* * *
У счастливой Майской бутылка опустела наполовину ещё по дороге к пляжу, но, к счастью, сожалению или удивлению, девушка шла поразительно ровно, говорила мало, и ни разу не споткнулась на лестнице, ведущей к морю. — Даник, — позвала она, уже уйдя в сторону, к камням. — Смотри, тут закрыто достаточно, можем тут присесть. Тауланов кивнул и увереным шагом, взяв кроссовки в руки, а носки запихав в карман шорт, двинулся к указанному ему месту отдыха. Он скинул пакет с удивительно большим количеством алкоголя на двоих людей и сел сам, оставляя между собой и Майской не меньше фута . — Комфортно, кажется. — парень огляделся вокруг, сохранил в голове картинку вечернего моря, после чего повернулся к пакету, достал оттуда сухарики, полотенце и банку пива. После профессиональной показухи от Майской её способностей открывать стеклянные бутылки за пару минут ему перехотелось пить что-то крепче. — Я более чем уверена, что что-то здесь не так, — Майская слабо улыбнулась и сделала небольшой глоток прямо из бутылки вина. Её одновременно забавляла и умиляла вся ситуация, и девушка не знала точно как ей реагировать. — У тебя все всегда не так, — парировал Данияр, открыв пакетик и переключившись на расстилание полотенца позади них двоих, при этом выкладвая по краям камнями, чтобы ткань не улетела. — А хули, я пессимист так-то. Даник улыбнулся. — Я реалист. Думаю, ты слишком преувеличиваешь испорченность мира. И людей. И мужчин. Хотя, можно поспорить. — Уж больно ты умный, как я погляжу! — Майская искаверкала строчку какого-то старого дружелюбного стихотворения, название которого не так отпечаталось в голове, как сама его чуть, чем вызвала порцию смеха. — Кать, ты... Не уходи от темы. Девушка сразу поникла, плечи опустились и осанка моментально испортилась. Глаза перестали сиять так ярко и, наверное, совсем бы потухли, если б не алкоголь в крови. — Пойми ты, что я не умею любить, и никогда не научусь... — Майская говорила относительно медленно, чтобы её точно поняли; в этот момент она потянулась к пакету с алкоголем и достала оттуда баночку пива и бутылку вина. Даник поймал взглядом пустую бутылку, валяющуюся возле ноги девушки, а потом увидел уже открытую новую, будто у них был штопр, а Майская была гением. «Насколько быстр... Это третья бутылка?!» — Ты... Ты могла бы дать мне неделю? Как испытательный срок. — предложил Данияр, восстанавливая координацию.— Ты мне нравишься, и я хочу начать с тобой отношения, хочу помочь тебе с твоими проблемами, стать твоей опорой. Но я понимаю, что у тебя есть барьер, который ты не можешь преодолеть. Дай мне неделю, если я заинтересую тебя, буду подходящим — мы сможем стать настоящей, нормальной парой. Я не хочу торопиться, но понимаю, что если что-то и есть, надо двигаться на новый этап отношений. — Погоди. — Катя подняла раскрытую ладонь, пытаясь остановить поток розовых соплей и информации о «сделке». — Как я смогу понять, подходишь ты мне или нет, если ты будешь пытаться выебнуться и показать свою хорошую сторону? Это был более чем логичный вопрос. Когда человек чего-то хочет, он становится добрым, хорошим, самым ласковым. Но стоит ему добиться цели, все старания уходят на задний план. — А давай я всю твою жизнь выёбистым буду? — Данияр допил банку, смял и положил в пакет, чтобы точно не забыть. — Но так, чтобы не врать? — Ага. — Майская кивнула, пытаясь понять услышанное. Как Даник мог выразиться так, чтобы стало вообще непонятно? — Это типа what? — Это типа ya budu tebya lubit' vechno I budu samim horoshim . — Даник бы попробовал на французский манер – все таки, в стране любви, на любовном говорить и надо, но минимальные познания английского и фраза Кати не дали выйти на нужный уровень роскоши. Девушка закрыла лицо руками, пятаясь справиться с волной стыда и нервозности, окативших её с головы. — Ой бля тупой, иди нахуй. — Майская предприняла попытку подняться с песка, но тут же оказалась в захвате крепких рук, которые повалили её на полотенце. — Эй, уйди! Мне неприятно! Даник тихо