***
Купюры, казалось, прожигали мои руки. Я знала, что единственный способ избавиться от этого чувства — отдать деньги, потратить их. Поэтому я пригласила свою подругу Черри на обед в кофейню. — Сдачи не надо, — я бросила бариста куда больше, чем требовалось для пятидолларового капучино, но зато тревога внутри заметно улеглась. — Конечно, здесь не премиум, как в «Starbucks», но уютненько, — оценила Черри, отхлебнув свой кофе. — Кстати, что с твоими волосами? Я пожала плечами и накрутила короткую прядь на палец. — А что не так? Черри выгнула бровь: — Они фиолетовые. — Это мягкий лиловый, — поправила я, растягивая слова. — Он подчёркивает глаза. Черри, видимо, ожидала продолжения, но я как ни в чём не бывало жевала пончик. Я действительно испытала прилив вдохновения несколько часов назад и заскочила в парикмахерскую. Теперь мои волосы напоминали те самые облака, которые я рассматривала сегодня утром. — А ты видела сегодняшний рассвет? — мечтательно протянула я, потягиваясь на стуле. — Просто сказка! Какая гамма цветов и оттенков. Вот бы взять кисть и… — С каких пор ты стала таким утончённым эстетом? — прервала меня Черри, насмешливо фыркнув. — С… всегда? Я положила голову на сложенные на столе руки и посмотрела в широкое окно. Мимо кофейни проходили люди, но для меня они сливались в многообразие цветных пятен. Лазурный, кремовый, пурпурный, терракотовый, бордо, аквамарин, нефритовый, цитрусовый… От обилия наименований в голове виски начало слегка сдавливать, и я зажмурилась. — Раньше тебя даже рисунком на пенке капучино невозможно было удивить. А сегодня ты вся такая облачно-романтичная, аж тошнит. Боль отступила, и я рискнула открыть глаза. Как же тот вчерашний парень из бара с этим живёт изо дня в день? Интересно, хотел бы он, если б мог, поменять свой мозг на какой-нибудь менее креативный? «А я бы хотела?» Мы посидели ещё минут пятнадцать, перекидываясь бессмысленными фразочками и какими-то сплетнями, а потом разошлись. Выйдя на улицу, я ощутила, как меня наполняет чувство безграничного и безраздельного одиночества, буквально перекрывая кислород. Но дело совершенно точно было не во мне. Повинуясь внезапному порыву, я зашла в магазин «Всё для живописи» на углу 42-й улицы и Девятой авеню и, даже не взяв тележку, начала набирать материалы с такой уверенностью, словно всю жизнь этим занималась. «Не ты», — язвительно напомнил внутренний голос, но я отмахнулась, хватая очередной тюбик с акриловой краской. А дома я писала и не могла прерваться ни на секунду. Когда встал вопрос, а что же мне изобразить, то в голове сразу всплыл образ Черри в кофейне. Как удачно свет падал, искрясь в её волосах. Правильные черты её лица. Выразительные тёмные глаза. Краска легко ложилась на холст, и вместе с тем мрачные мысли медленно освобождали голову. Я чувствовала себя счастливой, как никогда.***
Клянусь, я не собиралась делать это так скоро. Но чужое депрессивное состояние начало понемногу поглощать меня, да и необходимы были деньги, чтобы заплатить аренду за квартиру в этом месяце. В бумажнике у парня-художника было не густо, зато сегодня мне улыбнулась удача. Мужчина наклонился, чтобы завязать шнурки, и его бумажник в заднем кармане брюк оказался лёгкой добычей. А проснулась я с диким желанием проштудировать каждый учебник истории в городской библиотеке. «Неужели в этот раз мне достался профессор истории?» — уныло подумала я. Ещё грустнее стало, когда я прошла мимо заброшенных мной несколько дней назад исписанных полотен, которые я оставила на полу у стены. Естественно, ни о каких позывах к творчеству больше речи не шло, но я… тосковала по тем ощущениям, по особому взгляду на мир. Теперь всё вокруг казалось каким-то преувеличенно тусклым. Совсем как раньше. Удивительно, как быстро я привыкаю к тому, что моим не является. Гадкая привычка. Иногда я сомневалась в том, где проходит та незримая граница, что отделяет меня от влияния чужого разума. Была ли частичка меня самой во всём том, что я делала в последнее время? Или