Морское проклятье

Дитя Негонской пропасти

***

Океан жесток. Жестоки и его обитатели. Бескрайние просторы его вод всегда были наполнены опасностью, а та порождала ненависть и жадность. Ривен вкусил его проклятья, будучи ещё неразумным младенцем. В его погибели виновна вовсе не буря, не тайфун и даже не несчастный случай. На дно морское его опустила человеческая жестокость. Женщина выбросила за борт корабля безгрешное дитя. Маленький тканевый сверток с кричащей в нем крохой плюхнулся в воду слово мусорный мешок. Детский плач быстро захлебнулся, и хрупкое тело ребенка медленно опустилось сквозь лазурный поток. Всё ниже и ниже... к самым глубинам, пока тьма не приняла его душу. Одному лишь богу известно, что заставило мать отречься от сына своего. Ривен не помнил, как всё это было. Он даже не успел узнать, что такое «быть человеком». Зато море дало ему почувствовать, что значит «быть живым». Пусть лишь на кроткое мгновение, но океан услышал его отчаянный зов. Увидел его барахтанье в простынке. Его... желание жить. А потому дитя познало вкус благословения, что стало его же проклятьем. Рок судьбы опустил младенца в самый глубокий желоб океана, и проклятье не знало, как помочь столь хрупкому созданию выбраться из непроглядной тьмы. Он был слишком слаб и немощен, и никто в округе не мог ему помочь. Тогда-то и родился в этой пропасти Негонский дьявол. То, что некогда было детским плачем, превратилось в пронзительный рёв. Малютка получила длинный хвост, острые как бритвы когти, свой вечный свет во мгле и, кажется, всё могущество бездны в одной лишь глотке. Настолько страшен был крик новорожденного тритона, что едва ли не весь океан ощутил ужас, услышав вопль словно из самых недр преисподней. Так и появилась легенда о морском чудовище, что поселилось в тех краях. Ни один хищник, ни один любопытный пловец не осмелился приблизиться к полному костей желобу, где, вопреки байкам и россказням, вовсе не чудовище бесновалось, а в течение многих лет в неистовстве и исступлении пытался выбраться маленький морской черт. К слову об исступлении... Оно-то и было причиной его крика. А также беспамятства. Когда ребенку удалось вскарабкаться чуть выше, откуда его зоркие глаза уже различали края морского желоба, наваждение слово пропало, и дитя обрело свое сознание. Спустя пару лет после своей печальной смерти. Да, лишь спустя пару лет это создание очнулось от кошмара и оглянулось, оказавшись в полной неизвестности. О том, кто он и почему был прозван сущим дьяволом, ему рассказали исполинские моллюски. Вернее каким-то неведомым образом он понял, что ему пытались сообщить эти древнейшие создания. Гигантские клыкастые раковины, намертво приросшие к стенкам пропасти, поведали о том, что был он когда-то кусочком человеческого мяса. Желанным, вкусненьким, но внезапно обратившемся в нечто настолько страшное и несчастное, что даже древние прониклись признанием. Юному Ривену было страшно подниматься в неизвестность одному, а посему он забрал с собой новорожденных моллюсков, еще не успевших прирасти к скалам. Древние молюски любили его, как члена семьи, и были вовсе не против, чтобы их молодняк познал жизнь на вершине, где пищи побольше, а морские течения теплее. И когда Ривену удалось выбраться со дна Негонского желоба, он поселился в пещере у самой расселины. Пещера была укрыта костями, что нависли над пропастью, словно мост. А внутри было темно и комфортно. Там он и проводил всё свое время, когда море озаряло слишком много света. Для глубинной твари, которая не должна была познать вершин океана, природа не предусмотрела механизмов защиты, отчего солнце сжигало кожу и плоть этого дьявола, словно тот был вампиром. Впрочем, он был проклятым, а не древним, и остатки человечности не позволяли тритону умирать ожогов. Те были весьма болезненны, но не критичны. Однако кому в здравом уме придет мысль нарочно подвергать свое тело опасности, когда можно переждать в темном укрытии, а затем выплыть на охоту, когда над морем сгущаются сумерки. К слову, в той же пещере юный удильщик и поселил своих моллюсков. А те, разжирев на хорошем питании и вымахав до размеров своих отцов, стали активно плодоносить жемчугом. Вскоре дно этой пещеры было устлано костями, жемчужинами и… жемчужными костями. Странно, конечно, но молюски не шибко хотели переваривать кости скормленных им утопцев. Они куда охотнее покрывали их жемчужным секретом, после чего выплевывали. Так в море появилась диковинка: жемчужные черепа. Многие коллекционеры и русалки-торговцы мечтали получить ходить один такой черепок, однако мало кто осмеливался подплыть к краю Негонии и встретить там хозяина бездны. Впрочем, смельчаков с хорошим товаром для бартера ждал успех. Других же бедолаг ожидала лишь смерть от голодных моллюсков и других тварей, бдящих за спокойствием моря у глубин.