рассмеялся, после чего убрал руки от девушки и вместо этого предложил ей сухарики. Катерина покачала головой, не особо заинтересованая в пище. Как сказала мать Майской когда-то: «не превращайте закуску в просто еду». Даник попросил – девушка наколдовала: она взрастила из песка самый очаровательный цветок, почти заставила его сиять из-за всей жизненной энергии, текущей по волокнам стебля. Яркие алые лепестки выделялись в темноте, сверкали, отражали лунный свет и, что удивительно, даже грели. В то время как Тауланову необходимы были худи и термобелье, чтобы не замерзнуть зимой ночью на море в северной стране, и все равно колючий ветер пробирался под кожу и морозил кончики пальцев, Майская замечательно чувствовала себя любимицей природы в своей любимой турнике и лёгких на вид узких штанах. Даник завистливо надул губы на это, а потом отвлекся от внешней картины и перевел взгляд на улыбающуюся, абсолютно счастливую и необратимо пьяную девушку. Она завалилась на полотенце в позу кривой, полуприрезанной-полудохлой морской звезды; и даже не смотря на то, что выглядело это до истеичного смешно и даже немножко глупо и нелогично, в животе начали водить хороводы бабочки. Даник лег на бок и взглянул на профиль девушки, которая, кажется, теперь была его. — Звезды сегодня красивые. — Tu красивей, — гулко рассмеялась Катерина, после повернула голову на Даника и посмотрела в его глаза. — Самый красивый. — Только после тебя. — Даник поднял руку с песка, отряхнул о полотенце и понятнулся пальцами к лицу девушки. — Можно? — спросил он аккуратно и тихо, потому что каждый атом его тела, души и существа кричал, что, конечно же, абсолютно точно, без сомнений, не может. Он все ещё не её парень, да и спрашивать разрешения у пьяного человека совершенно бессмысленно. — Да. Why? — ответила Майская с улыбкой, и Даник почувствовал, как волны облегчения смыли все лишние мысли. — Не хочу сделать неприятно, — поделился парень шёпотом, отчасти неверящий, что все происходящее реально. Вдруг он всё испортил, как обычно, вдруг он мешается, а его тупое признание ещё тупее однотипных российских мелодрам, вдруг все все это сон, слова в его голове правдивы, и эти чувства правда односторонние, а прикасаться к Майской все ещё нельзя. — Ты, — тихо рассмеялась Катерина. Она взяла чужую руку сама, и поднесла к своим губам. — Как ты so идеальным? Даник улыбнулся, глаза превратились в маленькие щелочки из-за того, каким милым казались ему эти вставки иностранных слов в совершенно случайные моменты. — Расскажи мне, — попросил Даник. — Расскажи всё, что я должен знать. Майская сначала опустила взгляд и прикрыла глаза, чем немного смутила Данияра; через минуту она очнулась уже более решительной, после чего заговорила. — Ты мне нра-авишься. А lot. — девушка пододвинулась ближе и даже позволила Даник положить руку на свое плечо. Алкоголь моментально впитался во все клетки, и Майская, не привыкшая ни к чему из происходящего, быстро потеряла ориентир и мысль о сохранении образа. — По тебе не скажешь, — Данияр улыбнулся, наблюдая за блестящими обиженными глазами. В них плясали если не черти, то точно демонята, желающие пробраться глубоко в сознание жертвы и сожрать её изнутри. — Потом.. Потому что! Я! — громко начала девушка, а потом сошла вновь на шёпот: — Я не умею лю-любить... Мне слишком не повезло в... Вот в этом. — Майская слабо покачала головой. — Мне очень сложно. И плохо. So fucking terrible. — протянула она и вздохнула, кажется, теряя обладание над своим разумом и задыхаясь. Катя смотрела на происходящее глазами, полными стыда, нежности и чего-то ещё, что со всем остальным не связывалось. Спустя мгновение она вновь пододвинулась ближе, схватила руку Даника и легко поднесла её ко лбу, словно какое-то сокровище, а затем поцеловала тыльную сторону ладони. И заплакала. — Я устала conceal себя и свою жизнь, мне очень больно и offensant, Дань, что я заставляю вас страдать, но... Я не могу. — по её светлым щекам текли слезы. — J'ai peur напугать вас своей сущностью. Пожалуйста... Я