***
Она любила стоять под дождем. Любила, когда дождь заставал ее в самых неожиданных для нее местах, ласково щекоча капельками ее лицо и приветствуя ее только ему свойственным образом. Стоя под дождем, она улыбалась тому, как все с висками и криками разбегаются в жалкие укрытия, которые только создают видимость крыши, а на самом деле тоже пропускают часть свежей влаги. Любила смотреть, как счастливая детвора, громко смеясь бегала по лужам. Она бы и сама сейчас выбежала из этих чёртовых стен больницы, но...физически, ну никак не может себе позволить такого удовольствия. Под дождем просто невозможно считать себя несчастливым, по крайней мере, так считала она. Ведь только это помогает сбросить все то бремя, которое с каждым днём все больше наваливается на каждого из нас, жестоко вдавливая в землю и забирая всё дальше от неба. Стоя под дождем абсолютно все меняются. Может кто-то сначала и хочет сбежать, чтобы сохранить свой безупречный костюм или так заботливо и идеально уложенные волосы. Но такое желание посещает человека ровно до тех пор, пока он не намокнет. А затем уже становится легко и приятно ощущать свою целостность с природой, отдавая ей одной все заботы и насущные проблемы, которые так разъедают душу… Под дождём поднимают свои головы не только деревья и растения, но и все те люди, которые искреннее жаждут утешения, облегчения и свежести своих чувств. Именно об этом она думает прямо сейчас, когда видит струи прозрачного дождя за окном больницы, которые так и зовут её окунуться в их тихое и безупречное счастье. А когда-то она тоже не очень любила дождь… Жила амбициями, теплыми, летними днями и жарким прогревающим солнцем. А потом все вдруг изменилось и она поняла, что так дальше просто нельзя.***
С каждым еле плетущим друг за другом шагом, ему всё больше не хотелось идти в ту сторону, куда сейчас подсознательно плетутся его ноги. Наконец зайдя в укрытие вокзала он присел к какому-то цветочному горшку из камня, с папоротником, облокотившись на легкий выступ у стены. Как бы замаскировавшись, так как он знал, что времени у него более чем достаточно. Через несколько мгновений они должны быть в городе. Минуты шли слишком медленно, не выдержав борьбы организма со сном, его глаза начали потихоньку смыкаться, вследствие чего он задремал, понуро опустив голову в плотный замок из рук, накрывшись огромным капюшоном толстовки. Поезд прибыл. На вокзале людей стало в разы больше. И каждый куда-то бежит со своим полным вещей чемоданом. Он не видел родителей очень давно, если быть честным, он даже и не помнит точного их облика. Узнает ли он их сейчас, ему было неизвестно. Голова медленно поднимается, от того, что по плечу, кто-то мягко трясёт его. Глаза ослепляет яркий свет золотой люстры, что находилась достаточно высоко, но света доставляла достаточно. Два силуэта были в мутной картинке. Спрашивают всё ли с ним хорошо. Момент. На лице этой женщины непонятно одобряющая улыбка. Среднего телосложения, невысокого роста, с рыжей стрижкой, чуть ниже плеч. Ее взгляд моментально был направлен в сторону мужчины, стоявшего по правую сторону от неё. Отец. Его то он узнал сразу, не особо изменился. А вот ту женщину, никак не может принять. Такая наивная натянутая улыбка до сих пор красовалась на ее лице. Протирая глаза от недавнего сна, он медленно поднимается с корточек, пытаясь чётче разглядеть этих двух людей. – Сынок! Ты чего, не узнаешь? - ее руки сами потянулись к шее парня, от чего его подсознательное говорило ему отвечать тем же. Также, как сейчас бы это сделала на его месте Саша. Ради нее, его руки сейчас находились на спине женщины, которая казалось бы родная, но такая по-свойски чужая. Пожав руку отцу и взяв чемодан матери они вышли с вокзала, прямиком побежав за сыном в сторону его машины. В то время, как тот своими огромными шагами, уже загружал вещи родителей в багажник машины. – Ого, Андрюшка, твоя машина? Классная такая. - рассматривая и оставляя жирные пятна, от съеденного пирожка на весь автомобильный салон, говорила она, будто впервые видит эту машину, хотя, так и есть. – Кать, помолчи, прошу - наконец вмешался в эту суету отец. Дубленка старых лет, легкая седина на голове, очки и рубашка в полоску - всё характеризовало его характер, самого его. – Так, сейчас едем ко мне, нам надо очень серьёзно поговорить. - Твердый и поставленный низкий голос, давал понять , что разговор будет ещё каким долгим и что он говорит эти слова со всей уверенностью. Переглянувшись друг с другом родители резко замолкли.***
