрасное место для встречи с сообщниками. Теперь мать картинно отправляет её жить отдельно подальше от селения, сославшись на лёгкий кашель. Морочить голову вздумали! Как будто он, Августин Туллий Северус, не в состоянии догадаться, что ими был спланирован заговор, целью которого является оцепление деревни соседними воинами и уничтожение спящих римлян во временных домах, а Сайофра просто передаёт им информацию, прикрываясь болезнью. То-то же у неё синяки под глазами от недосыпа. Некогда спать, если к тебе каждую ночь заговорщики приходят! Варварский план по устранению с родной земли римской центуры вырисовывался на глазах. Нужно было лишь подтверждение. Неоспоримая деталь, которая объяснила бы всё. И она нашлась. Вошедший без стука в покосившийся старый дом, Августин принялся осматривать жилище, не обращая внимание на возмущенные реплики Сайофры, которые мужчина всё равно не понимал. Стоявший у двери Бойрикс объяснил девушке происходящее и немного успокоил, о чём-то её попросив. Вдруг взгляд центуриона упал на светлый гребень, лежавший около соседней скамьи, где была вырыта маленькая ямка ножкой лавки, идеально подходящая для гребня. Орнамент гребня был точно таким же, как и на дудочке. Хотела спрятать и не успела? Августин взял его в руки и повернулся к девушке. - Откуда это? – он поднял гребень повыше. Бойрикс перевёл слова центуриона девушке. Та поплотнее закуталась в льняной серый плащ и дрожащим голосом сказала: - Я не знаю, - искоса поглядывая то на одного, то на другого, тихо ответила Сайофра. – Я нашла его на дороге вчера. - Хватит врать! – Августин бросил гребень на пол. – Говори правду! Кто приходил к тебе ночью?! Откуда эта вещь?! - Я правда не знаю, это не моё! – чуть ли не плача, оправдывалась подозреваемая. Центурион злобно посмотрел на Бойрикса. Тот хотел что-то сказать в защиту селянки, но римлянин остановил его жестом. Голова кипела. Поняв, что так от девушки Августину правды не добиться, он сказал недовольно поджавшему губы воину: - Запрягай своих лошадей, Бойрикс. Мы едем в соседние деревни. Будем искать до тех пор, пока не найдем горе-мастеров, изготавливающих вещицы с таким орнаментом. Наступив на гребень, римлянин вышел из дома, оставив расколотый на две части альвийский подарок лежать у порога. Пошёл первый снег. Жители селения удивленно поднимали глаза в небо и гадали, что за странности происходят в этом году. Никогда на проводины не было снега, он начинался строго после проведения праздника. К тому же, первый снег каждый год выпадал мягкий, пушистый и красивый, а этот бил по телу ледяной застывшей моросью и сковывал холодом всё лицо, заставляя прикрываться рукавом во время подготовки костров. Скотина встревоженно кричала, бешено вращая глазами и не желая сидеть в загоне. Молодые быки бодали рогами хозяев и ломали калитки, выбегая на улицу, где носились кругами, не разбирая дороги. Лошади вставали на дыбы, сбрасывая сбрую, пытаясь затоптать хозяев и сломать заграждение, мешающее им выйти. Такого селение ещё не видело. Встревоженный друид Андекамул нервно ходил вокруг святилища, ожидая ответа от духов и преподнося им различные предзимние дары от озабоченных сложившейся ситуацией селян. Поспрашивав у людей о том, не совершал ли кто чего неподобающего в адрес лесных созданий, мужчина убедился, что всё в порядке. Тогда в чём же дело? На что прогневались покровители? Друид покачал головой и в очередной раз окинул взглядом святилище, в которое он приходит вот уже два века подряд. Ограждённое небольшим забором, оно представляло из себя четырёхугольный участок земли, в центре которого находился жертвенный алтарь – глубокая яма. Над ней были врыты четыре колонны, слабо защищающие от ветра. На данных колоннах держалась покатая крыша, которая не допускала проникновение дождя и снега к дарам. Когда закалывали быка или барана, то через эту яму духи земли получали долгожданную кровь, а лесные покровители довольствовались толстой шкурой и потрохами. Андекамул услышал странный шум. Повернувшись, друид обомлел, наблюдая, как треснувшая колонна упала в жертвенную яму, утянув за собой три других сооружения. Крыша с грохотом обвалилась, преграждая путь к алтарю, разобрать который теперь было достаточно сложно в