бы все рассказала, клянусь, но я боюсь. Себя, хуйлай и всего, что происходит вокруг. Отчаяние. Вот, что было в её глазах. Вот, что она символизировала собой в этот момент. Парень не смог сказать ничего конкретного. Он почти ничего не понял, кроме одного – алкоголь ударил в голову им двоим. — Всё будет хорошо. — он аккуратно провел по щеке девушки кончиками пальцев, перехватывая кристально чистые слезы. — Я хочу помочь тебе. — вряд ли это было то, что он хотел сказать, вряд ли это были правильные слова и правильная формулировка. Но это было то, что подарило девушке улыбку. А за отчаянием пришла надежда, слово финальная стадия принятия. Она приняла его.* * *
После всей ночи, после моря, прогулки и фотографий, после дорогого вина и дешёвых французских закусок, после долгих разговоров и признаний Майская легла спать лишь с одной мыслью: она наконец-то жива; но и та безвозвратно утонула во тьме.* * *
— Майская. Девушка отчаянно не хотела открывать глаза, ей хотелось остаться в кровати подольше, отдохнуть перед экскурсией и никуда-никуда не идти. Это были самые прекрасные условия проживания за всю её жизнь. — Открой глаза. — голос грубый, явно мужской, явно старческий, и явно не на русском, вывел её из равновесия. Майская распахнула глаза и оглядела пространство, в котором она находилась. — Проснись. — голос отразился от воздуха, создав такое эхо, что оглушало. Незнакомый силуэт уже стоял на отдалении, где-то возле переливающейся блеском невидимой стены. Майская медленно поднялась на ноги, не переставая оглядываться и рассматривать пустоту, после чего сделала шаг, а затем ещё неиного шагов в сторону существа. Она шла и чувствовала, как земля пропадает под ногами, уходит куда-то вниз, а потом возвращается в линию, словно сторонясь её. Девушка приподняла руку и на ходу потянулась к стене, не зная, чего она по-настоящему хочет: может, найти дверь или что-нибудь ещё. Может быть, просто проверить, что будет со стенами в этой подпространственной яме. Но материя изогнулась, прогнулась, уходя подальше от рук Майской, и девушка, вдруг испугавшись, резко отстранилась и прижала руки к себе. — Они не любят живых. — пояснил мужчина. Катерина резко обернулась на него, вскидывая руки в боевую стойку. — И тех, кто угрожает жителям этого места, тоже. — Ты кто, твою мать?! — заорала Майская вместо приветствия. Мужчина прокашлялся, после чего сложил руки перед собой и коротко поклонился. — Я бывший Хранитель ветра из Финляндии, Тойво Лехтинен. — Екатерина Майская, очень приятно, — пробормотала девушка, желая шаг назад. — А теперь объясните, как уйти отсюда или... О. — в её глазах промелькнуло узнавание. — Ясно. Новые уроки жизни, да? — Катерина скрестила руки на груди, недовольно нахмурившись и чуть горделиво выступив вперёд. — Ну и в чем я опять провинилась? Почему Ветер? Мужчина сдвинул брови, видимо, не особо довольный дерзким тоном молодой Хранительницы. — Посдержанней, юная леди. Ты все ещё младше меня, а я все ещё у тебя во сне, чтобы преподать ценный урок. Майская вздохнула. В любом случае, она помнила, что от этих нотаций не убежать, как бы она только того не желала, и даже вмешательство из реальности никак бы ей не помогло. — Я хочу поговорить с тобой о твоих друзьях, новеньких, тех, которых ты постоянно отверга- — Идите к черту! — девушка взмахнула рукой, призывая все доступные ей силы, чтобы отправить чужеродца в далёкое путешествие, однако произошло целое ничего. Прозрачные стены даже не покачнулись, чтобы пропустить в мыльную оболочку хоть какие-нибудь растения. — Давайте я сама как-нибудь разберусь, как и с кем мне общаться? Мужчина поднял палец и указал им на Майскую, а стремительный поток ветра уже помчался сбить Покровительницу с ног. Её едва не утащило прочь, однако Майская успела зацепиться, поразительно, за воздух, и пустить куда-то прочь крепкую лиану, чтобы не улететь куда-нибудь совсем в ебеня. — СУКА! — взвизгнула девушка, с силой выжимая свои способности. — Усмири свою дерзость и выслушай меня, черт