– О, Андрюш, и это всё твоя квартира? - она ходила рассматривала, каждую комнату ещё не раздевшись. В то время, как он с отцом, отправились на кухню ставить чайник. – Ну, цвет штор мог бы и получше подобрать - эти слова съели и сжали в плотный комочек из бумаги, его душу. Он замер, стоя на кухне. Саша. Его воспоминания коснулись момента, когда она впервые вместе с ним увидела новый ремонт квартиры. * – Цвет сам подбирал? - спрашивала она, рассматривая шторы в гостинной. – Было дело. – Красивые! - незначительная для нее улыбка промелькнула на его лице. И всё, среди массы вещей находившихся в его доме ее привлекли шторы. Черт возьми, шторы! Которые он взял наобум, так как поджимали сроки, с выбором текстиля. Её не привлекал ни уникальный антиквариат торшера из чёрного золота, ни пустая ваза - семейная реликвия, а обычный цвет синих шелковых штор. – Со шторами и цветом всё прекрасно, не смей трогать их. - Твердый ком встал в горле, после этих сказанных им слов. Те, шторы были чем-то ценным для него. Как бы это не звучало странным. – Андрей, а чья эта комната? Рисунки... кто ж это у тебя такой мастер? - она нашла её комнату. Комнату Саши. Сердце забилось ещё быстрее. Взгляд отца устремился прямиком в его душу. В растерянном млем взгляде он искал объяснений, что за срочность в. моих предстоящих разговорах. – А вот об этом нам и надо поговорить. - сглотнув плотный ком, что был в моем горле, произнёс он. – Что девушка твоя? - размахивая руками, заходя в кухню говорила она. Она нервно улыбалась, смеялась, что есть мочи. Но семье Нестеренко на данный момент должно быть совершенно не до смеха – Кать, садись уже, а. Маячишь перед глазами. - Отец вёл себя странно, по отношению к матери. Андрей никогда раньше не замечал такого поведения по отношению друг к другу у родителей. Набрав воздуха в легкие и шумно выдохнув он отвел взгляд в сторону, чтобы на секунду не видеть их взгляда, который готов был съесть его целиком с костями. Нисколько не жалея его внутренних чувств, нисколько не жалея себя. – Не девушка, мам... сестра Взгляд его, в глубину океана глаз, был направлен от одному к другой из присутствующих. В их же глазах в свою очередь, был испуг, растерянность. Его руки дрожали, набивая по столу такт какого-то произведения. Мать с отцом переглядывались друг с другом, не понимая, что сейчас несет их сын. – Не хотите мне ничего рассказать? - тон его голоса понизился. - Я чего-то не знаю или может не знал? - последнее слово он произнес громче, от чего мать дернулась. Да, он не знал, то, чего он должен был узнать ещё лет десять назад, когда был более в сознательном возрасте. – То есть как? Сестру, родную? - мать говорила это дрожащим голосом, что не свойственно для нее. Ее речи всегда была поставленной, но поставленной в том смысле, что она говорила все о чем думает, в этом у неё проблем не было. – Представьте себе мам, пап, родную. Двадцать лет я не знал о ней, представь, мам. - с легкой театральной наигрыностью, демонстрируя руками некую извилистую ветку дерева, говорил он. Он произносил это громко, низким хриплым голосом. – А как зову... – Помолчи, я скажу. - в разговор вмешался отец. Он всегда был правильным и честным человеком. Но вот его высокомерность и безразличие к другим людям губили его. – Слушай, Андрей, ты мальчик взрослый поймёшь. - что за откровенности он несёт. Предположения о том, что они хранят какую-то тайну, от него, семимильно подходят к тому, чего он явно не знал? Если они хранили эту тайну двадцать лет, да может и сейчас не нужно ее раскрывать вовсе. К чему всё это? – Двадцать три года назад, - будто чеканил каждое слово произнесенное им. – Твоя мама, - последнее слово он говорил неуверенно, смотря на женщину, что сидела рядом с ним. Та же в свою очередь, смотрела в окно, что было за мной. – не могла иметь детей. Ступор.. – Тогда нам поступило предложение взять ребенка из детдома. - спустив кружку с чаем, что была около его губ, Нестеренко внимательно слушал увлекательный рассказ отца. А отца ли? – Отлично, и как я оказался в этом самом детском