***

Пещера удильщика всего за пару морских циклов наполнилась всяческими сокровищами океана: от огромных жемчужин и сверкающих костей, до таинственных находок со дня океана. Однако для Ривена самой главной драгоценностью всегда оставались «песни моря». Под водой можно было насладиться откликами прибоя, воем тайфуна, приглушенным грохотом дождя или даже голосами китов. Но мир полнился не одними лишь звуками природы. Песни моря иногда тонули в шуме и гвалте, доносившимися со стороны скал и островов, где проживал проклятущий человеческий род. Гудение машин, какие-то вечные крики, скрежет грузовых контейнеров из дешевого металла, бряцанье выброшенных банок в океан. Всё это Ривен просто ненавидел. Впрочем, к своему стыду и несчастью, среди этой какофонии он слыхивал и то, что откровенно нравилось ему. Правда житель океана понятия не имел, что могло издавать такие разные и чудесные звуки. Иногда Ривен слышал эти звуки с проплывавших мимо кораблей. А иногда слышал, как голоса сухопутных тварей перекликались с этими звуками, будто играючи. Морской дьявол тщетно искал объяснение этому явлению, но мало кто знал что-то... о песнях и музыке. Русалки и тритоны всегда использовали свой голос либо как призыв на помощь, либо как эхолокацию. Посему удильщик был одинок в своем необычном увлечении. Впрочем, его одиночество и невежество длилось не вечно. Однажды мимо Негонской впадины проплывала жуткая странница из далеких северных вод. Её голова была укрыта чем-то вроде медузьего колокола, а хвост просвечивал кости насквозь. Она была очень древней хтонью, однако Ривену угрозы не представляла: по крайней мере, сожрать его она уж точно не пыталась. Скорее, интересовалась его безделушками, хранящимися в пещере у бездны. Обменивая игральные кости на жемчужные черепа, та странница заприметила и «музыкальные инструменты», как она тогда их назвала. В самом деле, морской черт специально собирал предметы, которые были способны издавать приятные звуки. В его коллекции нашлось много таких вещей: музыкальная шкатулочка с ручкой, сломанная скрипка, флейта пикколо и даже старинная шарманка. Он даже не мог вообразить себе, что все это было создано руками человека. Однако, когда древняя рассказала ему об этом - Ривен разгневался и в порыве ярости выбросил все музыкальные инструменты в бездну. Он не хотел, чтобы его связывало хоть что-то с двуногими тварями. Он напрасно надеялся, что эти безделушки - дело рук подводных мастеров или же их потерянных предтеч. Ну неужели во всем океане не найдется ни одного тритона или русалки, что поймет его увлечение музыкой?! Тогда, заметив понурый вид одинокого удильщика, странствующая дева поведала ему одну легенду о сиренах. Якобы в море иногда рождались русалки, что были способны голосом своим покорять сердца и умы. Их сладостные песни могли одурманить, а жалких людишек и вовсе свести с ума. Сирены из легенд были могущественны, но в то же время хрупки и прекрасны. Если кто-то и понял бы тягу Ривена к «странным звукам», то только поющие сирены. Увы, в море эти девы больше не встречались, ведь древние не просто так пожирают себе подобных. Люди им нужны для накопления человечности и продления жизни, а вот другие проклятые могли стать источником для новых способностей и сил. Так, желая владеть разумом слабых, исполинская хтонь с охотой истребила всех сирен, отчего те стали всего лишь легендой. По иронии судьбы Ривен и сам был чем-то похож на сирену. Его способность, прозванная обитателями моря как «рокот бездны», была весьма могущественна и тоже влияла на умы. Правда, она не очаровывала красотой. Скорее наводила ужас, вселяла страх и трепет перед чем-то неизведанным. Оттого Ривен по себе знал, каково это - быть целью охоты для жадных до власти хранителей моря. Но он был сильным и мог постоять за себя: ни один напавший древний так и не сумел его сожрать. Напротив, они были с позором повержены, и слухи непобедимом удильщике громом прокатились по окрестным водам. Сирены же, судя по описаниям из легенды, были крайне хрупкими созданиями. Эдакие «кисейные барышни», готовые от малейшего дуновения ветерка рассыпаться жемчужной пылью по камням. И пусть Ривен не питал интереса к красивым, но пустоголовым рыбкам, эта легенда зажгла в нем интерес. Вернее, породила маленькую, но сокровенную мечту: услышать однажды голос создания, что поет прекраснее всех на свете. Настолько прекрасно, что заставляет жалких людишек бросаться в воду насмерть. Встреча с той древней была началом всех перемен в жизни юного удильщика. Именно после её откровений, учений и рассказанных легенд Ривен стал внимателен к окружающим звукам. Именно так он познакомился с Набу, который застрял в трубе и звал на помощь (труба искажала его голос, превращая зов рыбы-меча в крик какого-то ктулху). Именно так он заметил крохотную русалку-парусника, что прокралась в его владения, хвостом задев шуршащую подвеску из костей под сводами пещеры. Именно так он услышал звуки баяна, на котором восседал владелец свалки. И именно так он нашел однажды… сирену.

Бонус. Встреча с Набу.

С обратной стороны трубы торчала жопка рыбы-меча, но вытянуть тритона за хвост не получалось. Тогда Ривен стал думать, что же просунуть в трубу, чтобы помочь ему зацепиться. Никакой веревки рядом не наблюдалось. Зато нашлась длинная палка с двумя острыми концами. Эту палку Ривен и просунул в трубу, чтобы бедолага схватился плечи острога, как за ручку, а затем удильщик потянул его наверх. Так-то Ривен и встретил Набу — своего лучше друга. А также в тот день он нашел острог — орудие для ловли рыбы, которое Набу обозвал вилкой. К слову… рыба-меч был пойман людьми-браконьерами спустя два морских цикла после той истории с трубой. За это время Набу успел стать слишком важным для Ривена и Лейлы, которой меченосец даже успел сделать предложение быть «рыбкой мечты». С момента его погибели океан подле Негонской бездны действительно наполнен лишь болью, отчаянием и ненавистью к людям. Тот край обходит стороной любой моряк… любой ценой.