возьми. — Лехтинен одним круговыми движением запястья собрал ветер в видимый ураганчик возле себя; Майская рухнула в неизвестность на ноги. — Слушаю. — рявкнула девушка, и уже тише добавила: — Блядун. Тойво Лехтинен, уже раздраженный вечным непослушанием младшей колдуньи, явно церемониться не хотел; он бы с огромным удовольствием ушёл прочь, и пусть бы безмозглая девочка разбиралась со своими загонами в голове сама, но он же Хранитель, и он прожил эту жизнь, начав её так же. Людей надо учить, иначе человечество падёт. — Я был таким же, — начал финн тихим, спокойным голосом. — Ярким, горящим идеей про городе одиночество и полную отдачу своей миссии избранного. Я не хочу, чтобы ты совершила ошибку; не хочу, чтобы ты осталась одна в тяжёлые для тебя времена; когда ты вознесешься, тебе нужны будут люди, которым дарована твоя любовь. Не повторяй моих поступков, не отступай с дороги, которая ведёт тебя к людям. — Идите вы нафиг с вашими учениями, я их боюсь! — заорала девушка и отпрянула назад. Почему этот идиот пытается её убедить в таком бреде? Почему она должна доверять людям, с которыми едва знакома? Почему она вообще должна меняться? — Их боишься не ты, а твои предубеждения в тебе. Ты приравняла людей одного к другому, вознеся себя на высокую планку, и теперь расхлебываешь свои собственные убеждения. — мужчина протянул руки к небу. — Тебе пора перестать вести себя так бесчестно и наконец принять этих ребят как часть твоей жизни. Они тебя не бросят. Не покинут. Не предадут. — Ты – Покровитель Ветра. Ты не смеешь мне так говорить! Убирайся из моей головы! — взвизгнула Майская, поднимая руки. — Ты не мож- Покровитель это будто проигнорировал. — Мы все едины. Наша сущность составляет гармонию. Наш внутренний мир должен быть в гармонии, чтобы наш разум был един и чист. И только тогда мы сможем поддерживать структуру мира. — он немного помолчал а потом продолжил: — Прислушайся к моим словам, Хранительница Земли, — поклонился и исчез. Как исчез и сон.* * *
Несмотря на вечернюю пьянку в виде нескольких бутылок вина, стаканчика коньяка, игристого и какого-то коктейля, в семь утра Майская, как ребята и договорились, стояла возле столовой. Не удивительно, но она стояла, реагировала и вполне могла нормально функционировать, в отличие от Данияра, свалившегося на диван неподалёку и обнимавшего бутылку с холодной водой. На диване возле него расположились Никита, Яна и Егор, среди которых первый клевал носом и пытался пробудиться засчёт ленты новостей (изначально он попытался уточнить, работает ли магия на похмелье, но ответа не получил), а последние двое спали, положив головы друг на друга. Если бы ребята снимали тренд «кто во сколько пришел», то получилось бы вполне занятно: Дима в 7:06, Стас с женой в 7:11, Лёша с семьёй сразу после моря в 7:17, а Лера подошла к 7:29. Артём предпочёл остаться в номере, выспаться и не ехать на экскурсию. — Ну, все в сборе? — Дима приподнялся на носочки и быстро пересчитал весь отряд путешественников по головам. — Да. Всё, поднимаемся и к главному выходу, в восемь выезд. — А завтрак? — первым делом всполошился Данияр, вскочив с дивана и едва не рухнув обратно. — Нам не выдали замену пропущеной еде. Масленников тяжело вздохнул. Он совершенно забыл про сухой паек, и теперь за полчаса ему нужно было решить эту проблему. Вернее, ему при поддержке Майской. Вернее, он на это надеялся. — Май. Переведешь? — коротко попросил он, подразумевая длинное объяснение ситуации. Девушка рассматривала свои ботинки так, будто впервые их видела. Дима повторил ещё раз, и когда его снова проигнорировали, подошёл к подруге. Он предполагал, что Майская просто не выспалась. Знал, что она отрицательно отреагирует на вмешательство в личное пространство, и все же коснулся её плеча. Майская подскочила, и даже после этого её взгляд сформулировался не сразу, будто блуждал где-то на отголосках сознания. — Май? — уточнил Дима, понизив тон голоса. — Да? — неуверенно ответила девушка. — Можешь сходить со мной в качестве переводчика? — повторил парень. — Да? — Майская кивнула. — Да, конечно. Парень кивнул в ответ. — Тогда вы все к корпусу, а мы в столовую. — скомандовал Дима, оглядев друзей, Катя слабо хлопнула в ладоши, и вся компания тут же поднялась с диванчиков и направилась по своим местам. «Не бросят. Не бросят. Не бросят.»* * *