доме? - перебивая, облокотившись на спинку стула, скрестив руки перед грудью интересовался Андрей. – От тебя при рождении отказалась родная мать, так нам сказали - в разговор влезла, как теперь выяснилось приёмная мать Андрея. Но на этот раз она была спокойна и уравновешена. Он встал в ступор. И он не знал и не слышал ни слова о своей родной матери, да вообще черт возьми, что он приёмный ребенок. И что это вовсе не его родители. Теперь-то ясно их такое халатное отношение к нему. Он опустил голову с их прямого взгляда, разглядывая свои тапочки, которые приучила его надевать его сестра. Такая мелочь, а такое воспоминание о том маленьком ангелочке. Слезы сами начали выбираться из таких опустошенных глаз. Скулы в жевательных частях сжимаясь, снова разжимались. – И я не знал об этом? Вы тупо издевались надо мной? Когда меня спрашивали, почему я так ни на кого из вас не похож! - его низкий голос, перешёл на пустой никому ничего не говорящий, крик. – Говорили мол гены деда да? царствие ему небесное.... такой же русый, высокий. А что в итоге и деда то никакого, да? Харизма бровей сейчас была на высшем пилотаже, да и вообще по его молчаливому лицу можно было прочитать все его эмоции, как раскрытую книгу. Несколько секунд назад он задел за больное своими так и кричащими словами. Слова, опустошенного взрослого человека, который в душе возможно ещё и ребёнок. Слезы, что сейчас были совершенно не свойственны для его нахмуренного взгляда, сами, теплой и соленой влагой постепенно занимали четверть его лица. – Фамилия у этой матери хоть есть? - успокоившись немного, он смотрел на них, испуганных до жути. Явно не ожидали такого развития, в период их отсутствия у их сына. Сына? Да и не сын он получается. Формально сын. Биологически нет. – Я уже и не пом.. – Каштанова - перехватил бессмысленные слова матери, отец. Слова отца были финишной точкой в рассуждениях семьи Нестеренко. Андрей полностью переосмысливает всё. Мать и отец так и сидели разинув рот, в непонятном для них удивлении. Тогда, сложился пазл. И те, два элемента, которых не хватало для полной картинки, казалось бы, вот так просто нашлись. Потерялись, черт возьми! Казалось бы необыкновенная философия, в каком то русле геометрия, такая не понятная на первый взгляд, а заглянув глубже становится всё гораздо яснее. – Отлично - протянул он и снова облокотился о спинку стула. - От-ли-чно - ударяя по столу ладонью, отрывал каждый слог; его затекшие колени медленно разгибаются, вставая из этого "семейного" круга. И в конце концов его фигура, что стоит спиной к тем двум людям, оказалась в затемнении оконного света. – А вы в курсе, что у этой Каштановой, есть дочь, которая по совместительству ещё и моя сестра! Да и вообще, нет в живых ее, ну, в смысле матери, дочь, слава богу жива. Он был зол, зол на то что они скрывали не желая ему это когда-то поведать. Он не был зол, на то, что не был знаком со своей биологической матерью, напротив, возможно и рад этому, значит такова судьба, что он оказался не нужным для матери Александры. Он не понимал, почему он сейчас говорит эти слова с таким тоном. Внутри всё сместилось. Всё сжалось в мизерный клубочек тонких нитей от страха, в первую очередь перед собой. Задумчивые лица людей, что сидели напротив, были максимально испуганы. У женщины, что сидела напротив, началась истерика. Слезы сами выходили наружу. – Это не всё. Медленно он разворачивается, смотря этим обоим людям в глаза. Нос время от времени дергается, челюсть сжималась с каждым разом всё сильнее. Он переходит к главному, что наиболее весомо на данный момент. – У Саши лейкемия, ей нужен донор костного мозга, которым могу быть только я. И это нужно, как можно скорее, иначе она умрет. Тяжелый вздох сквозь слезы, был четко слышен из его уст. Он говорил о болезни как то легко. Привык уже к постоянным интригам и тайнам с его стороны. – Матерь божья... и почему ты нам ничего не говорил? - сентиментальность отца сейчас была совсем не к месту, Да и не подходит она к его угрюмому, серьезному лицу. – Вы серьёзно сейчас? А когда я пытался вам что-то сказать, связь обрывалась сразу же, и не по той вине, что расстояние - намерения были ваши. Вам это вовсе не было интересно. К примеру последний телефонный разговор! Вы сообщили, что будете в Питере, а обо мне спросить, ни