меня полностью поглощали абсолютно инородные чувства и эмоции других людей? Я не знала ответов на эти вопросы. Сразу после завтрака я проверила украденный накануне бумажник и обнаружила там несколько обнадёживающих купюр и визитку из мастерской по ремонту автомобилей. Меня уколола совесть. Глубоко так, зараза, уколола. Я удивилась — раньше я ничего подобного не испытывала; не жалела тех людей, у которых крала. А сейчас… А сейчас мне приходится расплачиваться за возможность обеспечить своё существование на ближайшую неделю. Владелец бумажника оказался не только любителем истории, но и на редкость порядочным человеком, что было не на руку при моём-то промысле. Ну почему, почему это не мог быть какой-нибудь среднестатистический клерк, который большую часть дня проводит в рабочем кресле, а свободное время тратит исключительно на сон? Скучно и банально? Может быть. Зато в моём случае снижает риски получить вместе с деньгами малоприятный «бонус» в виде чужих черт характера и увлечений. Собственно, по этой же причине мне нельзя заводить близкие связи. Люди, которых я подпущу к себе слишком близко, наверняка быстро заметят странности в моём поведении. К обеду я-таки вылезла из своей берлоги. Черри позвонила с предложением выпить кофе в её обеденный перерыв, но я с удивлением (или нет) обнаружила, что меня воротит от всего, что связано с кофеином. Что ж, сегодня придётся принести не такую большую жертву, как я предполагала. Вместо кофе я ощутила потребность кое в чём другом. Нервирующий голосок начал зазывать меня в городскую библиотеку. Раньше я бы и не посмотрела в её сторону, но теперь буквально взлетела по лестнице. Люди с едой или книгами сидели прямо на ступенях, греясь под лучами летнего солнца. Но мне же хотелось запереться в четырёх стенах и зарыться в книги с головой, не отвлекаясь на посторонних. Так и случилось: я засела в отделе славянской истории на добрые четыре часа, а когда очнулась, то поняла, что пора выметаться. Воспользовавшись читательским билетом, я прихватила несколько понравившихся книг и покинула библиотеку. На улице было тепло и сухо, несмотря на поздний час. Впору любоваться окружающим миром, проезжающими мимо велосипедистами и бегающими за фрисби собаками. Но я вместо этого опускала глаза, не желая пересекаться с кем-то взглядом. С каждой секундой находиться в окружении такого количества народа становилось всё невыносимее. Я сжала кулаки и ускорила шаг. «Нужно добраться до дома. Ещё десять минут, и я буду на месте. Не так много. Я закрою дверь и, наконец, смогу дышать. В одиночестве. Мне бы только…» Мои путаные мысли прервало столкновение с чем-то твёрдым. Я машинально подняла голову и наткнулась на лукавый взгляд желтовато-зелёных глаз. — Извините, — буркнула я и неловко покачнулась, снова врезавшись в мужчину. — Всё в порядке. — Он услужливо помог мне восстановить равновесие. Вы как, не ушиблись? Ну, просто сцена из кино, ни дать, ни взять. — Нормально. На этой ноте я собиралась удалиться, но обнаружила, что мужчина всё ещё удерживает меня за руку. Я вопросительно глянула на него: подобный телесный контакт не доставлял мне никакого удовольствия. — Если так, то, может, вернёте мне мой бумажник? А, может, и не как в кино. Я потеряла дар речи. Я действительно его обчистила, когда «случайно» оступилась, но меня ещё никогда прежде не ловили с поличным. Пока я раздумывала над ответом, мужчина безмятежно улыбнулся. — Денег в нём всё равно нет, но он мне дорог. Это подарок. Я тяжело вздохнула и протянула ему портмоне. — Сдадите меня полиции? В другой ситуации я бы, может, и удрала, но сегодня голос совести во мне был особенно крепок — спасибо добряку-библиофилу. — Нет. Моему удивлению не было предела. — Тогда чего вы хотите? — Для начала узнать, как вас зовут. — А потом сдать полиции, — подытожила я. Мужчина снова улыбнулся и склонил голову на бок. — Говорю же, нет. Мне просто интересно, что заставляет девушку красть бумажники. Должно быть, что-то важное. Я решила продолжить путь домой, когда