В качестве закуски, данной вместо завтрака, ребята получили всего пакет фруктов, несколько булочек и каждому по бутылке воды; к удивлению команды, Димины способности переговоров очень плохо повлияли на мнение французов о русских. Даже несмотря на то, что Майская говорила максимально вежливо (по её словам) и в какой-то момент постаралась взять нить разговора в свои руки и привести всех к компромиссу, дежурная в столовой очень мило объяснила, почему Диме и Кате нормальной еды не дадут. Масленникову пришлось стремительно предотвращать убийство. Часть дороги до пункта назначения ребятам пришлось слушать и гида, и Майскую, подробно описывающую процесс разделки мяса человека. В какой-то момент девушку пересадили в глубь автобуса к окну, чтобы она, глядя на природу, успокоилась. На второй половине дороги ребята уснули, ибо все дружно поняли, что тусоваться в каком-то клубе на территории отеля до полуночи, а потом ставить будильник на шесть – не самая лучшая идея. Почти к обеду команда, наконец, переживу долгие дороги и серпантины, вдоволь перетерпев затекшие ноги и быстрый говор французов, приехали к месту назначения, пропустив больше половины рассказа экскурсовода. Пролив Ла-Манш – таинственное место, где встречаются капризы морского ветра и непоколебимость океанских волн. Это место, где сливаются небеса с водами, образуя природный калейдоскоп непостижимой красоты и величия. Под густым покрывалом тумана скрываются легенды и истории столетий, словно затаенные тайны чужих морских глубин. Утренний туман, словно вуаль, часто окутывает бескрайние просторы Ла-Манша, пробуждая воображение и таинственно скрывая контуры далеких берегов. Стройные мачты парусников, исподволь пробивающихся сквозь марево, словно призраки прошлого, напоминают о величии морских путешествий и исследований. Вплывая в воды пролива, словно в портал в другое измерение, чувствуешь встречу с бесконечностью и могуществом природы. Здесь, под небесами, окрашенными в оттенки рассвета и заката, смешивается свежесть морского бриза с ароматом соленой воды, наполняя сердце восторгом и романтикой морских приключений. Волны ласкают берега, будто пытаясь рассказать свои тайны тем, кто готов их услышать. Пролив Ла-Манш – это не просто водное пространство, это живой образ, вечно меняющийся под влиянием природы и времени, запечатленный в памяти путешественников и моряков на века. — Как плавать собираешься? — уточнил Даник, переводя взгляд на Майскую. Когда Катя повернула голову и в непонимании прищурилась, молча прося пояснить, парень коснулся своего плеча. — В майке. — Катерина поставила рюкзак на землю и, чуть порывшись в нем, показала Данику огромную красную майку с изображением черного кота на спине. — Не замерзнешь? — Так даже теплее. — на это Даник лишь пожал плечами. Один гениальный американский анекдот рассказывает о том, как быстро распознать русского: достаточно предложить ему искупаться в море зимой. Из смелых (и взявших с собой купальник) нашлось немного человек, из которых Дима и Майская устроили заплв на скорость на глубину, Даниу чуть не утопился прям на берегу, Яна забрала Егора для фотографий, а Чернец и Сударь пропали. — Май! — позвал Даник, пытаясь догнать девушку, которая уже уплыла достаточно глубоко. Её, видимо, совершенно не волновалась ни температура, ни то, что потом ей целый день придётся ходить с мокрыми волосами, но любое другое «но». — Эу? — откликнулась Катерина. Масленников едва успел догнать её, как тут же получил под дых и едва не ушёл под воду. — Чё надо? — Ну, вот нас никто не слышит почти. Расскажи о себе хоть что-нибудь. Потом утопить сможешь. — предложил Даник с улыбкой, взмахнув руками, устроив этим серию брызгов. — Я понимаю, возможно, есть