одиночку. Одной рукой прикрываясь от мерзкого ледяного снега, друид попятился назад к тропинке, ведущей на склон, чтобы предупредить селян о надвигающихся плохих переменах. Старую Изибил колотила мелкая дрожь. Пытаясь загнать неуправляемую скотину обратно в хлев, женщина чуть не лишилась жизни несколько раз, уворачиваясь от рогов и копыт. Приказав детям сидеть в доме и не выходить во двор даже за водой, она выбежала на улицу попросить помощи у знакомых мужчин, так как Луэрн ушёл помогать во двор к Айомхаиру, жившему в самом начале улицы. Однако, на улице стоял такой шум, что было сложно докричаться до кого-либо. Все пытались справиться со своими животными. Судорожно оглядываясь, женщина стояла в растерянности и лихорадочно думала, как поступить. Что же происходит? Словно какое-то наваждение нависло над всем селом. Казалось, что прямо сейчас небо рухнет на землю и придавит своим телом всех жителей. Огромные тучи низко повисли над домами, готовые в любую секунду вновь накрыть их леденящим душу и тело мелким снегом, больно бьющим в лицо. Изибил мерещилось, что с каждым мгновением эти тучи становились всё темнее и темнее, превращаясь в одну массу, растекающуюся по небосводу. Вдруг в голове промелькнула догадка. Вспомнив о старшей дочери, женщина быстрым шагом пошла к дому на окраине. Утренние события совершенно выбили её из колеи. Пропажа римского солдата, обыск, резкая смена погоды и поведения животных – всё это дало о себе знать сильной головной болью, которая только увеличивалась с каждым шагом. Поросшая к дому травой дорожка петляла и казалась невыносимо длинной, словно кто-то специально оттягивал момент встречи с дочерью. Старая Изибил тяжело поднималась по склону. Ей чудилось, что сухая трава тянула свои крючковатые ручонки к ботинкам и цеплялась за них, мешая идти. Она потрясла головой, разгоняя дурные мысли. Дверь в дом была настежь распахнута. Покачиваясь на ветру, она болталась из стороны в сторону, практически срываемая мощными порывами со старых металлических петель. Пыль летела во все стороны, словно кто-то невидимым веником сметал её с крыльца и разбрасывал в высокий сухостой. Женщина зашла внутрь, оглядывая пустое помещение. Тревога волной накатила на Изибил, заставив присесть у крыльца и поднять с пола разбитый гребень молочного цвета из отполированного рога. Соединив две разбитые части, она поняла, что же послужило причиной такой обстановки в селе. Поломанная вещица была очередным подарком от альва. На верхней части старого гребня изображены высокие продолговатые фигуры волшебных существ, одетых в многослойные яркие одежды. На руках у эльфов виднелись браслеты из золота, инкрустированного разноцветными камнями. Их длинные светящиеся волосы падали шёлковой волной до самых пят и играли при солнечном свете. Изибил закрыла глаза. Ей захотелось снова стать маленькой девочкой и спрятаться под старую бабкину лавку у топки, где её никто и никогда не тронул бы. Она прекрасно понимала, что может быть дальше. Он слишком горд, чтобы простить. Слишком бессердечен, чтобы забыть. Слишком чужой, чтобы сжалиться над ними. - Пожалуйста, - трясущимися руками женщина поднесла гребень к губам и расплакалась, обращаясь к тому, чей образ запрещала себе вспоминать уже долгие годы. – Не делай этого. Холодный ветер, словно пощечина, ударил её по лицу. На миг Изибил показалось, будто на стене виднеется чья-то высокая тень стоящего позади неё существа. Тут же вскочив на ноги, она резко обернулась, прижав остатки гребня к груди, но в дверном проёме никого не было. Женщина устало прислонилась к косяку и вытерла кулаком бегущие по щекам слёзы. Медленно приближался момент, когда придётся заплатить за всё. - Старая Изибил, - идущий из леса друид Андекамул зашёл во двор. – Как поживает твоя захворавшая дочка? Ты же говоришь она слишком больна, так чего стоишь, как на танцах? Всё селение хочешь заразить? И так несчастий полна кладезь! - Её сейчас нет в доме, - с трудом выговорила женщина. –Наверное по воду вышла. Друид с подозрением посмотрел на нее и сказал: - По воду говоришь? – он задумчиво оглядел двор и кивнул на пустое ведро. – А что ж она у тебя, в ладошках её носит? Изибил не нашла что ответить. Она с силой захлопнула дверь и быстро поговорила: - Всё, надо идти. Не до разговоров мне! Андекамул преградил односельчанке дорогу. - Э, ты особо не спеши! – старик внимательно посмотрел на разломанный в её руках гребень. – Это что у тебя за диковинка? Не припомню чтобы у нас такие делали. Или у дочери своей нашла? Изибил почувствовала, как в голову ударила кровь. В голосе друида чувствовалось подозрение, которое он даже не старался скрыть. - Ну-ка дай посмотреть, - Андекамул выхватил у неё из рук одну часть гребня и грустно усмехнулся. – Так вот где проблема! У меня под носом, а я и не видел. Откуда гребень у Сайофры, а?! Неладная девчонка, ещё с дудки той проклятой всё началось. Я всегда знал, что она у тебя с альвами знается! Женщина проглотила подступавший к горлу ком и дрожащим голосом произнесла: - Ничего подобного, моя дочь ни с кем не знается! Я этот гребень нашла и случайно разломала, мне и отвечать за это. Вдруг выражение лица друида резко изменилось. Он поднял руку до уровня груди и произнес: - А девка-то твоя всегда с платком ходила, - Андекамул пытливо заглянул ей в глаза. – И уши свои чуть что прикрывала. Я думал, уродство врождённое, может смехоты ровесников боится. А тут альвийские вещички ей стали подбрасывать… Изибил вскрикнула: - Она не подменыш! Уродливые уши, ну и что? У Битана в тот год дитя с шестью пальцами родилось. Никто его дитя подменным не считает. Старый друид невесело рассмеялся и оперся на свой посох, рассматривая гребень. - Подменыш? – он хмуро посмотрел на женщину. – Сама понимаешь, что несёшь, глупая баба? Что я, не знаю какими подменные дети вырастают?! Нееет, здесь не этим дело пахнет. Помню я, ровно шестнадцать лет назад, Луэрн ходил искал тебя по деревне. Нигде не мог найти. Старая лисица Кианнэйт тогда тебя прикрыла, чтобы никто до правды не мог доискаться. А я сразу заподозрил что-то не то. Вот во что моё молчание вылилось! Андекамул потряс половиной разломанного гребня. Ответить Изибил было нечего. Ей казалось, ещё одно слово друида, и она упадёт на землю замертво от чувства стыда и страха. Непрошенные слёзы подкатывали к глазам женщины, заставляя поднимать голову вверх к безучастному тёмно-серому небу, чтобы не разрыдаться. Руки затряслись и предательски выронили вторую часть гребня. Слишком долго она носила в себе эту грызущую тайну, чтобы сейчас твёрдо стоять на своём. Так тяжела была душевная ноша, что иной раз хотелось лечь на дно реки с увесистым камнем и не вынырнуть больше никогда. Сейчас этого хотелось особенно сильно. - Сжечь тогда тебя стоило, плутовка, вместе с твоим нагулянным ребёнком! – продолжал старик. – С альвами спуталась и думала никто не узнает? Всё Луэрну расскажу, как только дойду до вашего проклятого дома. Пусть все знают правду! Раз уж спастись от альвийского гнева никто не сможет, так хоть накажет народ виновных. Друид Андекамул плюнул под ноги молчавшей односельчанке и, круто развернувшись, отправился сквозь безразлично шелестящий жёлтый сухостой к выходу со двора. Однако, покинуть территорию дома старику не было суждено. Безудержный порыв ветра сбил его с ног, отчего несчастный упал лицом на вбитый в землю деревянный кол, прижавшись к сырой безмолвной земле. Изибил закричала и, подбежав к старику, бессмысленно замельтешила вокруг него, пытаясь то ли поднять, то ли привести мужчину в чувство. Она могла поклясться, что, когда заходила во двор, этого кола там не было и в помине. Изо рта друида пошла пена. Он отчаянно вращал глазами, словно безумный, и размахивал руками, отталкивая от себя Изибил. Из несвязного мычания и всхлипов старика женщина уловила фразу, которую боялась услышать всю свою жизнь: - Ты породила чудовище...