поняла, что меня не намерены тащить в ближайший участок. В конце концов, прежняя нервозность вернётся, и мне лучше к тому моменту находиться в безопасном месте. Но случайный знакомый оказался приставучим, он бодро зашагал рядом со мной. — Это совсем не сложно. Хорошо, я начну. Меня зовут Нил. Теперь твоя очередь. — У меня нет имени, — сдавленно проговорила я. Мне совсем не хотелось разговаривать с ним, или с кем-либо ещё. Моего собеседника это, похоже, развеселило. — Такого не может быть! «Если бы», — подумала я. — «Разве может быть имя у того, кто изо дня в день примеряет на себя чужие личины?». Больше я на его вопросы не отвечала. Он, однако, дошёл со мной до моего дома, и — невероятная наглость! — зашёл следом за мной в квартиру. У меня не было времени подумать о том, насколько плох тот факт, что человек, которого я пыталась сегодня обокрасть, теперь знает, где я живу. На тот момент мне уже было настолько плохо, что буквально трясло мелкой дрожью. Но стоило перешагнуть порог родной квартиры, и я выдохнула с облегчением. Я скинула кеды и бросилась наливать себе воду. Несколько освежающих глотков — и всё окончательно пришло в норму. Панические атаки. Супер. — Выглядишь паршиво. Я вздрогнула и едва не выронила стакан. Совсем забыла про Нила, который, похоже, всё это время занимал себя разглядыванием моей квартиры. — Спасибо, — процедила я. — Мне станет гораздо лучше, если ты уйдёшь. Помнится, я тебя не приглашала. Нил пропустил мои слова мимо ушей. — Ты знала, что можно многое сказать о человеке по его жилью? Люди обустраивают всё вокруг себя по своим вкусам. Люди с хобби — тем более. Но по тебе довольно сложно сказать, что тебе нравится. В смысле, все эти вещи, — он обвёл квартиру жестом, — как будто принадлежат разным людям. Я закусила губу, лихорадочно соображая. Как много он успел увидеть? — Почему я не могу интересоваться всем этим? Нил покачал головой. — Это почти так же нереально, как человек, у которого нет имени. Хотя, может, у тебя расстройство личности… Близко. Очень близко. — Чего ты от меня хочешь? — простонала я. Он посмотрел мне в глаза, но я отвела взгляд. — Понять, кто ты. — Уходи. Пожалуйста! Я так и не посмотрела на него, но звук шагов и последовавший за ними хлопок входной двери дали понять, что он ушёл. «Понять, кто ты» Меня накрыла волна истерического смеха. Я согнулась пополам и сползла по стене на пол. Кто я? Сама не знаю. У меня, кажется, даже мысли в голове чужие. И лучше бы это было расстройством личности.***
Нил, вопреки ожиданиям, не оставил меня в покое, и продолжил «навещать» в течение следующей недели. Поначалу я его не впускала, а когда всё же стала открывать дверь, то не разговаривала с ним. Он тоже не особо стремился общаться со мной. Казалось, что Нил меня…изучает. Однажды он застал меня не в самом лучшем расположении духа. Вернее, так себя чувствовал тот парень, у которого я накануне вечером стащила несколько сотен. Чужие деньги снова жгли руки, и я потратила часть на выпивку. Интересная ситуация — каждый раз, когда я воровала деньги, у меня в голове была мысль, что я смогу потратить их на что-то стоящее. Но после неизменно ощущала острое желание избавиться от них и от давления чужих эмоций. А для этого мне приходилось красть снова. Чёртов заколдованный круг! Я не обрадовалась очередному приходу Нила. Желудок жгло, а щёки горели — мне нужно было прилечь. — Слушай, я ни разу не видел, чтобы ты их читала. — Он кивком указал на пылившиеся на тумбе книги по истории… чего-то там. Я их даже не открывала с тех пор, как принесла из библиотеки. — Никогда не любила читать. — Я пожала плечами и снова взялась за бутылку. У калуа был чудесный кофейный привкус, и это всё, что меня хоть сколько-то волновало. — Тогда зачем они тебе? — не унимался Нил. — Не знаю. Забирай. — Я проморгалась, когда мир вокруг слегка закружился. Я, может, и перенимала взгляды и привычки тех, у кого отбирала деньги, но мой организм был приспособлен далеко не для всего, что ему приходилось терпеть. Тот