что-то у тебя в истории, но нельзя же постоянно молчать и вести себя как дура! Сидишь, хмуришься, злишься на всех, ты на маньяка похожа! — Ой, а ты прям Святой, — рыкнула девушка и резким рывком присела под воду, не желая более продолжать разговор. Майская встряхнула головой, после чего всплыла обратно. Маленькие короткие порядки волос обрамили лицо, сделав его до смехтворного непропорциональным. — Иди нахуй. Дима устало цокнул языком, потирая ушибленный бок. — Тебе не лень нас постоянно триггерить? — Вполне. — хмыкнула девушка, активнее перебирая ногами, чтобы не замерзнуть. — Дерьмовый я человек. — она дёрнула пальцем, в глазах у Димы потемнело; парень даже не двинулся с места, ожидая когда все пройдёт – а когда открыл глаза, то Майской уже и след простыл. Она сидела под зонтиком, в компании остальных ребят, на много раз сложенном полотенце и медленно и аккуратно подворовывала чужой попкорн. Дима повернул голову и увидел спешащих ко всем Никиту и Чернеца: один подгонял другого какими-то полутупыми выкриками и всё пытался повалить обратно в воду. Дураки. Даник уже стоял возле воды, со скрещенными руками на груди, и смотрел на то, как Масленников в гордом одиночестве начинает плыть обратно. Из воды обоим пришлось выйти, Тауланов сразу закутался в куртку. — Эй, Май? — крикнул Дима, подходя к команде, заранее привлекая внимание. Вряд ли это сулило чем-то хорошим, особенно то, насколько девушка тут же сжалась, хоть и поднялась на ноги. — А? — девушка подождала, пока он подойдёт ближе и скрестит руки на груди; сама она знала, что первой открывать рот не стоит. Её могли позвать по любому поводу, особенно в окружении всей команды, особенно сегодня, когда место их отдыха спрятано в грудах камней, где их никто не увидит. Видимо, вот так вот и заканчивается жизнь тех, кто не верит в человечность и людей, кому промывает мозг каждый, кому не лень. По телу Майской пробежали мурашки. Грязные, противные, излишне человечные и человеческие эмоции были густыми и неуклонно накапливались внутри, давили, душили. Бомба замедленного действия с истекающим таймером, которой нужно либо терпение, либо искра. — Ты хочешь убить нас? Только честно. Вопрос застал врасплох, влепил такую пощёчину, что Майская не могла сдержать эмоции. Она подскочила на своём месте, пытаясь то ли возвыситься, то ли сбежать, и будто бы засветилась. Она отступила на пару шагов назад, выходя из тени на солнце и поднимая руки в привычную боевую позицию. — Нет! — она едва ли закричала; одна только мысль об очередных убийства таких прекрасных, добрых, ярких людей вызывала отвращение, боль и непринятие. Майская честно подумала, что, если ей придётся даже оружие поднять на ребят, она быстрее себе руки отрубит. — Я не сделала ничего плохого! С чего ты... Почему... Почему ты решил, что я... Дима вздохнул: ему нужны были все актёрские навыки, какие только бурлили у него в крови; ситуация больше шла на скорость, нервы и резкие удары, ежели на достойную, честную беседу. — Почему бы и нет, а? — пробормотал он себе под нос, ковыряя большим пальцем ноги песок. Сколько раз Майская глушила свет ему в глазах, чтобы уйти, насколько подробно говорила об убийствах, как детально были описаны в том документе все её грешки... — Дима, ты чего?.. — тихим голосом уточнила Яна, медленно поднявшаяся на ноги и прижавшая руки к груди. Возможно, она хотела защитить подругу, закрыть её от чужих испытывают глаз, возможно – узнать правду, но её явно ни капли не забавляла происходящая ситуация. — Почему ты так говоришь? Что я за целый день – за полдня! – успела сделать такого, чтобы ты меня так возненавидел? Я бы никогда не смогла и подумать о вашем убийстве, ты.. Я же.. Вы мои люди, и... — Майская опустила руки в поражении, поняв, что Дима подвёл её к тому, в чем она признаваться не хотела. Она почувствовала, как язык свернулся неизвестным созданием и онемел, тяжёлое, грубое, слишком широкое и эмоциальное слово сидело прямо на самом кончике. Но ребята из команды смотрели на неё – напуганную