-прохрипел еле слышно Андекамул. Изибил снова почудилось чье-то присутствие за спиной. Обернувшись, она никого не увидела, но уловила в воздухе знакомый аромат цветущего вишневого дерева и лаванды, который преследовал её каждый раз, когда она случайно погружалась в блаженные воспоминания ночи в Чёрном лесу. Аромат, въевшийся в её память до самого основания. Она знала, что он принадлежит прекрасному и ужасному лесному созданию, заманившему юную девушку в свои лесные чертоги. Августин Туллий Северус никогда не верил в погодные приметы и считал это полной чушью, которая была придумана для лентяев, желающих оправдать своё бездействие. Возможно в какой-то степени так оно и было, но все-таки центуриону пришлось признать собственную неправоту в данном вопросе после того, как он усадил юную варварку перед собой, дождался медленного Бойрикса и проверил готовность сопровождающих его вооруженных солдат. Прохладный осенний ветерок сменился на бьющий в лицо мерзкий снег вперемешку с ледяным дождём. Всё это месиво нещадно хлестало по лицу и мешало даже просто держать голову ровно, не говоря уже о чём-то большем. Ужасная погода соответствовала месту проживания варваров и их подлой натуре. Бойрикс должен был ехать впереди, чтобы показывать остальной процессии дорогу к соседним сёлам, но его взбалмошная кобыла то и дело брыкалась или вставала на дыбы. Августина это порядком раздражало, и он спросил у воина на чём основан выбор такой неудобной лошади. Растерянный галл отметил, что кобыла впервые ведёт себя так странно и возможно чует волков или медведя. Может, Бойрикс специально тянет время, чтобы заговорщики успели подоспеть к назначенному сроку? Центурион продумывал самые худшие варианты, которые могли развернуться в ближайшее время, и ни один из них мужчину не радовал. По мере их продвижения вглубь лесного тракта, накатанного лошадьми и повозками, Августин всё чаще оглядывался на высокие склоны по бокам, ожидая нападения галлов со всех сторон. Уж не ему ли знать, насколько трусливые племена любят атаковать именно так. Просмотру мешал ужасный снегопад. Римлянин предполагал, что в лесу его должно было стать меньше, так как раскидистые ветви различных деревьев обычно препятствуют даже мелким осадкам. В местных исполинах мужчина особо не разбирался, однако определённую красоту в диких лесах всё же не отметить не мог. Было что-то привлекательное в этих сырых и холодных местах, где ни один цивилизованный человек жить не станет. От мыслей центуриона отвлекла девчонка. Не успевшая толком одеться, она напоминала облитого холодной водой суслика, которых Августин в своё детство гонял по полю вместе с другими детьми. Осадки хлестали её не меньше остальных, оставляя на щеке с подветренной стороны красные полосы. Волосы Сайофры постоянно норовили залезть воину то в глаза, то в рот, поднимаемые порывами ветра. Простоволосые дикарки! Он поморщился. Никогда бы Августин не выбрал себе в жёны такую отвратительную женщину, которая не знает элементарной причёски и вкуса в одежде. Да и откуда местным девкам что-то знать о моде? У них здесь своя культура, которую римлянину никогда не понять. Он грубо перебросил волосы девушки ей на плечо, всем своим видом показывая раздражение. Она в свою очередь повела себя не как взрослая и благоразумная женщина. Вместо того, чтобы заплести свои кудри, она перебросила их обратно на спину, практически ему в лицо. Возмущенный Августин был готов схватить Сайофру за волосы и скинуть с лошади за непослушание, однако сдержал себя и с трудом успокоился. Это всего лишь дикарка. Нужно быть терпимее. Вдруг его отвлекла одна деталь. Раскидистый дуб, стоявший на склоне справа, уже встречался им ранее. Здесь же Августин сбросил с коня ненужные нарезки из плотной ткани для обматывания рук, которые уже истончились и не представляли никакой ценности. - Стоять! – рявкнул римлянин, пришпоривая коня. – Почему мы ходим кругами? Ты специально меня ими водишь, галл? Морщась от моросящего снега, Бойрикс спрыгнул с лошади и прошёлся на пять шагов вперёд. Присев на корточки, мужчина взял в руки пожухлые листья и нахмурился. - Я не понимаю, - наконец изрёк он. – Мы уже должны быть на месте, но почему-то пришли туда, где уже проходили. С трудом подавив в себе волну гнева, Августин провёл рукой по гладию и многозначительно посмотрел на провожатого. - Советую тебе немедленно вспомнить дорогу, - он с силой сжал скулы и посмотрел на Сайофру. – Иначе вам обоим придётся несладко. Словно поняв о чём говорил римлян, девушка, стуча зубами от холода, повернулась и посмотрела ему в глаза. На мгновение Августина кольнуло неприятное чувство то ли стыда, то ли злости на сложившуюся ситуацию. Быть может, он погорячился в своих мыслях, и если бы Сайофра была римлянкой, то у неё имелись все шансы заинтересовать центуриона. Однако, этого