Часть 1
6 июня 2022 г. в 00:55
Боромир демонстративно улыбнулся — и если бы не его сжатый в бессильной обиде ещё детский кулак, то вряд ли бы кто догадался, какая буря из раздражения и непонимания косматит душу маленького лорда.
— Да ты просто боишься.
— Ничего я и не боюсь! — Фарамир, на голову его ниже, вздёрнул подбородок вверх и улыбнулся хитро блеснувшими глазами. — Просто мне не интересно.
Надо было несколько раз подумать, прежде чем начать выпрашивать у отца с матерью младшего брата. Вот, чем это аукается через восемь лет.
— Потому что тебе интересно только с девчонками играть в их девчачьи игры про дурацких волшебников!
— Да откуда ты… Я никогда не играл с девчонками!
— Это потому что даже они тебя к себе не берут! — Боромир рассмеялся гораздо громче, чем хотел на самом деле. Ничего страшного, это брат ещё легко отделался. В прошлый раз они устроили друг другу хорошую взбучку — потом пришлось весь вечер выслушивать замечания от отца.
И даже лишиться на несколько дней любимой лошади.
— Ну так что? — Боромир сложил руки на груди и несколько раз притопнул ногой. — Ты пойдёшь со мной лезть на башню и играть в героев или будешь сидеть тут один, как маленький? — брат молча отвернулся в сторону и спрятал лицо за волосами. — Ну и хорошо! Потому что я и сам не хотел с тобой играть, понял? Мне вообще не хотелось, чтобы ты шёл!
— Просто это не честно! — Фарамир тоже сжал кулачки и сдвинул к носу светлые брови. Если они подерутся второй раз за неделю, простым заучиванием целых глав по истории Гондора дело не ограничится. — Мы вчера играли так, как хочешь ты, а сегодня должна быть моя очередь!
Пару дней назад, когда игру выбирал Фарамир, им пришлось ставить перед отцом какую-то нелепую сценку про двух воинов. Уж лучше бы на самом деле примерили недавно сделанные доспехи и попытались сами доскакать на лошадях туда, где ещё никто не бывал.
— Я выбираю игру — потому что я старший! Сегодня мы лезем на башню!
— Тогда я буду играть, как будто бы тебя нет, а старший брат я!
… уже сидя в одной комнате на разных стульях и прижимая какую-то вонючую зелёную мазь к подбитой щеке, Боромир с напускной тяжестью вздохнул и покосился в сторону брата. Фарамир наконец-то научился как следует драться; но ему всё равно досталось больше.
Хотя оплеухи от отца горели одинаково сильно.
— А помнишь, как недавно ты испугался крысы? — Боромир стёр мазь с лица тыльной стороной руки, запоздало понимая, что, скорее всего, теперь целительница снова вымажет его чем-нибудь поострее, чтобы не было соблазна трогать.
— Только потому что она на меня бросилась, — почти обиженное фырканье. Вообще-то ни один из сыновей наместника ничего не боится. Это был один из их первых уроков. — Я бы и сам справился, не надо было сразу убивать её.
— Надо было, потому что она тебя напугала, — Боромир встал со стула, подошёл к окну, помахал руками, как будто бы разминаясь, и наконец, делая вид, что просто проходит мимо, остановился рядом. — И я убью каждого, кто обидит моего маленького брата.
Фарамир улыбнулся и уронил голову на не по-детски широкую грудь Боромира. Завтра они обязательно залезут на башню, но после этого ничто не остановит их на пути к чтению записок, оставленных Гэндальфом.