слова! Ни словечка, обо мне, о моих делах! Голос становился ниже, когда он понял, что криком он ничего не сделает. – Быть может и вообще вы бы раньше узнали, если бы хоть раз интересовались моей жизнью! Страх. Боялся, что выскажет что-то не то. Он не мог сейчас мыслить разумно. Дать ему послушать, что и как он выговорил своим родителям с которыми провел всё детство, он бы стёр тряпкой эту запись и извлёк бы вовсе это устройство с записью. А если переосмыслить ситуацию? По сути, они его воспитали, на ноги поставили, вроде бы он им должен быть благодарен... От таких мыслей пересыхало горло и отдавало некой горечью внутри. – Ее Саша зовут? Сестру? - спустя несколько минут молчания, за его спиной он услышал голос матери, затем обернувшись лицом к лицу увидел ее слёзы. Отца рядом не было. Вышел видимо на балкон. Не любит сентиментальности в его глазаз. Он достаточно загадочен. Любит уходить в себя, когда ему это необходимо. Отчасти, такие уходы в себя, для него, не были в лучшую сторону. – Что? А, да, да. Растерянность, непонимание окутывали его с ног до головы. Подойдя ближе к женщине, он тихо и слабо приобнял ее, дав понять, что сожалеет о выговоренных на эмоциях словах. Но ему это нужно было, неизвестно в каких целях и почему именно на них. А не на кого больше! Он один. – А как вы встретились? - отстранившись от сына, интересовалась она. До сих пор не понимая, как за небольшое их отсутствие, он узнал их самую сокровенную тайну и при этом в его жизнь, а видимо и в их жизнь, пришла новая, никому неизвестная ранее девочка. Андрей тяжело вздохнув, сел напротив нее. Вдохнув воздух и глубоко выдохнув, начал подробно рассказывать об их первой встрече, о его чувствах по отношению к ней, о впечатлениях от разговора с ней. Таких откровений, она не слышала от него никогда. Если быть честным, она никогда, вот так, не сидела не разговаривала с собственным сыном, которого воспитывала всю его жизнь. Он рассказывал и о болезни Саши, и о донорстве и о том, что если он не станет донором для нее, то она может скончаться. – И кстати, когда я просил у вас денег на якобы диплом, мне они для этого и не нужны были впрочем. На самом деле, на лекарства Саше. Без них у нас бы было меньше шансов. Он проиграл. Проиграл себе, своему независимому ни от кого характеру. Он с самого детства был самостоятельным ребёнком, им восхищались! Не понимая насколько тот, беззащитный ребёнок разбит внутри. – Андрей, нам можно с ней увидеться? Она нас примет? Нестеренко был поражен редкостной милосердности матери. По ее безликому характеру можно было всегда вывести только одно мнение : лицемерие и безразличность. Возможно ее чувства задела болезнь Александры. Или в кое то веки сын делиться с ней своими переживаниями, что было довольно таки редко для них обоих. – Она ждёт вас. Он отвечал кратко и спокойно, впервые за минуты их разговора. – Поедем после обеда. - его окружали разные мысли. По поводу и без. Не давало покоя, какой будет ее реакция. Знакомство, всё это на данный момент волновало его сильнее всего.***
Пробка. Мерзкий дождь, наконец начал рассеиваться. Салон автомибиля начали окутывать слабые солнечные лучи, что время от времени заставляли морщится, создавая на выплаканном лице непонятный хаос. По правую сторону от Андрея сидел отец. Сидел словно статуя, складывалось ощущение, что он не моргал от слова совсем. Возможно он переосмысливает, не мошенница ли эта девчонка. Андрей научился читать его лицо по одному лишь взгляду в профиль. Мать сидела сзади, ее было прекрасно видно через боковое стекло. Задумчивая, улыбающаяся поза женщины средних лет. Тонкие, шершавые руки медленно протирают слезы с лица. Возможно рада появлению новой для неё дочери или наоборот не верит этому всему. В машине была тишина. Лишь слабый звук радио создавал некий уют в этой напряженной атмосфере. Вздохи отца, всхлипывания матери, звуки поворотников, приятная атмосфера семейки. – Мам, Саша прекрасная девчонка, я вас уверяю, он вам понравится. Решительность сказанных слов, поражала его. А больше радовала широкая улыбка матери. – Верю. Сквозь боковое зрение я увидел улыбающегося отца. Улыбка.Так редко появлялась на его лице, эта же улыбка была по-собственному приятна. Улыбка окружала прекрасный вечер такого казалось бы приятного, позднего июля.