не случилось и нужно принимать реальность такой, какая она есть. Возможно ситуация с гребнем вышла не самая логичная. Подарил кто-то деревенской девке гребень и что с того? Оказал знак внимания, так сказать. Внутри снова неприятно кольнуло при мысли о возможном ухажёре. Отступать уже поздно. В конце концов, он обязан всё проверить и вывести карнутов на чистую воду во имя не только своей центуры, но и всего Рима. Немного смягчившись после данных рассуждений, Августин решил, что всё же женщина остаётся ею в любом племени, поэтому он снял свой плащ и накинул на трясущуюся от холода девчонку. -Мне сейчас невыгодно, чтобы она простыла сильнее и померла, - аргументировал он свои действия и посмотрел на Сайофру. – Ты ещё не всё рассказала. Бойрикс перевёл девушке слова центуриона. Идти дальше становилось невозможно. Ветер задул с такой силой, что несчастные лошади с трудом передвигали ноги, раздражённо покачивая из стороны в сторону продолговатыми мордами. Он срывал с деревьев сухую жёсткую листву и, словно специально, кидал её в лицо сбившимся с дороги путникам, закрывая обзор. Снег противно таял на волосах, стекая по лицу и шее на спину холодными промозглыми каплями, которые совершенно не теплели от человеческого тела. - Нужно поворачивать! – громко крикнул Бойрикс, ехавший впереди. Центурион протёр одной рукой залитые растаявшим снегом глаза и вгляделся в открывшийся перед процессией пейзаж. Длинная аллея из потемневших от сырости мокрых дубовых великанов выглядела устрашающе. Старые деревья цеплялись друг за друга, создавая пологую крышу из раскидистых длинных ветвей. На сучках ещё виднелись редкие скорченные листья, которые не успел или не смог сорвать бешеный ветер, несущийся даже сквозь плотную самодельную «крышу» длинной аллеи. Создавалось впечатление, будто дубы высажены специально много веков назад. Внутри живого сооружения клубился непроглядный туман от земли и до верхних ветвей, создавая иллюзию прохода в иной мир – жестокий, мрачный и совершенно неподготовленный для человека. - В чём дело? – пересилив чувство нахлынувшей тревоги, крикнул Августин галльскому воину. – Это всего лишь тоннель из деревьев. Кобыла Бойрикса встала на дыбы и заржала, перебирая в воздухе передними копытами. Чудом удержавшийся в седле воин досадливо сплюнул на мокрую землю и вытер со лба надоедливую морось. - Нам дальше нельзя! Это проход в Чёрный лес, альвийская ловушка! – попытался объяснить мужчина. – Если пойдем этой дорогой, то все погибнем. Гнев снова накатил на центуриона мощной волной. Оскалившись, Августин вытащил меч и громко закричал: - Хватит с меня вашей чуши! – его глаза покраснели от набегающей с волос влаги. – Пугать своими выдумками вздумал?! Езжай давай! Повисла тяжёлая тишина. Лес громко зашумел, шелестя голыми ветвями и злобно перешёптываясь между собой. Ехавшие сзади Августина воины переглянулись и опасливо осмотрелись, словно боялись нападения со спины. Тревога нарастала. Дубовая аллея грузно заскрипела в такт остальному лесу, перебирая сплетёнными ветвями и ожидая замявшуюся процессию. Каждый ощущал опасность, притаившуюся в тумане. Казалось, что сама смерть бродит где-то среди серых непроглядных клубов, стелящихся по мокрой земле, и готова в любой момент протянуть костлявые руки к сбившимся путникам, навеки оставив их в холодном забытом лесу. Лошади отказывались идти дальше. Августин приказал привязать животных к растущему неподалёку крупному кедру, чтобы в случае возвращения не идти пешком до села. Он был уверен в том, что лошади просто боятся узкого пространства дороги, которая им предстоит. - Ещё не поздно повернуть, - тихо сказал варвар. – Вы не понимаете, что творите. Раздражённо блеснувший глазами Августин ничего не ответил. Вместо этого он многозначительно кивнул на узкую туманную дорожку. Бойрикс неохотно ступил на сырую промерзшую от снега землю, которая разъезжалась под ногами из-за непрерывной льющейся с неба мороси. Ветер с каждым шагом становился всё холоднее, агрессивно нападая на лицо и оголённые руки. Туман сомкнулся за спинами людей, преградив им дорогу обратно. - Не теряйте друг друга из виду, - напряжённо сказал галл. – Потеряетесь и больше не найдете дорогу из этого проклятого места. Августин