***
Странное место: то ли потому, что туман стелется слишком высоко от земли, как будто кто-то надымил табаком; то ли потому, что не слышно ни одной птицы, хотя сейчас для их песен самое время. Рассвет. Фарамир не мог понять, где находится. Каждое дерево повторяет предыдущее, каждый куст похож на тот, что он проходил несколько минут назад. Только что-то внутри груди больно ноет и зовёт вперёд, словно пытаясь о чём-то предупредить. Слишком незнакомое чувство для лучшего следопыта Гондора, слышавшего свои предчувствия даже лучше, чем свой голос. Большая липкая рука больно ухватилась за плечо. Фарамир вздрогнул. Из мутной реки непробиваемого тумана на него смотрела знакомое побледневшее лицо брата с или треснувшим губами, или по какой-то другой причине измазанным кровью. — Боромир! — сильное тело, спрятанное за несколькими слоями бесполезной кольчуги, обмякло в руках младшего брата как старая детская кукла, в раз смоченная водой. Фарамиру самому показалось, что вокруг стало нечем дышать. — Мне так больно. Фарамир не видел лица брата, но чувствовал, как намокает собственный плащ под его щекой; как теплеют поддерживающие за спину ладони. Они оба слишком часто бывали в боях, чтобы не знать — обычно так горячит вытекающая вместе с жизнью кровь. — Держись. Сейчас я что-нибудь придумаю. Всё будет хорошо, подожди ещё немного, я всё исправлю. Проклятый туман. Трижды проклятые деревья, ничем не отличающиеся друг от друга. Не за что зацепиться. Некуда лечь. Боромир рассмеялся куда-то в плечо брата: — А знаешь, что ещё хуже? — Умоляю тебя, молчи. Ничего не говори, дай мне время. — … что мне ещё и страшно. Последний раз подбородок Боромира дрожал, когда они хоронили мать. Вздрагивали плечи, шевелились в неслышном шёпоте сжатые губы, пачкалось слезами лицо — но он держался. «Я не могу быть слабым, когда моему младшему брату плохо». — Боромир, ты здесь? Ты меня слышишь? — слабое «да». — Помнишь, что ты мне всегда говорил? Нам не может быть страшно, пока мы вместе. Подожди, прошу тебя, я сейчас помогу тебе, дай мне подумать, хорошо? Боромир поднял голову. Разбитая кровью улыбка перерезала его вымазанное красным лицом. — Я бы так хотел, чтобы в это время ты был рядом. … Фарамир проснулся с дрожью в пальцах, плечах и лице. Холод окатил с головы до ног. Слава Эру. Всего лишь сон. Всего лишь очередной дурной сон в очередном военном походе, каждый из которых начинается и заканчивается одним и тем же: по ночам кто-то из знакомых обязательно умирает. Фарамир помнил с детства: если кто-то умирает во сне, это хороший знак. В этот раз всё точно также. Пусть немного отличается по ощущениям, чувствам и страхам, но это то же самое — напоминание, что брату в его погоне за кольцом и улыбкой отца будет сопутствовать удача. — Капитан Фарамир, вы спите? — Нет. — Мы были в дежурстве и нашли кое-что. Можно вам показать? Есть крохотная надежда, что сон продолжается. Потому что птицы всё ещё молчат и туман всё ещё струится по земле. А Фарамир по какой-то нелепой невозможной случайности держит в руках обе части изуродованного Гондорского рога.***
«Я бы лучше в одиночку пошёл на деревню орков, чем ещё раз увидел бы отца в таком состоянии», — Боромир всегда говорил это с улыбкой, запивал слова элем и пытался заглушить все рвущиеся наружу чувства. Фарамир никогда не понимал его. Единственное, что он считал нужным сделать, когда кто-то не находил себе места от ревущей внутри боли, — быть рядом. Большое горе на двоих — это не так уж и много. «Кажется, в этот раз ты оказался прав, старший брат. Как всегда». Отец не отвлекался ни на еду, ни на дела, свалившиеся вдруг на плечи Фарамира, всё ещё гудящие от груза сражений, усталости и потерь. Закутавшись в пропахшую затхлостью шубу, Дэнетор сидел в глубине собственного трона. Хотя, кажется, на самом деле он был слишком далеко отсюда. Его липкие от почти