таким, казалось бы, логичным вопросом, и одним только взглядом просили закончить свой ответ и дать нормальную, ясную причину не бояться спать с закрытыми глазами. Майская возненавидела свои слова навсегда, как, наверное, ненавидела совершенно все о себе, но ещё больше она ненавидела то, как глупо выглядела после. — Вы моя семья... — прохрипела она, больше не в силах сдерживать слезы. — Я люблю вас всех, я нуждаюсь в вас.. Вы мне дороги. Как я могу... Поступить так? — Мне просто были нужны объяснения. — Дима сразу сдал позиции, получив вполне логичный, полный ответ на свой вопрос. — Не хочу, знаешь ли, проснуться из-за ножа в печени. Майская не умела плакать, по крайней мере, не плакала уже много лет, но сейчас, из-за таких беспочвенных и грубых обвинений, ей захотелось разрыдаться; дать всем свои способностям волю, убить всю команду и оставить их в качестве удобрения под корнями деревьев, сбежать вновь, чтобы снова стать свободной и безымянной становилось все лучшим планом за весь отпуск. — Знаешь что? — прошипела Майская, зачерпнув горсть песка и с силой швырнув её Диме в лицо; к счастью, он успел увернуться, хотя маленькие крупинки все равно остались на теле и в волосах. — Иди нахуй. Я убью тебя при первой возможности. Можешь своей маме сразу написать имя человека, на кого писать заявление за убийство. Майская подошла к камню, на котором оставила свои вещи, сгребла их одной рукой и молча ушла в сторону раздевалок. — Ты её обидел. — вздохнул Стас, почти каждой клеткой кожи чувствуя неприятное покалывание, оставшееся от колдуньи. Для Майской каждый божий день становился все сложнее. Она чувствовала, что все вокруг не понимают ее и видят ее только как потенциального преступника. Друзья, с которыми она слепо проводила почти все свое свободное время, все еще могли смотреть на нее с подозрением и страхом. Они наверняка заговаривали позади ее спины, обсуждая возможные преступления, которые она, по их мнению, могла совершить. Эти подозрения были как удар в живот; Май никогда не могла бы представить себя в роли настоящей преступницы, но теперь ее слова и действия стали толковаться иначе. Она чувствовала себя одинокой и непонятой, не зная, как доказать свою невиновность перед своими друзьями. Она знала, что не виновна в том, во что ее подозревают; были сотни причин, которые сплели ее нить судьбы именно так, как оно есть сейчас, и, наверное, Катя ничего не хотела бы менять. Она понимала, что только она сама может определить, кем она является и чего действительно хочет в этой жизни. И хотя это было нелегко, она не должна была сдаваться, а лишь продолжать двигаться вперед и искать свое место под солнцем, даже если это будет стоит тысячам голов, насаженным на кол. В памяти вспыхнули образы: серые каменные стены с отваливающейся штукатуркой и пошарпанными по краям кирпичами, красные запястья в ссадинах от веревок, не дающих убежать, и голодные глаза напротив, в которых то ли «сожрать», то ли «наркотик». И вопли, вспышки. Все, что делает Майскую Майской – в её голове и памяти; все то, что она пережила и что её воспитало, должно быть при ней, но почему же просто хочется все свалить нахуй с плеч и пойти с ордой, ровной спиной вперёд и во всю силу лёгких прокричать: «я свободна. я живу. я – не убийца»? Картины, которые навсегда останутся в памяти Майской, запечатлены кровью, болью и страхом. Эти картины — изжоги пламени, которое поглотило все вокруг, превращая жизнь в пепел и прах. Это обгоревшие тела людей, чей крик о помощи был заглушен ревом пламени. Это картины насилия и убийств, где кровь становилась холодной и безжалостной, заливая собой все вокруг, а убийцы и жертвы становились неразличимыми, их лица искажались от ужаса. Жизнь одного человека, семьи, людей, народа, человечества могли пасть, обрываясь в мгновение ока под прикосновением смерти. Такие события напоминали о хрупкости жизни, о ее беспредельной, противной, глупой хрупкости перед лицом зла. Тень смерти проникает в сердца живущих, напоминая им, что никто не