усмехнулся. Кого этот сумасшедший собирается напугать? Да, туман не самый приятный, но это всего лишь природное явление и мистики в нём быть не может. Мысли проскакивали одна за другой, пытаясь успокоить бешено бьющееся сердце мужчины. Объяснить накативший страх он не мог. Возможно, россказни Бойрикса повлияли на него, и теперь римский воин опасался встретить нечто похуже вооруженных карнутов. Сайофру трясло. Девушка шла рядом с центурионом и мечтала только об одном – сбежать. Исчезнуть из этого страшного места и оказаться дома у разожжённого большого огня, на котором шипел бы медный котелок с огромным куском мяса в наваристой похлёбке. Волосы её промокли насквозь и теперь напоминали вымоченные зерновые колосья, висевшие паклями над бледным лицом. Зуб на зуб не попадал. Грубое домотканое платье больно тёрлось о заледеневшее тело и сковывало движения ещё больше, чем обычно. Наполовину оторванный от подола кусок болтался в ногах и вызывал соблазн избавиться от него, но для этого стоило остановиться, чего Сайофра не сделала бы даже под страхом смерти. Не хватало ещё потерять из поля зрения идущих рядом мужчин. Кожаные сандалии скользили по земле, норовя уронить свою хозяйку в грязь. Девушка тихо вздохнула, пытаясь подавить нарастающее в груди чувство паники. Туман, казалось, становился всё ближе и ближе, вклиниваясь между идущими плечом к плечу людьми и отдаляя их друг от друга. Скрипящие над головой ветви громко выли, создавая ощущение большого туманного пузыря, в который попала маленькая процессия. Постепенно деревья исчезли из виду и вокруг осталась только клубящаяся молочная дымка. На глаза наползала пелена. Внезапно стало тепло и спокойно, будто исчезли все проблемы, которые доставляли хлопоты и переживания. Сайофра довольно зажмурилась, не прекращая движения. Её уже не беспокоил подол своего платья, потеря попутчиков и чернеющая по бокам магическая аллея, которая появилась здесь не случайно. Мысли медленно ползли в тяжёлой голове, словно звенья огромной металлической цепи. Закрывались глаза. Девушка подняла голову вверх, подставляя лицо непонятно откуда взявшемуся солнцу, согревающему её замерзшую кожу. Ощущая покой и умиротворение, Сайофра забыла обо всём, что происходило за гранью её сознания. Куда-то пропал холодный ветер, неприятная морось и маленький противный снег, больно бьющий по телу. Осталась только она и всепоглощающий туман. Вдруг что-то больно ударило Сайофру по руке и потянуло за собой. С трудом проморгавшаяся девушка вновь вернулась в реальный мир, совершенно отличавшийся от нахлынувшего прекрасного наваждения. Всё замелькало перед глазами, превращая происходящее в сплошную кашу из криков, ощущений и действий. Краем глаза Сайофра заметила, как туман поглотил одного из римских солдат, в то время как второй воин лежал на земле с размозжённой головой. На губах несчастного застыл неизданный крик, последний в его мимолётной жизни. Оглянувшаяся на бегу девушка успела заметить, как труп исчезающего в тумане воина утягивает за собой неведомое ей существо, разглядеть которое было практически невозможно. Сайофра до последнего надеялась, что за руку её тянет Бойрикс. Схлестнув с лица мигом налетевшие ледяные капли, она попыталась разглядеть в тумане своего спасителя, который не бросил девушку в аллее смерти. Попытка успехом не увенчалась. Истошно завывающий ветер закладывал уши и поднимал откуда-то взявшуюся в сыром пространстве сухую пыль, застилающую глаза. От бега горело в груди. Сайофра уже не разбирала дороги и направления, покорно догоняя своего попутчика, железной хваткой вцепившегося в её покрасневшее запястье. Казалось, в груди поднимается огромный огненный шар, который спалит всё тело уставшей беглянки, если она сделает ещё хотя бы один шаг. Запнувшись за злосчастный подол, девушка упала лицом в промозглую грязь, больно ударившись второй рукой об острый камень. - Я не могу больше бежать, - хрипло выдохнула она. Спаситель слушать её не хотел. Наклонившись к Сайофре, Августин поднял девушку за руку и кивнул на светлеющий вдалеке выход из альвийской аллеи. Не до конца понимая, какие чувства её одолели – разочарование или удивление – Сайофра из последних сил заставила себя побежать навстречу долгожданному выходу.