не тронутого ужина руки дрожали над кусками горна, всё ещё сохранившего в себе тепло прикосновений Боромира. Лицо искажалось, как у собиравшегося отправиться на тот свет — то дёргалось в болезненной улыбке, то вымокало от слёз, то корчилось гневом и ненавистью. Фарамир несколько раз порывался уйти, но останавливался от едкого, брошенного стрелой в самое сердце: «Что, хочешь оставить отца наедине с его горем?». Не хочет. Лишь бы только отец понял, что горе у всего Гондора. … и что с каждым днём оно будет всё сильнее и сильнее, если хоть кто-нибудь не займётся хотя бы попытками разобраться в ситуации с орками, белым стариком и, наконец, горящим кровью глазом прямо на соседской территории. «Боромир бы тебе этого никогда не простил, отец». — Я бы всё отдал, чтобы вернуть его. «Я тоже». Фарамир привык не отвечать вслух. В лучшем случае — отец злился. В худшем — злился он сам. На то, что почему-то остался жив и стоит здесь, как памятник, а не обнимает старшего брата в небесных чертогах. — Это не честно. На его месте должен был быть… Дверь открылась. — Лорд Дэнетор, Рохан хочет переговоров. Гэндальф Серый просит услышать вашего младшего сына, капитана Фарамира. Большая лобастая голова с красным мутным взглядом медленно поднялась наверх. Гонцу повезёт, если его не скинут с башни Минас-Тириата. Всему Гондору повезёт не узнать, что наместник на какое-то время раздружился с головой. — Капитан Фарамир не младший сын. Едва слышная в клубке собственных мыслей неуместная надежда: «Единственный?» — Он оставшийся.***
Плечи и спину ломило от усталости — наконец-то от той, что была связана с приятным долгим днём, а не с военными учениями. Фарамир зевнул, лёг на кровать и потянулся. Тёплое лёгкое покалывание растеклось по груди. — Уже ложишься? — тихий голос над самым ухом. Тонкие пальцы у него в волосах. Спокойное прикосновение щеки к напряжённой по привычке шее. — Пока нет. Хочу ещё немного прогуляться перед сном. Выйти на балкон. — Можешь заодно доесть пирог. С праздником, моя любовь, — запретный приём со стороны Эовин. После такого никаких прогулок перед сном уже не захочется. — Я скоро вернусь. Он проводит с ней шестой день своего рождения. Шестой год, когда Фарамир счастлив. Шестой год, когда от Боромира остались только портреты на стенах. Всё ещё не верится — как будто он просто заигрался на очередной войне и уже едет обратно с бутылкой лучшего эля в качестве извинений. С балкона пахло весной. Свежим ночным ветром, зелёными листьями ближайшего леса и даже немного, совсем по-особенному, звёздным небом. Раньше они с братом обожали до дыр засматривать то, что творилось над головами. Вернее, обожал Фарамир, вслух размышляя, смотрит ли на них Эру, погибшие души или всё это просто какая-то шутка, вряд ли заслуживающая внимания. Боромир обычно зевал и говорил, что звёзды созданы для эльфов, вот пусть они и разбираются, кто и куда с них смотрит. Фарамир нашёл взглядом самую яркую точку на чёрном полотне. Ту, которая находилась выше всех и держалась немного в сторонке. Он бы половину жизни отдал, чтобы твёрдо знать — с этой звезды на него смотрит совсем не Эру. Боромир снился ему перед каждым праздником. Иногда молчал и улыбался издалека, пока Фарамир пытался докричаться до него или хотя бы подойти ближе. Иногда крепко обнимал за плечи и спрашивал, как идут дела в Гондоре. Иногда трепал за волосы, смеялся, рассказывал, что недавно видел отца и что сможет его за всё простить, только когда Фарамир ему это разрешит. В эту ночь ничего. Какие-то сонные обрывки про прогулки на лошадях по своему садику, про оттаявшую речку и про пирог Эовин, который за последние шесть лет стал почти вкусным. Боромир съел бы в любом случае. Глаза противно защипало. — Я ведь могу и обидеться, — одна из звёзд перехватила взгляд Фарамира. — Сегодня меня поздравили все, кроме тебя, мой младший брат.
