В Ад и обратно

      Что изменилось с момента моего переезда в Швецию? У меня, наконец, появились друзья. Ни те, с которыми ты видишься лишь по учебе, как это было в университетские времена, совершенно другие. Которые, если нужно будет, привезут лекарства, когда болеешь. Удивительно, но я совершала подобный подвиг. С которыми ты можешь свободно провести выходные, съездив за город или просто зависнув в клубе, знатно напиваясь, после чего, вы как помирающие амебы валяетесь в разных уголках у кого-то дома.       Я стала более независимой, когда стала зарабатывать на жизнь сама. На самом деле это настолько же приятно, насколько и трудно. Приятно потому, что тебе не приходится клянчить денег у кого-то, а тяжело, потому что утром не можешь отодрать свою тушку от кровати с первого звонка будильника. А просыпаться ведь нужно не только ради себя, но и ради маленького существа, что живет теперь со мной. Плюс ко всему, я обещала себе пробежки по утрам, но иногда позволяю себе заменить их на пешие прогулки.       Я сидела, вглядываясь за горизонт и попивая шампанское. Очередная встреча прошла на «ура» и теперь можно было немного расслабиться и насладиться морским пейзажем. В обязанности помощника Александра Нильсена входят такие привилегии как: большая зарплата, премии и командировка на Гавайи. Да, возможно мне и не удалось насладиться всеми красотами этого места, но это лучше, чем ничего.       — Очень устала? — начальник подкрался незаметно, расположившись на диванчике напротив.       — Есть такое, — выдохнула мягко я. Сегодня я окончательно позволила себе расслабиться, сняв неудобные туфли и подогнув ноги под себя, — кажется, я даже дома так не работала так много.       — Неожиданно это слышать.       — Не, ну а что? Такое красивое место, а я просидела в номере за документами или в ресторанах с нудными дядьками и их женами.       Нильсен мягко рассмеялся, от чего у меня тепло где-то снизу разлилось и мурашки побежали.       — Я немного не это имел ввиду, ну да ладно. — Он отпил из своего бокала янтарную жидкость, а затем продолжил, — Зато все переговоры прошли хорошо и оставшийся день можешь провести как пожелаешь.       — Правда? — с надеждой спросила я, на что швед лишь кивнул.       Мы просто наслаждались тишиной. Тишиной на его яхте. Встреча была неформальной, заказчики хотели увидеть товар лицом и Нильсен его с радостью продемонстрировал. Если честно, мне было поначалу страшно, ну мало ли, вдруг акулы, или того хуже Мегалодон какой-нибудь, который проглотит нас и не заметит. Или ураган. Или водоворот. Метеориты никто не отменял, который, судя по всему, должен был прилететь именно в нас.       И вот он, идеальный момент чтобы поговорить, все выяснить, но мне страшно. Не знаю почему. Может, не хочу слышать о том, какой сукой и эгоисткой я была? Из рассказов некоторых лиц, я сделала о себе именно такие выводы.       — Алекс, — робко произнесла я. В прочем, это все, что я могла из себя выдавить. Я не знала, как начать, что спросить, как реагировать, но знала, что нужно. Прежде всего, для меня самой. Он смотрел меня, выжидающе, прожигая арктическими омутами, от чего я потерялась ещё больше. — Черт, даже не знаю с чего начать.       Руки предательски дрожали. Пришлось вцепиться мертвой хваткой в фужер, дабы хоть как-то контролировать себя.       — Начни с главного.       — Мы ведь встречались раньше? — Самый тупой вопрос. Почему я его задала — не знаю.       — Ну, если это можно так назвать, то да.       — Я просто, ну, знаешь… Черт, это сложнее, чем я думала.       — Расслабься, Харрис, не съем же я тебя.       — Я не могу расслабиться! — выдала резче, чем хотела бы, — Я кое-что помню… Из того, что было между нами. Знаешь, мне ведь даже спросить не у кого о своем прошлом. С Элизой и Данте мы в самых ужасных отношениях, в каких могли бы состоять, а друзья, не такие уж они мне и друзья, как оказалось. Какой я была, что любила, о чем мечтала…       Александр молчал, как мне показалось вечность, но на деле не прошло и минуты. Он задумчиво вглядывался в бокал с элитным виски. Я наверно в тысячный раз пожалела о том, что вообще завела этот разговор. С одной стороны — больно вспоминать некоторые моменты, глядя на себя со стороны. Хочется просто спрятаться в панцирь под названием «амнезия» и никогда оттуда не высовываться. Просто жить и строить новую жизнь.       Но с другой стороны — мне необходимо знать все, хотя бы для того, чтобы не повторять старых ошибок.       — Честно говоря я не знаю, что тебе рассказать. Ты не очень откровенничать любила, но мне кое-что удалось из тебя выпытать.       Он победно ухмыльнулся, будто знать обо мне что-то, что не знают другие, какое-то достижение. Хотя, может для него, так и было.       — Ты с ранних лет не ладила со своей семьей. С тех пор, как погибли твои родители, перешла на попечение своей тети, которой откровенно было плевать на тебя, как бы жестко и жестоко это не звучало. Тебе хотелось внимания с ее, сначала ты пыталась привлечь его своими достижениями, затем хулиганством. Ты делала это неосознанно, говорила, что тебе плевать, но это не так. Никогда не было. Ты хотела, чтобы тебя видели, любили, уважали и применяла не самые верные методы. А когда полюбили, — он замолчал, а мне его молчание показалось вечностью. Если честно, я не на это надеялась, начиная этот разговор. Думала он расскажет о любимом цвете или блюде, но он нырнул гораздо глубже. Куда даже я нырнуть боялась. Кажется, во время его монолога, я даже дышать не смела. Он знает такие интимные подробности моей жизни…неужели настолько любил? — Когда я тебя полюбил, ты лишь отталкивала. Я правда не понимаю этого. Может ты боялась привязаться, может просто тебе этого не нужно было. В любом случае я этого не узнаю.       — Почему?       — Раз ты спрашиваешь меня о себе, значит не помнишь и того, почему мы расстались. — Блин, логично же. — А во-вторых, я не хочу уже этого знать.       — Почему? — Да, блин!       — Мне неинтересно, — холодно ответил он и как-то уж сильно поставил бокал на стеклянный столик.       Почему это так обидно прозвучало?       — Ты столько обо мне знаешь. Я никогда не задумывалась о таких вещах.       Интересно, а сколько я знала о нем? Видела ли что-то глубокое или…       — Ты исполнил свою мечту. Стал заниматься любимым делом, строить яхты.       — Ты это помнишь?       — Да. Помню, как подарила тебе этот брелок. Чтобы он отвез тебя к твоей мечте. Кажется, я сказала, что яхта способна привести человека к счастью.       — Да, было такое, — на этот раз он улыбнулся искренне и открыто. Эта улыбка очаровательна. Я невольно даже зависла на ней, пытаясь запомнить каждую деталь в нем. Из тех немногочисленных картинок что мелькали у меня в голове, такой улыбки я не помнила. Я надеялась, что это память меня подводит, а не то, что я не способна подарить кому-то счастье.       Делала ли я вообще, хоть раз его счастливым? Ведь когда любишь, тебе нравится дарить положительные эмоции человеку. Да в принципе, ты любишь любую его эмоцию, потому что принимаешь его любым. Он меня, похоже, принимал. А я нет. Не принимала ни его, ни себя, ни кого-либо еще.       — Прости, что все так вышло.       — И ты прости, если что не так было.       Вот она, конечная остановка в наших отношениях. Теперь мы сможем нормально взаимодействовать в офисе, без всякой неловкости или недосказанности. Хотя вряд ли Нильсен чувствовал ту самую неловкость. Все-таки не он сам на своих чувствах играл.       — Ты не была готова к отношениям, а я видимо слишком давил.       Стоп. Стоп. Стоп. Вот все же хорошо шло, нет? Что значит, не готова?       — Под «не готова» ты, что имел ввиду?       — Ну, я же говорю, пыталась обратить внимание на себя, одним словом — вела себя как ребенок.       — Вела себя, как ребенок? — Кажется, я и в тот момент себя так вела, ну да ладно. — Нет, ты говорил о моих детских травмах и так далее, но я не назвала бы это ребячеством или капризами.       Что бы вы понимали. Я ненавижу эту фразу. Меня триггерит: Аннет всегда начинала отчитывать меня именно с нее. Попрекала, что я сижу на ее шее и тому подобное. Даже после аварии, первое что она сделала, это отругала меня за то, что я попала в аварию. Вместо поддержки, вместо того, чтобы спросить, как я себя чувствую, она просто наехала на меня. И тут снова это «Ты вела себя как ребенок».       — Агата, давай не будем…       — Что? Капризничать? Потому что именно это делают дети, когда им что-то не нравится, да?       — Вот об этом я и говорю. Ты слушаешь только себя! Зачем ты вообще меня о чем-то спрашивала если тебе все равно?! — швед распалился не на шутку. В его глазах полыхало ледяное пламя. В офисе он тоже бывал до жути злым, что я подходить боялась, но не настолько. По коже побежали мурашки, а инстинкт самосохранения упрямо твердил остановиться, ведь, по сути, он ничего такого не сказал, но меня уже было не остановить. — Вот поэтому у нас с тобой ничего не вышло. Нам не по пути. У нас в жизни ценности разные. Я семью хотел, детей, а ты…       Он прервал свою гневную тираду, но слишком поздно. За живое задеть успел.       — Может я тоже детей хотела?! Может хотела нормальную семью! Ты хоть раз меня вообще спрашивал о том, чего я хочу?! — Наши крики наверно весь причал слышал. Он продолжал молчать, видимо осознав, что наговорил лишнего. По сути, мы оба наговорили, ну разве это уже имеет значение? — Знаешь, что, Нильсен? Иди ты к черту, придурок!       Если не знаешь, что в ссоре сказать бывшему — назови придурком и пошли куда подальше, что собственно я и сделала. Я в порыве злости ничего придумать не смогла, эмоции так захлестнули, а мозг и вовсе отключился. Перед уходом, заметила, как глаза шведа округлились от моей не совсем удачной фразы.       Да бы избавиться от неприятного осадка, после «конструктивного» общения с Алексом, я решила отправиться в бар отеля. Я смотрела в одну точку пытаясь переварить все, что произошло. И несмотря на то, что в ссоре виноваты оба, кошки на душе скребли нещадно. Внутри все больше разрасталась пустота, которая, как я думала, больше не даст о себе знать. В последний раз я чувствовала ее, когда плакала в своей комнате в Бишоп Мэнсоне, не в силах принять то, что никому из своей семьи, своих друзей я не нужна. Я была абсолютно потеряна и дезориентирована. Психолог помогал с трудом, как раз он и натолкнул меня на мысль сменить обстановку.       — Мисс Харрис, добрый вечер, — незнакомый голос вернул меня из моих мыслей, и я обернулась. — Мистер Хаксли, помните меня?       — Ах, да, простите, сразу не признала. Сложный день выдался. Добрый вечер.       Мистер Хаксли был моим лечащим врачом после аварии.       — Понимаю, — он мягко, как-то по-отечески даже улыбнулся,       — Какими судьбами?       — Да вот, чертова конференция, — начал ворчать он, чем вызвал у меня искреннюю улыбку. — Слава Богу скоро на пенсию, хоть отдохну. Вы как? Как самочувствие?       — Намного лучше, чем было, благодарю. Это ли не профессионализм — помнить болячки своих пациентов?       — Сложных пациентов, а точнее, с осложнениями.       — Осложнениями? У меня осложнения были?       — У вас была довольно сильная травма, вы чудом выжили. Тем более после выкидыша, вам необходимо было пройти курс лечения, дабы в будущем не было проблем с зачатием и вынашиванием ребенка. Если же вы решитесь на этот шаг, то лучше от начала и до конца быть под контролем специалистов. — Выкидыш? О чем вы говорите? — я почувствовала, как конечности стали холодеть и подрагивать. Кажется, даже кислород перестал поступать в легкие. — Да, ваша тетушка вам не рассказывала? На момент аварии вы были на шестой недели беременности.