застрахован от ее призыва. Эти картины будут преследовать Майскую долгие годы, напоминая о том, насколько жесток и беспощаден мир, в котором мы живем. Кровавые образы никогда не позволят ей забыть, насколько хрупка и ценна жизнь в этом мире. А еще о том, что она жизнью и смертью правит. — Кать, ты сдохла? — в кабинку (которую и кабиной не назовёшь, спасибо хотя бы каким-то стенам) в раздевалке, совмещенной с душевой, постучали. Голос был Сударя. — Все в порядке? — Да. — нет. Честно, блядь, нет, нихуя у неё не в порядке. Девушка подняла руки к лицу и присмотрелась, чтобы заметить лёгкую дрожь пальцев – может быть, из-за лишней тревожности, а может, из-за двадцати минут под ледяным душем. Майская выключила воду, быстро переоделась, и через несколько минут, дождавшись всю команду у кромки воды, сделав кучу фотографий, и, что самое важное: От Май-Май: «Спасибо, что ты есть, цветочек» «я хочу сойти с ума» «Иногда мне просто хочется сойти с ума, просто жить и не понимать, зачем. Просто существовать, как и большинство людей в настоящем мире, только совсем без эмоций и понимания душ человеческих. Хочу смотреть на все пустыми глазами и думать ни о чем; возможно, о том, как хорошо живут остальные. Возможно, завидовать их способности чувствовать и жить. Люди красивые, но такие опасные и странные... Их же не понять просто так, мозги сломаешь. А если копнешь слишком глубоко — как если бы копал родник — то тебя сварило бы потоком горячего источника, вырвавшегося из ниоткуда, тебя бы сожгло на месте без шанса на спасение. А так — безопасно, так даже приятно, как в сауне, наверное. Иногда хочется стать психом, совсем на чуть-чуть: попробовать и обратно. Они много знают. И понимают тоже много. И одновременно ничего. В этом их прелесть.» ... а то есть написав Марине, Майская уверенным шагом направилась к столовой, где всю группу туристов собирали на обед. Старинное сооружение, возвышающееся на самом краю берега пролива Ла-Манш, было выполнено из светлого камня, которое с годами приобрело благородный серебристый оттенок. Огромные окна арочной формы открывали вид на бурные воды пролива, а внутри здания была расположена просторная столовая. Стены столовой были украшены деревянными панелями и портретами прошлых веков. Высокие потолки поддерживали массивные деревянные балки, добавляя помещению ощущение стабильности и вечности. В центре столовой стоял длинный дубовый стол, который мог вместить десятки гостей, а рядом с ним — меньшие столики для более интимных ужинов. В некоторых уголках, за прелестными резными ширмами, спрятались помещеньица для компаний, друзей, семей, которые хотели бы спрятаться от суеты людского бренного мира. В воздухе витал аромат свежеиспеченного хлеба и трав, принесенных с морских берегов. Столовая оживала во время приема пищи, когда свет от множества свечей отражался в серебряной посуде, а звуки разговоров и смеха наполняли пространство, создавая атмосферу радушия и гостеприимства. Это место, где история сочеталась с современностью, а каждый уголок хранил в себе рассказы о прошлом. Майская взялась за резные ручки из бронзы и распахнула дверь, ведущую в главный зал, широко, ярко, эффектно, но, что самое главное – громко, чтобы каждый понял, что пришла она и её люди. — Ты можешь хоть что-то сделать нежно и аккуратно? — прошипел Дима, натягивая неловкую извиняющуюся улыбку, чтобы остальные отдыхающие не прибили их компанию русских, оккупировавших отель. — Единственное, что я могу сделать нежно и аккуратно – сломать кому нибудь челюсть. — мурлыкнула девушка почти на ухо парню. Диме на мгновение показалось, что он почувствовал, как у него сдавило лёгкие, но ничего не сказал. Он кинул удивлённый взгляд на Даника, который шёл рядом и переписывался со своими друзьями, судя по всему, не особо заинтересованный в потенциальном акте убийства и вандализма. — Идемте сюда! — позвала Арина из-за невысокой ширмочки, которая скрывала отдельную комнату с огромным столом для больших компаний. — По-быстрому смотрите меню, едим и уходим.