парень явно был покрепче, поскольку нередко налегал на спиртное, а вот я уже сдавала позиции… — Это книги из библиотеки. Их следует вернуть. Но что до остальных вещей — ты могла бы продать их. Это нормальный и вполне честный доход. Я усмехнулась. Бедняжка Нил не знал, что доход, на который я приобрела большую часть этих вещей, был совсем не честный. Хотя, он наверняка догадывался. — У меня есть идея получше. Я поставила бутылку и, пошатываясь, пошла в спальню. Там я вытащила картины из шкафа и вышла с ними на балкон. Тёплый ветер, врывающийся в открытое окно, ещё больше разгорячил мою кожу. Одно за другим — полотна безжалостно были отправлены «за борт». Меня не волновала их судьба. Мне нужно было высвободить кипевшие эмоции. Но спустя минуту мне пришла запоздалая мысль о том, что стоило бы их сжечь. Следом из окна полетел бонго и гитара. А затем фотоаппарат. И листы, исписанные каллиграфическим почерком. Дурацкое хобби. Я бы, пожалуй, и мольберт выкинула, но он не влезал в оконный проём. Я обернулась — Нил маячил у выхода на балкон, его лицо ничего не выражало. Я вернулась в комнату и подошла к доске, висящей на стене. Она вся была усыпана разноцветными стикерами, исписанными совершенно разными почерками. У неё не было названия, как и у меня не было имени. «Волонтёры — худшие люди на планете» «Сутки не ела из-за анорексички. Больше не повторять» «Сломала ногу, когда пыталась выполнить трюк на скейте» «Писала картины всю ночь. Это не дар, а проклятье» «Приготовила хачапури. Пожалуй, этот самый лучший» «Никакого искусства» «Никакой политики» «Никакого спорта» «Никаких социофобов-библиофилов» Я понимала, каково быть каждым из этих людей. Фактически, вывела понятие «эмпатии» на новый уровень. Я хорошо разбиралась в других людях, в людях, которых добровольно пускала в свою голову. Но я никогда не разбиралась в самой себе. И от этого было тошно. — Всё это я написала. — Что? — Нил оживился. Кажется, мой срыв его слегка шокировал. — Всё это, — я обвела рукой оставшиеся в комнате вещи, — даже это, — провела ладонью по волосам, которые уже едва отливали сиреневым, — правда моё. И не моё. — Я не понимаю. — Нил опустился на пол и прислонился к стене. Я вздохнула. — Ладно. Это долгая история. И я пойму, если ты захочешь сдать меня в лечебницу.***
К моему удивлению, Нил не сдал меня в психиатрическую клинику. А стоило бы. Он всё ещё с трудом мог поверить (а может, и не до конца верил) в то, что я обладаю способностью перенимать чужие качества личности. Спустя пару дней мы сидели в коктейль-баре, где Нил снова засыпал меня вопросами. Он глотал какой-то странный на цвет и запах коктейль, и я с приятным удивлением обнаружила, что не знаю названия. Видимо, разум мужика-пропойцы окончательно выветрился из моей головы. Да-да, я воздерживалась от воровства уже несколько дней. Хотелось бы мне сказать, что крылья выросли за спиной, а мир засветился яркими красками свободы… Но на самом деле было чертовски сложно и страшно выкорчёвывать укоренившиеся привычки. — Значит, это срабатывает только через деньги? И обязательно краденые, да? Я кивнула. — Хей, давай закончим на сегодня допрос? — Конечно. Ты будешь что-нибудь пить? — Нил глянул на коктейльную карту, которую я вертела в руках. Я поморщилась. — Не знаю. Может, ты выберешь?.. Нил покачал головой: — Не надейся, что другие будут выбирать за тебя. — Тогда… молочный коктейль? Я не пожалела. Это был самый вкусный коктейль в моей жизни. И я испытала почти детский восторг, когда поняла, что нашла то, что мне действительно нравиться. Мне, а не кому-то другому. Мелочь, а приятно. Позже, конечно, я сделаю много куда более сложных выборов. Позвоню маме. Встречусь с сестрой. Найду работу. А ещё буду навёрстывать упущенное и по-настоящему узнавать себя. И это, пожалуй, самое интересное. Я повернулась к Нилу и протянула ему руку. — Давай начнём заново. Меня зовут Зои. А тебя? Нил одарил меня жизнерадостной улыбкой и мягко пожал мою ладонь. — А меня Нил. Приятно познакомиться, Зои.